«Где ты его откопал?» — с такими словами ко мне подошёл Член Военного Совета ВВС БФ генерал Греков Борис Игоревич. «Что-нибудь не так?» — спросил я. «Наоборот, всё так. Он ответил на все наши вопросы. Такое впервые в моей практике».
Такой разговор у нас состоялся с Борисом Игоревичем после Военного Совета, на котором майор Сердюк Алексей Игоревич проходил собеседование перед назначением на должность командира авиационной эскадрильи. Но немного предыстории…
Когда я прибыл к «новому» месту службы в гарнизон Остров, первый, с кем я познакомился уже на зарядке утром, был Анатолий Полонский, впоследствии ставший «Заслуженным лётчиком-испытателем Российской Федерации». Второе знакомство состоялось вечером в спортзале на тренировке по карате. Это был капитан Алексей Сердюк. О нём, как о своём близком друге, мне говорил ещё Тимур Апакидзе. Тимур сразу мне дал задание, как можно быстрее найти Сердюка, чтобы не делать большой перерыв в тренировках. А ещё сказал, что Лёша, как и он, беззаветно предан восточным единоборствам, и мы сразу найдём общий язык. Так и получилось. С тренировки я возвращался с чувством, что давно знаю Алексея. Лёша из семьи потомственных авиаторов. Его батя летал на тяжёлом сверхзвуковом бомбардировщике и разведчике ТУ-22р и передал сыну любовь к своей профессии. Помимо всего Алексей очень разносторонний спортсмен. В качестве примера приведу оценку Сердюка как футболиста, которую случайно подслушал, сидя на трибуне среди болельщиков: «80 килограмм боевого веса, одни мышцы, мощь и филигранная техника. Если Сердюк идёт в атаку, остановить его можно только запрещённым приёмом».
Когда я начал летать в новом полку, первое, что сделал, полетал со всеми лётчиками, которых мне указал первый зам, подполковник Анатолий Анатольевич Максимов, как ненадёжных и требующих постоянного контроля. Потом подошёл к Толь Толичу с просьбой, дать мне слетать с парочкой сильных командиров кораблей, чтобы сразу составить общее впечатление об уровне боевой готовности полка в целом. Я здесь не упоминаю фамилию командира полка, полковника Николая Александровича Мордовалова только потому, что он помимо своих прямых командирских обязанностей тянул «воз начальника гарнизона», а это такая ноша, которая отнимает массу командирского времени и никогда не кончается. Поэтому в вопросах лётной подготовки Николай Александрович в большинстве случаев доверял своим замам.
Как раз надвигались крупные учения — в районе Польши планировалось разыграть целое морское, воздушное и сухопутное сражение. Толь Толич посоветовал мне в этот вылет полететь с Сердюком. Потом я узнал, что Лёша был любимым учеником подполковника Максимова, одного из лучших заправляемых лётчиков Балтики. В общем, взлетели, пошли в район цели двумя ударными группами. Первую вёл командир полка, вторую Толь Толичь. Шли парами, ведомым у Максимова был капитан Сердюк. Я у Лёши инструктором, сижу справа. Сразу понял, что это очень сильный и надёжный лётчик. С такими всегда приятно летать. Можно слегка «расслабиться» и просто наслаждаться полётом в плотном строю. Можно даже не всегда смотреть на ведущего, а «глазеть по сторонам», что в воздушном бою является необходимым условием выживания экипажа.
Пришли в район цели. По замыслу учений мы прикрываем высадку десанта «западных» ракетно-бомбовым ударом с малых высот. Переходим на снижение. Показалась береговая черта в районе Свиноустьце. «Мама родная» — вот это «война». Я столько пиротехники ещё не видел, весь берег в дыму и взрывах. Километрах в 10 в море движется ордер боевых кораблей и палит со всех видов оружия в ту же сторону. На самом берегу идёт высадка десанта морской пехоты с кораблей на воздушной подушке типа «Скат». Мы должны, согласно заданию, при проходе береговой черты на высоте 100 метров дать залп ПРЛ и ПИКС патронами с верхней пушечной установки. Вдруг на малых высотах пошла такая «болтанка», что я сразу начал правой рукой затягивать привязные ремни, левой -помогать Лёше держать самолёт, а головой -периодически смотреть на крылья – «не отваливаются ли?». Наш плотный строй слегка «рассыпался». Говорю Лёше: «Держи штурвал двумя руками, а я буду «шуровать» РУДами».
Так и сделали, самолёт стал держаться более устойчиво, но параметры строя, как не странно, мы стали выдерживать хуже. Мы оба это сразу поняли и вернулись к прежней манере пилотирования. Т.е у Лёши левая рука на «РУДах» (рычагах управления двигателями), правая пилотирует и парирует все порывы «болтанки», я помогаю парировать особенно сильные порывы. Вдруг справа от меня метрах в 70 проносится шестёрка «Старфайтеров» F-104g. У меня одновременно мелькнуло несколько противоречивых чувств и мыслей: Первое – восхищение – «Во дают, немцы!» (Сразу шесть самолётов вероятного противника рядом я видел впервые, тем более в плотном строю). Вторая мысль, удивление – как они не боятся столкнуться, летят такой «оравой», воздушное пространство напичкано самолётами. Третья – надо предупредить остальных, но тут меня перебил КОУ (командир огневых установок): « Командир, там воздушный бой завязался, пара МИГ-23 выскочила сверху». Я и сам это увидел. Шестёрка «Старфайтеров», обогнав нас, тут же ушла в горку, и сверху мимо них пронеслась пара МИГ-23. Я ещё успел подумать: «Наверно, поляки»…
Тут в эфире прозвучала команда Толь Толича: «Циркулярно всем, работу при проходе береговой черты запрещаю». Только я хотел это продублировать нашему второму штурману, как меня опять перебил КОУ: «Командир, сзади-справа наблюдаю ещё пару истребителей, тип – не понять». Пришли на высоту 100 метров, болтанка меньше не стала. Выдерживать строй было по-прежнему трудно, а надо. Я понимал, в этом дыму где-то там трибуны, а первое впечатление о работе нашего полка генералитет будет делать именно по «красоте» пролёта «над полем боя», а уж потом по результатам боевого применения на полигоне. Только снова мелькнула мысль спросить второго штурмана, (в данном случае своего штатного штурмана Иванова Александра Матвеича – он здесь выполнял роль контролирующего), — принял ли он команду, что на стрельбу запрет? Как Матвеич дал длинную очередь из верхней пушечной установки, не дожидаясь прохода береговой черты. (Поясню – стрельба в данном случае велась ПРЛ и ПИКС патронами, которые, разрываясь впереди или сбоку, призваны перенацелить ракеты «пущенные по нам» с радиолокационной или инфракрасной головкой наведения) С одной стороны, я выругался, что не успел его предупредить. С другой – мысленно похвалил, понимая, что пока Матвеич занят стрельбой, он не помогает вести первому штурману самолётовождение, а это на данном этапе учений было важнее.
Проскочили «поле боя», с левым разворотом пошли в набор высоты. Далее полёт по маршруту с выполнением дальнейшей задачи по схеме учений.
В общем, с того первого нашего совместного полёта я оценил Алексея Сердюка как очень сильного лётчика и перспективного командира. В дальнейшем наше служебное и спортивное общение переросло в дружбу. В Чкаловске я занимал должность заместителя командира полка по безопасности полётов. В Острове – зам. командира полка по лётной подготовке, потом просто зам и, наконец, поставили командиром полка, хотя до этого пришлось изрядно поволноваться. Когда меня перевели в Остров, поразился, в какой сильный полк я попал: 13 заправляемых экипажей днём, 9 – ночью, все остальные летают строями днём и ночью, при установленном минимуме погоды и т.д. Потом я понял, за счёт чего была достигнута такая высокая боеготовность полка. Командующий искусственно сдерживал продвижение лётного состава на всех должностях. Если в соседнем полку помощников командиров кораблей сажали на левое кресло уже через 3-4 года после прихода из училища, то в нашем полку правый лётчик мог стать командиром не ранее, чем через 7-8 лет. То же самое было и на остальных должностях.
Я, естественно, как зам по лётной подготовке, стал рваться осваивать заправку в воздухе – «любимый спорт лётчиков». Но командир полка полковник Мордовалов мне это запретил: «Пока я на заправку не восстановлюсь, ты заправляться не будешь». Прошёл год, потом второй, командир полка восстановление на заправку не планирует или ему не дают, а у меня руки «чешутся». Строй заправки я уже давно сам освоил днём и ночью, но это в заправке самое лёгкое, как говорят, в строю заправки лётчик отдыхает после уравнивания скорости и сцепки. И как только командир полка ушёл в отпуск, а я остался за него, тут же позвонил полковнику Максимову. Толь Толичь к тому времени у нас в полку получил «снайпера», звание полковник и ушёл в штаб ВВС Балтийского флота инспектором по Боевой подготовке. «Толь Толичь, я взял себе инструктором подполковника Рыжкова Сергея Константиновича. Мы приступаем к полётам на заправку, как-то «деликатно», вскользь, доложите об этом Командующему, чтобы потом мне не говорили, что я без разрешения начал».
Толь Толич, «хитрая лиса» и говорит: «Если я это озвучу, Командующий тебе её сразу запретит, а меня «выпорет» за отсутствие надлежащего контроля. Поэтому прикинемся оба «пиджаками» — тебе по должности положено владеть всеми видами лётной подготовки, которые есть в полку, вот и заправляйся согласно своим функциональным обязанностям, а потом поставим перед фактом». На том и «порешили». Только начал я вывозную программу, как самолёт АН-26 с Командующим ВВС БФ Анатолием Ивановичем Павловским, летевший с Пушкина в Калининград, вдруг запросился к нам на запасной. «Добро я дал». Самолёт произвёл посадку, встретив Командующего у трапа, я бодро доложил: «В полку производятся полёты согласно плану Боевой Подготовки». Павловский мне: «Ну, давайте проедем на КДП, посмотрим, что у вас лётчики летают».
Поднялись на «вышку», Командующий не рассматривая, сразу тыкает «меня носом» в середину плановой таблицы, как будто он её сам составлял, и показывая на мои полёты, спросил: «Это что такое?» У меня первая мысль: «Кто ж меня заложил?» Но думать некогда, надо отвечать: «Тов. Командующий, это полёты на заправку топливом в воздухе, согласно плану лётной подготовки, поставленной для полка на год…» Дальше Павловский мне мою мысль, что если я не начну заправляться, то Боевая Готовность полка «резко упадёт» а значит и имидж Командующего тоже, развить не дал: «Чечельницкий, у Вас потому и «бардак» в полку, что Вы только своей личной техникой пилотирования занимаетесь. Пока не наведёте порядок в полку, я Вам полёты на освоение заправки в воздухе запрещаю. Вы поняли?» А потом вдруг добавил: «Так, осенью пойдёте у меня командиром транспортного полка в Храброво».
Вместо слова: «Есть» у меня вырвалось: «За что, тов. Командующий?» Ответ Анатолия Ивановича меня обескуражил: «Вам сколько лет?» — «39, тов. Командующий».
«А я в 37 уже был заместителем командира дивизии. Если мы Вас в этом году не поставим, то мы Вас не поставим командиром полка никогда». Я понял, что разговор на этом исчерпан. Павловский улетел, а я четыре месяца до осени «молился», чтобы меня как-то пронесло мимо этой «напасти», уж больно не хотелось уходить с боевой авиации. Бог услышал мои молитвы. Командиром транспортного полка поставили выпускника академии Толю Михайлова, а меня оставили в моём ракетоносном орденов Кутузова и Александра Невского отдельном полку.
Но я отвлёкся от главного героя. Есть у нас с Алексеем Сердюком полёт, которым мы оба гордимся. Юру Лончакова, будущего космонавта, который единственный из молодых лётчиков по приходу из училища, стал ходить ко мне на тренировки по каратэ, я взял к себе в экипаж через год после прихода в полк, а сначала определил его в экипаж молодого командира отряда капитана Василия Иванова. Расчёт был простой, Иванов летать будет, как молодой, много, а соответственно, много будет летать и его правый лётчик. На начальном этапе для «правака» это главное. Но чтобы Иванов Лончакова чему-то научил, надо было научить ещё самого Иванова, поэтому я подготовку Иванова как командира отряда и инструктора, взял под личный контроль.
На ту лётную смену со Штаба Авиации поставили задачу — выполнить полёт на БС (полёт на Боевую Службу или как мы ещё говорим, на ФВР – Фактическую воздушную разведку). Хотя на такие полёты должны летать только боеготовые экипажи, я решил это требование руководящих документов «немного» нарушить: и БС выполнить и подготовку Василия Иванова вперёд продвинуть. Поэтому спланировал ведущим заместителя командира эскадрильи Алексея Сердюка (Лёша к тому времени уже дорос до зам.комэски и стал майором), а ведомым поставил Василия Иванова со мной в качестве инструктора на правом кресле. По результатам этого полёта я должен был Василию дать допуск к самостоятельным полётам ночью строем.
Взлетели, пристроились, пошли на маршрут, всё обычным порядком. Лётчик в строю стоит в целом нормально, мне вмешиваться почти не приходиться, только подсказываю иногда. Идём за облаками 6-8 баллов, в разрывах периодически видны огоньки прибалтийских городов. Прошли береговую черту, вышли в море, только развернулись на курс 180 градусов, как влетаем в облака. По «науке» ведущий в таких случаях должен своевременно дать команду: «Роспуск», а если это происходит неожиданно, как в данном случае, ведомый обязан это сделать самостоятельно, т.е. подскочить вверх на 300 метров. И далее два экипажа выполняют полёт эшелонировано, но в этом случае большая вероятность потерять друг друга, особенно в сложных метеоусловиях. Ночью в облаках специально не летают – опасно.
Но в памяти неожиданно всплыл эпизод, связанный с молодым командиром корабля Виктором Жильцовым. Был у нас в полку такой лётчик, к сожалению, рано ушёл из жизни. Мы тогда по учениям производили бомбометание ночью боевыми бомбами ОФАБ-250 на морском полигоне одиночно с 3-х минутным интервалом со средних высот. Я вёл боевой порядок этой ударной группы. При подходе к ТБР (точке боевого развёртывания) на самолёте Виктора Жильцова отказал локатор. По «науке» командир корабля в этом случае обязан об этом доложить руководителю полётов на полигоне и пройти «холостым» без выполнения боевого применения. Вместо этого Виктор доложил мне и спросил разрешения, меня догнать и выполнить бомбометание по ведущему. В авиации есть такой приём, но ночью он не применяется, т.к. ведомый, как правило, запаздывает со сбросом своих бомб. Он же отделения бомб не видит. К тому же Жильцов тогда ещё не имел допуска к полётам ночью строем. О чём я ему сказал: «Как ты в строю будешь стоять, у тебя же допуска нет?» Он мне: «Я буду стоять не в строю, но рядом».
Я понимал, что это нарушение, но я понимал и лётчика, что ж боевую бомбу домой везти? А если это война? Короче, дал ему команду: «Догоняй, в строю повнимательнее, сброс только по моей команде». Сам уменьшил скорость, чтобы он нас быстрее догнал. Предупредил КОУ, чтобы он с Жильцова глаз не сводил и всё время меня информировал, где и как он стоит. Жильцов меня догнал, пристроился, сначала далеко, потом 3 на 3 (так мы называем строй по интервалу и дистанции, соизмеримые с размахом крыла и длиной самолёта). Я по интервалу разрешил ему ещё чуть ближе подойти, дистанцию приказал такую и держать. РП полигона предупредил, что работаю парой. В общем, сбросили мы две бомбы на оценку «отлично», а так бы привезли одну домой. Вот что значит инициатива лётчика!
Именно этот эпизод как-то мгновенно пронёсся в памяти, когда мы, следуя за Алексеем Сердюком, неожиданно влетели в облака. В общем, если я скажу, что в тот момент принял сразу решение, попробовать не разрывать строй, то погрешу против истины. Скорее сработал принцип: «Ввяжись в драку, а война план покажет». Чисто рефлекторно, ничего не объясняя Иванову, некогда, я заваливаю крен влево с одновременной отдачей штурвала от себя. С принижением всего метров десять, т.к. боюсь потерять ведущего из виду, мы же облаках, одним махом перескакиваю из правого пеленга в левый. Тут же выскакиваю наверх, занимаю строй один на один и оцениваю, можно ли стоять, насколько это опасно и трудно. Всё это я сделал без доклада ведущему – то же, конечно, нарушение, причём, грубое. Но пошёл какой-то необъяснимый «кураж».
Сердюк меня спрашивает: «209-ый, Вы где?» Отвечаю: «Обернись влево, увидишь». Он: «Понял… наблюдаю. Будете стоять?» Отвечаю: «Пока стою». Сам весь уже мокрый от напряжения. Облака достаточно плотные и неоднородные. Лёшиных строевых огней, несмотря на то, что я стою близко, не видно. Мелькает только красное АНО. (аэронавигационные огни на крыльях: на левом -красный, на правом – зелёный, в хвосте – белый) Мигалку (проблестковый огонь при полётах строем мы не включаем, сильно бьёт по глазам). Ано то видно, то временами почти пропадает, напряжение сильнейшее. Я понимаю, что в таких условиях выполнять полёт опасно, но «кураж». Я думал, что давно переболел этим «детским увлечением», оказывается – нет. Иванов, что-то проговорил, типа: «Командир, может, хватит?» Я ему: «Не мешай, салага, сиди, смотри».
Минут через 10 понял, что больше не могу, выдохся, от напряжения начали слезиться глаза. Докладываю Лёше: «Больше не могу, нужен отдых, а ты стоять сможешь?» Сердюк мне: «Попробую».
Я ему: «Выхожу вперёд, если что, сразу отваливай с набором». Лёше мне: «Понял». Дальше я аккуратно добавляю обороты, плавно выхожу вперёд, не сводя глаз с самолёта ведомого. Я пилотирую самолёт, сидя в правом кресле, Лёша сидит в левом, т.е. хотя пеленг строя изменился, мы постоянно видим друг друга. Вижу, «орёл» стоит. Летим так минут 10. Теперь Сердюк докладывает: «Больше не могу, выхожу вперёд».
Я ему: «Готов. Выходи». В общем, так мы каждые 10 – 15 минут меняя друг друга, вышли в район острова Борнхольм, естественно не нарушая границ Швеции, Германии, выполнили там разведку всей надводной обстановки и вернулись обратно. И это всё в плотном строю ночью в облаках. Строй держали без перерыва часа полтора. При проходе береговой черты обратно, облака кончились. Лёша включил автопилот, мы перешли в правый пеленг, я отдал управление Васе Иванову, а сам, вытирая пот со лба, (наконец появилась такая возможность), предался «заслуженному отдыху» — смеюсь. Хорошо хирургам, им во время операции медсестричка салфеткой лоб промокает и «стопарик» с огурчиком подносит, а у нас даже стюардессы в экипаже нет, штатным расписанием она, видите ли, не предусмотрена…
В общем, зарулили на стоянку. Я с Ивановым провёл короткий разбор полёта. Потом поднёс кулак к носу, как мне когда-то делал генерал Пироженко: «О том, как мы летали, никому не рассказывай, и сам так никогда не делай, опасно». Потом сел в свой «уазик» и поехал к самолёту Сердюка, их как раз тягач закатил к капонир. Пожали с Лёшей друг другу руки, сказав при этом: «А ведь что-то могем!!!» и довольные собой и друг другом поехали на ужин.
С тех пор, когда мы встречаемся с Лёшей, а теперь уже Алексеем Игоревичем Сердюком, учитывая, что он генерал и начальник Центра Боевой Подготовки Морской авиации России, мы всегда с удовольствием вспоминаем этот вылет и отдаём должное своей тогдашней влётанности. Поскольку, я думаю, в Российских ВВС мало осталось лётчиков, которые летают сейчас ночью строями, а в облаках тем более, а в Украине их точно нет ни одного, расскажу в двух словах, в чём здесь «фишка», почему мы с генералом Сердюком так гордимся этим вылетом. Когда летишь строем днём, всё видно: фюзеляж, крылья ведущего, расстояние до него, принижение, превышение и т.д. Ночью видишь только один огонёчек АНО и выдерживаешь строй по интенсивности его свечения рядом с тобой и за счёт огромного опыта подобных полётов до этого. Меня этот «феномен» поражает до сих пор.
В первом своём самостоятельном строе ночью, так получилось в рассеянном лунном свете за облаками, мой коэффициент «обалдения» достиг процентов 98%. После разворота у меня пошли такие иллюзии в плане осмысления своего пространственного положения, что я не только оторвался от строя, я даже не мог понять, выше меня находится ведущий или ниже. Мало того, что я тогда так больше и не смог пристроиться к ведущему, хотя видел его всё время. Я провалился ниже ведущего на 600 метров, но мне казалось, что мы летим почти на одном эшелоне…
Но когда я влетался, мне достаточно было зацепиться глазом за огонёк АНО, дальше глаза, руки, ноги сами делали то, что им положено, чтобы удержаться в строю. Но в облаках этот наработанный навык определять интервал и дистанцию по яркости, с какой ты наблюдаешь свечение АНО, не годился, т.к. интенсивность его свечения менялась каждую секунду. В итоге, мы с Лёшей тогда по ходу полёта нарабатывали новый навык. И тогда, и сейчас я чётко понимаю, такой полёт можно выполнять только с лётчиком, в чьей технике пилотирования и надёжности ты уверен, а лучше, если вас связывают ещё и дружеские отношения. Тогда точно — другу можно доверить свою жизнь…
Кстати, умение летать ночью строем и определять положение по одному огоньку АНО однажды спасло жизнь мне и моему экипажу. Тогда в полёте ночью правый лётчик мне должил, что со стороны острова Готланд наблюдает внизу «мигалку». Я сделал правый крен, тоже её увидел и сразу понял, что это не наш самолёт. Спустя секунд 20-30 снова сделал правый крен (когда я в горизонте мне с левого кресла этот самолёт видно не было, определил, что он идёт с большой вертикальной скоростью и в нашу строну. Когда я сделал крен в третий раз, сомнений у меня уже не было — это истребитель, идёт на наш перехват и главное, меня он не видит. На истребителе лётчик один, и ночью это чисто приборный полёт по приборам. Я успел заорать: «КОУ включи фару заправки», а сам тут же отдал с креном штурвал от себя. В ту же секунду в лучах фары заправки рядом с нами в считанных метрах в крене, впереди и чуть выше пронёсся шведский истребитель-перехватчик «Вигген»j-37. Когда я об этом инцинденте доложил в разведотдел авиации Балтийского флота, там сказали, что мне очень «повезло». Ночные перехваты со стороны шведских ВВС можно «пересчитать на пальцах»…
Закончить этот рассказ о своём друге генерале Морской авиации России Алексее Сердюке хочется вот каким соображением. Если Владимир Григорьевич Дейнека для всех, кому посчастливилось служить под его началом, является эталоном Командующего, то Алексей Игоревич Сердюк является образцом настоящего русского генерала. Именно так о нём выразился бывший Командующий ВВС Балтийского Флота генерал-лейтенант Виктор Николаевич Сокерин. Я и очень многие офицеры, прапорщики, матросы полностью разделяют эту оценку Алексея Игоревича как Командира, Лётчика, Человека. У него был очень непростой путь до генеральского звания. Будучи Начальником Штаба ВВС Тихоокеанского флота планировался на должность Командующего, но попал под раздачу за чужие «грехи», вернулся на Балтику. Сейчас делает всё, чтобы восстановить Морскую авиацию России, которую так «бездарно», не побоюсь этого слова, развалили в года перестройки, и этот процесс никак не остановится до сих пор, но я уверен, благодаря таким офицерам и генералам, как Сердюк Алексей Игоревич, России удастся восстановить былую славу и величие своей Морской авиации. Главное, чтобы им не мешали…
Полковник Чечель
- amazonS3_cache: a:5:{s:57:»//aviacity.eto-ya.com/files/2013/08/yak-130-v-polyote.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2144;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:65:»//aviacity.eto-ya.com/files/2013/08/yak-130-v-polyote-300×215.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2144;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:55:»//cdn.eto-ya.com/aviacity/2013/08/yak-130-v-polyote.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2144;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:63:»//cdn.eto-ya.com/aviacity/2013/08/yak-130-v-polyote-300×215.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2144;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:58:»//aviacity.eto-ya.com/files/2013/08/yak-130-v-polyote.jpg&»;a:1:{s:9:»timestamp»;i:1732317497;}}