Мы встретили его на вокзале в Пскове. 30-летний Сергей, который попросил не называть его фамилию, сошел с поезда «Псков — Москва — Псков». Еще летом он уехал на Донбасс к ополченцам, а теперь вернулся на Родину раненый, очень худой, с рюкзаком камуфляжной расцветки на плече. «Идите, пожалуйста, вперед, чтоб мне не оборачиваться. Привычка… На ряд вопросов отвечать не смогу», — сказал он, предвосхищая интервью.

— Расскажи немного о себе.

— Мне 30 лет. Родом я из Псковской области, из славного города Остров. Жил до этого 10 лет в Москве, работал риэлтором.

— Служил?

— Да, конечно. Как без этого? Войска 12-го главного управления министерства обороны РФ. Но это вам ни о чем не скажет. Ядерная часть страны в общем.

— Почему решил присоединиться к ополченцам?

— Долго за всем этим смотрел, с мая, наверно, начиная. Пока искал выходы, пока ждал от людей ответа… Когда сердце говорит, не думаешь, наверно, ни о чем… Наверно, такое обостренное чувство справедливости. Не знаю. Невозможно на все это смотреть, когда убивают женщин, детей. Поначалу даже не верилось, а когда увидел своими глазами это все… Там все по-другому совсем.

— Как родные отнеслись к твоему решению?

— Двоюродные брат, сестра отговаривали, маму обманывал, говорил, что поехал в гуманитарный батальон. Потом сестра позвонила, услышала взрывы… Поддерживали все, друзья поддерживали. Кто деньги на телефон клал, этим в принципе и поддерживали, чтобы постоянно был на связи, чтоб знали, что я живой.

— Когда ты туда попал и где был?

— Попал туда в середине июля. Сначала в Донецк, оттуда на несколько дней в Авдеевку кинули, потом перевели под Снежное. Там первые бои за Степановку, потом держали Первомайск, штурмовали терминал Мариновка. Это даже по телевизору показывали. Потом перевели в бригаду к Мотороле, защищали вместе Миусинск и Иловайск. Служил в бронетанковом подразделении. Там большинство подразделений бронетанковые.

— К боям тебя готовили?

— У меня была подготовка — до этого я работал в отряде милиции особого назначения города Москвы. То есть как стрелять, тактические действия — я все это знал более-менее. Но, само собой, все это надо было вспомнить. Но там, на войне, все совсем другое. Не так, как все себе представляют.

— Как было со снаряжением?

— Я туда приехал в гражданке. Вот брату своему отдал рюкзак, там камуфляж. В Москве оставил все свои снайперские прибамбасы — два костюма «Леший» и «Кикимора», снайперская разгрузка. Это все трофейное.

— А когда приехал в Донецк, тебе ничего не выдали?

— Мне дали СВД. А там уже со всем остальным сам…

— Снайпер?

— Да.

— Значит, и убивать приходилось?

— Это война. Может быть, в какой-то степени если бы не мои действия, то погибли бы от мин, от действий корректировщика другие люди. Я только там это осознал: когда «снял» корректировщика, буквально через минуту-две мины перестали свистеть. Тогда я понял, что, скорее всего, спас жизнь другим людям.

— А у тебя был какой-то позывной?

— Да. Позывной «Скобарь». Я думал, это легкий позывной. А для них он оказался почему-то тяжелым на слух, на восприятие, на произношение. Как только не называли — и кабзарь, и скОбарь.

— А псковичей там встречал?

— Именно я — нет. Искал везде. С друзьями списывался со всеми, спрашивал, знаете, кто поехал, куда. Потом уже, когда созваниваться стал, слышал, что их там воевала часть в Луганской области. А я был в Донецкой области, поэтому и не пересекался. А так воюет контингент со всей России, СНГ.

— А здесь, на Псковщине, ходят слухи, что среди ополченцев действующие контрактники, наши десантники?

— Да бред. Лично я не встречал. Мы все делали своими силами.

— А в целом в ополчении много добровольцев из России?

— Ну смотрите, в диверсионно-разведывательной группе нас было 12 человек, двое были из Москвы. Преимущественно, 80%, воюют сами местные, шахтеры. Есть добровольцы из России, из Крыма.

— Как мирные жители относятся к ополченцам?

— Конечно, эта война никому ненужная. Совершенно бессмысленная. Мирные жители в основном относятся к нам положительно. Мы для них, как партизаны во Вторую мировую войну — помогаем постоянно. После зачистки мы стояли отдыхали — БТР тут, кто оружие чистит, кто что делает, а они просто подходят — женщины, мужчины, дети по подвалам (мало ли что) — расселись вокруг нас, болтают между собой, не с нами. Говорят, мы так раньше постоянно сидели, а когда укры (украинская армия) пришли, мы постоянно в подвалах сидели, не выходили. А с вами, говорят, можем выйти. Продовольствием помогают.

— Еды ополченцам хватает?

— Нам еды хватало. По-спартански жили — кушать готовили на костре преимущественно. Насчет еды не буду жаловаться — кормили хорошо. Если местным не хватало, мы делились. Когда гуманитарка пришла, нам давали соки, «Колу», «Фанту», ну, естественно, мы детям это отдавали.

— Что с ногой?

— Честно говоря, не хочется рассказывать.

— Тяжелое ранение?

— Ранение не очень тяжелое. Так… Неудачно удирал от танка, взрывной волной меня выкинуло.

— Собираешься вернуться в Донецк, когда выздоровеешь?

— Да, обязательно. Там понравилось очень. Даже если война закончится, все равно туда поеду, вернусь. Я понял, что обрел там, среди них, среди тех, кто воевал, вторую семью. Там лучше, чем на гражданке. Лучший друг. Там все честнее, все лучше, без предательства, без лицемерия.

— Есть будущее у Новороссии, как думаешь?

— Я считаю, есть. Я понимаю, что чем быстрее война закончится, тем лучше. Но если эту нечисть бандеровскую на корню не искоренить, сейчас пожалеть, как после Второй мировой, то потом все будет продолжаться, опять начнется.

— Украинцы жестко воюют?

— Они не умеют воевать. Половина не хотят. Они обдолбанные там. К нам в Донецк привезли парнишку-срочника. Молоденький, лет 20, наверно. Он думал, что он находится в Одессе. Мы ему говорим, ты в плену, а он — да быть не может. Еще одного видел обдолбанного — ему коленки две прострелили, а он и звука не издал.

— Наркотики?

— Я считаю, США всю боевую химию свою проверила на украинцах.

— Как стороны выполняют условия протокола о прекращении огня?

— Да нет там никакого перемирия. Вчера звонил в Донецк, разговаривал со своим лечащим врачом. Спрашивал, бомбят или нет. Не помню, какие районы он мне назвал, говорит, фосфорными бомбами… Какое перемирие? Стреляют. Не так, как раньше, но все-таки…

— А сами ополченцы готовы сложить оружие?

— Нет. Минимум — надо освобождать Донецк, Луганск. А так вообще, не помню, 7 или 8 областей в Новороссии, это все нужно отвоевывать. Тогда Новороссия станет полностью автономной республикой, ни от кого не зависящей. Будет выход к морю, торговые пути и так далее. Экономика у них очень хорошая. Они выживут без помощи России, без помощи кого-то.

— Считаешь, есть возможность отбить территории ДНР и ЛНР?

— Обязательно. Иначе эта война бессмысленна будет. Я не пойму людей, политиков. Зачем тогда столько крови пролито?

— А не возникает ли у тебя аналогии с чеченской войной? Только тогда россияне называли сепаратистами чеченцев?

— Для украинцев я тоже сепаратист. В Чечне была война за нефть. Я не был ни в одной чеченской кампании, но мужики, которые там воевали, говорят, что здесь бывают замесы покруче.

— Какие планы на будущее?

— Вылечусь и поеду обратно. По мне, так чем быстрее я буду там, тем лучше. Дай бог, чтоб все кончилось, чтобы Порошенко понял, что он творит.

— Ни о чем не жалеешь?

— А о чем жалеть? О том, что людям помогал? Бред.

Подготовила Светлана Аванесова
Источник: Псковская Лента Новостей

• amazonS3_cache: a:2:{s:46:»//aviacity.eto-ya.com/files/2014/09/skobar.png»;a:1:{s:9:»timestamp»;i:1713554049;}s:47:»//aviacity.eto-ya.com/files/2014/09/skobar.png&»;a:1:{s:9:»timestamp»;i:1713554049;}}