«Мы притягиваем в свою жизнь всё то, о чём думаем».
Ричард Бах.
Как-то при очередном пролёте через Москву на Кавказ меня «отловил» мой бывший лётчик Анатолий Полонский: «Товарищ командир, представляюсь – Нелетающий космонавт № … вот диплом».
«Почему нелетающий»? – спросил я.
«Я иду по классу «Бурана», как космонавт-испытатель. Программу «зарезали», теперь будут летать на американских «Шатлах», т.е. их пилоты, наши инженеры. Так что полететь реально, у меня шансов практически нет», — ответил Анатолий.
«Толя, а может это и к лучшему. Возьми Ивана Бочурина, «Заслуженного лётчика-испытателя СССР», 5 лет в отряде космонавтов, а так и не полетел». Мы с Анатолием как-то были в гостях у Ивана Бочурина. Иван поделился тогда впечатлениями от полётов на аналоге «Бурана». К Бочурину в тот вечер мне удалось взять Юру Лончакова, своего правого лётчика, по счастливому совпадению оказавшегося в Москве. А позже, на огонёк заглянул ещё космонавт Анатолий Арцебарский. У него и у Ивана Бочурина я был инструктором по горным лыжам на военной турбазе «Терскол» в Кабардино-Балкарии, там мы и познакомились. Потом соответственно общались в Москве или у меня в Николаеве, когда представлялась такая возможность. Юра Лончаков тогда и предположить не мог, что лет через 15 его назначат Командиром отряда Российских космонавтов, и Арцебарский был первым «живым» космонавтов, кого он «потрогал своими руками». И я тогда хорошо помню, какое неизгладимое впечатление произвело на Юру общение с такими незаурядными лётчиками и людьми…
Но, сначала немного предыстории. Сам я пробивал поступление в Школу Лётчиков-испытателей три года. Сначала в отделе кадров авиации Балтийского флота мне отказали по причине, что поступить в Школу испытателей со старого типа самолёта, фронтового бомбардировщика ИЛ-28, на котором я тогда летал, практически невозможно. Против этой «железной» логики мне возразить было нечего. И лишь через несколько лет я узнал, что мои два однокашника по училищу: Миша Поздняков и Серёжа Буров наплевали на подобные советы «умных» дядей и на свой «страх и риск» приехали в город Ахтубинск, несмотря на то, что в тот момент летали на ИЛ-28 инструкторами в Челябинском ВВАУШ. Их сначала даже на аэродром не допустили, не то, что к экзаменам. Ребята так и жили почти месяц, дожидаясь «неизвестно чего». Потом количество поступающих кандидатов резко пошло на убыль. Кто-то «завалился» на экзаменах, кого-то срезали на медкомиссии. Тогда вспомнили про них. В итоге, ребята прошли все препоны и добились зачисления слушателями военной Школы лётчиков-испытателей. Я «снимаю перед ними шляпу» и отдаю должное их настойчивости и вере в свои силы. Мне тогда этого не хватило. Впоследствии Михаилу Позднякову присвоили почётное звание «Заслуженный лётчик-испытатель Российской Федерации», а Серёжа Буров добился звания «Лётчик-испытатель 1 класса».
Второй раз, когда я служил уже в Белоруссии в 57 мрад, мне отказали по причине, что я ещё не освоил бомбардировщик-ракетоносец Ту-16, на котором только приступил к полётам. Потом мне исполнился 31 год, а в Школу лётчиков-испытателей берут до 30. Я считал, что уже всё кончено, как вдруг, с Ахтубинска на меня пришёл персональный вызов: «Товарищ Чечельницкии В.В., несмотря на Ваш возраст, Вы рассматриваетесь кандидатом для поступления в Школу Лётчиков-испытателей. Ждём Вас на конкурсные экзамены, высылайте документы…» Я понимал, дело не в моих лётных качествах, просто мои однокашники, братья Олег и Константин Припусковы постарались. Они к тому времени уже окончили эту Школу и сделали мне вызов. Я тут же написал очередной рапорт на имя командира полка и стал ждать результата. Препоны пошли сразу. Неделю рапорт не подписывал командир полка Сергей Прокопьевич Диденко. В конце концов, он рапорт подписал: «Не возражаю, при условии замены выпускником Военно-Морской академии подполковником Абрашкиным». Не возражаю – отзыв в целом, положительный, рапорт со всеми необходимыми документами ушёл дальше, а я стал целенаправленно готовиться к теоретическим и практическим экзаменам. Помню своё состояние тогда – летал, как на крыльях!!! Примерно через месяц меня вызвал начальник строевого отдела полка и вручил мне мой рапорт, исписанный мелким убористым подчерком. Я, не веря своим глазам, взял его с мыслью: «Что там можно так много написать?»
А написано было следующее – после резолюции командира полка шло резюме Начальника штаба дивизии полковника Литовченко: «Весь 1977 год личный состав 170 и 240 мрап (я успел послужить в обоих полках дивизии) напряжённо трудился, чтобы сделать майора Чечельницкого В.В. командиром эскадрильи и инструктором. Он хочет уйти в испытатели, зачеркнуть весь огромный, вложенный в него труд большого коллектива людей. Отпускать считаю нецелесообразным»… Дальше шёл вывод начальника политотдела дивизии, полковника Анохина Владимира Ивановича. Он в ещё более витиеватых выражениях расписал мысль начальника штаба, что я «бегу с фронта в тыл, ищу лёгкой жизни, не считаюсь с мнением коллектива, короче, дезертир» — отпускать нецелесообразно. Владимир Иванович пользовался безграничным уважением среди личного состава, но здесь он неправ.
Командиру дивизии даже места на рапорте не хватило. Так он прямо на вызове наискосок, крупными буквами начертал: «Запрещаю»… и подпись генерал Пироженко И С. Я тогда вышел напрямую на Командующего ВВС Балтийского флота генерал-лейтенанта Павловского Анатолия Ивановича, изложил суть дела. На что получил ответ: «Раз командир дивизии считает, что Вас отпускать нецелесообразно, я поправлять его не буду. Решайте вопрос с ним». Я тут же написал письмо однокашнику Олегу Припускову, закончившему в первом наборе эту Школу лётчиков-испытателей ещё в 1974 году: «Олег, вот такая ситуация, не отпускают, помоги приехать». Он в ответ: «Вася, ты только приедь…» А как приехать, когда я в системе ВМФ, а Школа в системе ВВС – это совершенно разные «епархии»… Я ему в ответ: «Так я приехать как раз не могу, документы на руки не дают, да и командир дивизии сказал: «Мне хорошие лётчики самому нужны» — помогите его обойти». В общем, не передать горечь моего разочарования, когда «Жар-птица» была почти в руках, но пролетела мимо…
Прошло 5 лет. Я успел закончить Военно-Морскую академию в городе Ленинграде, прослужить ровно две недели в 12 омрап в гарнизоне Остров, что под Псковом, потом 8 месяцев в 15 разведполку на аэродроме Чкаловск под Калининградом, и снова вернуться в Остров. Прилетел я в пятницу вечером попутным самолётом. Доложил командиру полка полковнику Мордовалову Николаю Александровичу «О прибытии к новому месту службы» и завалился спать в гостинице, весь переполненный впечатлениями от «нового» гарнизона. В 7 часов утра проснулся, в спортивных трусах с полотенцем под мышкой выскочил из гостиницы и побежал, не торопясь, знакомиться с окрестностями гарнизона Остров. Из крайнего дома впереди меня метрах в 100 вдруг выскочила мускулистая спортивная фигура и побежала в ту же сторону, куда направлялся и я, а именно к красивейшему озеру, под названием «Гороховое». Бежали мы примерно с одинаковой скоростью, расстояние между нами сохранялось, но когда выскочили за пределы гарнизона, фигура приостановилась, подождала меня. И когда я пробегал мимо, вдруг спросила: «Вы, наверно, наш новый зам. командира полка по лётной подготовке»?
Отвечаю: «А как Вы угадали? У меня, что на трусах или на лбу написано?» Фигура представилась: «Командир корабля капитан Анатолий Полонский. Мы о вас уже навели справки, знаем, что Вы спортсмен. Разрешите, я Вам покажу самые красивые окрестности нашего гарнизона». «Не возражаю», — и мы побежали рядом, неторопливо беседуя о службе, полётах, жизни вообще… Я как-то сразу ощутил, что этот симпатичный капитан близок мне по духу и жизненным ценностям.
Так началась наша дружба. Не скажу, что она была тесной, но когда выдавалась такая возможность, я всегда с удовольствием общался с Анатолием. Сделал с ним специально несколько полётов, убедился, что этот лётчик обладает очень сильной техникой пилотирования и является перспективным офицером.
Помимо всего, Толя, будучи Кандидатом в Мастера спорта по шахматам, обладал аналитическим складом ума, артистическим обаянием и впоследствии стал вести все вечера части. Но окончательно я «положил на него глаз» после следующего эпизода. Были какие-то крупные учения. Поскольку на тот момент я был самым молодым командиром полка из вновь назначенных, Командующий ВВС БФ Пётр Иванович Гончаров принял решение в начале учений находиться в нашем гарнизоне. Он присутствовал у нас в полку на предполётных указаниях, а потом весь первый вылет оставался на КДП.
Согласно поставленной задаче и условиям учений весь полёт должен был осуществляться в режиме полного радиомолчания, запуск двигателей по зелёной ракете, и лишь на четвёртом развороте каждый командир корабля был обязан доложить о выпуске шасси, а при проходе дальнего привода запросить посадку.
По плану я взлетал первым, за мной полк. По зелёной ракете, молча, запустили двигатели, вдруг в эфире я услышал голос Полонского, он назвал мой позывной, а затем доложил: «345, не идёт правый двигатель». Я ему в ответ выдал только одно слово: «На резервный». Я не знал, успел экипаж Анатолия перебежать на резервный самолёт или нет. Взлёт полк должен был осуществить в строго в назначенное время, ждать никого времени не было. Зрелище, я вам скажу впечатляющее: около 30 самолётов с минутным интервалом в режиме полного радиомолчания выруливают на полосу и взлетают. Сбор самолётов в отряды и ударные группы за облаками осуществлялся «на петле», и далее все группы на трёхминутном интервале шли в район цели, которую изображали корабли Балтийского флота. Так называемая КУГ (корабельная ударная группа), которую мы должны были «уничтожить» ракетно-бомбовым ударом.
Режим радиомолчания соблюдался неукоснительно, но не в ущерб безопасности полётов. Поэтому чаще всего до цели летели, молча, а потом приходилось выходить в эфир, чтобы избежать схождения самолётов в воздухе, т.к. на ТУ-16 нет средств межсамолётной навигации, и трёхминутный интервал выдержать достаточно сложно, особенно в СМУ или при полёте над морем. А в этом вылете ситуация вообще сложилась внеплановая. Когда вышли на радиолокационный контакт с целью, оказалось, что она разделилась, и вместо одной отметки на экране локатора сразу три. Пришлось прямо в полёте менять схему удара, выдавая целеуказание ударным группам. Хорошо у меня штурман был толковый, однокашник по военно-Морской академии Александр Матвеич Иванов, сразу всё посчитал и по палетке цели выдал предложения, кому, по какой цели, бить. Соответственно всё это я озвучил на всех каналах связи, короче, «базара» в эфире и незапланированных маневров в районе цели получилось много.
Пришли домой. На четвёртом развороте и при проходе ДПРМ я, как и положено, вышел на связь с РП, получил условия и разрешение на посадку. После заруливания на стоянку, прыгнул в свой командирский «уазик» и скорее помчался на КДП. Поднялся наверх, доложил Командующему о выполнении поставленной задачи, и дальше стали вместе смотреть, как садится полк. Всё шло без замечаний, пока не дошла очередь до Полонского. Он «проигнорировал» доклад на четвёртом развороте и также, молча, прошёл над дальним приводом. «Он у тебя что, немой»? — спросил Командующий, — « Поезжай, разберись с ним».
Я опять в свой «уазик» и поехал к самолёту Полонского разбираться с «разгильдяем». Экипаж Анатолия как раз выходил из кабин после заруливания и закатки самолёта тягачом на стоянку. «Полонский, почему не запросили у РП разрешения на посадку»? – как можно суровей спросил я. Экипаж дружно, не дожидаясь ответа командира, начал его выгораживать, что он сделал все положенные доклады. И сам Анатолий подтвердил это. Я ему возразил, что сам был на КДП и ни одного доклада от него не слышал. Однако капитан Полонский стоял на своём. Поскольку ситуация была двусмысленная, я приказал снять магнитофонные записи с самолёта и КДП. После прослушивания выяснилась такая «деталь». На самолёте чётко слышно, как Анатолий делает положенные доклады, но Руководитель полётов их не слышит. Оказалось, на резервном самолёте Полонского, на котором он полетел, техники «забыли поменять» кварцы, т.е. произошла смена радиочастот на всех каналах связи, а у Анатолия в полёте было полное радиомолчание. И он ни секунды не усомнился, что это всё по плану, мол, так и надо. Командующий дал указание, режим полного радиомолчания – вот он и соблюдается. А то, что вся группа и ведущий делает какие-то незапланированные маневры, Толе это всё было «до лампочки» — война есть война. Он чётко выполнял первую основную заповедь ведомого лётчика: «Сохранять своё место в строю, постоянно следить за ведущим и не терять его из виду». Я когда прослушал запись всего полёта, отдал должное устойчивости его психики. Сразу вспомнил ещё один общий с ним эпизод.
Мы тогда возвращались с ГДР по учениям «Запад-83». На них осуществлялась проверка всех сил и средств ПВО стран Варшавского Договора. Только по дороге туда по моему отряду, который я вёл, было выполнено 24 атаки истребителей-перехватчиков. Последняя пара МИГ-23 вынырнула из — под меня, когда я проходил ДПРМ при заходе на посадку на аэродром Вернойхен. Меня, помню, тогда поразили два момента: первый, до чего истребители «обнаглели», если им засчитывают такие снимки, (бомбардировщик в прицеле с выпущенными шасси и закрылками, видно, что заходит на посадку) — «Боевую задачу – то мы уже выполнили, ракеты по «Берлину пустили», раньше перехватывать надо было.
А второй момент — что перехват осуществили какие-то «пришлые» МИГ-23, а не МИГ-25 или ЯК-28, базировавшиеся тогда на этом аэродроме, думаю, надо же хозяева какие «гостеприимные – своё воздушное пространство «чужим» отдают. Обратно мы шли на следующий день уже в другом боевом порядке. Ведущий – капитан Полонский с инструктором подполковником Толь Толичем Максимовым, заместителем командира 12 омрап. Затем ведомый в правом пеленге – Сергей Антошкин, я у него в правом кресле в роли инструктора, и слева должен был стоять Юра Калинин, тоже с кем-то из инструкторов. Но поскольку Толь Толич был одним из лучших заправляемых лётчиков Балтики, такую возможность мы для учёбы упустить не могли. Оба ведомых экипажа стояли в правом пеленге в строю заправки, а Толь Толич, наблюдая за нами, делал замечания по выдерживанию строя. Вдруг я в кабине услышал посторонний, сильнейший грохот, который намного перекрыл шум наших двигателей. Это вообще-то, нонсенс – в полёте услышать шум не своих двигателей. В следующую долю секунды я увидел гэдээровский МИГ-23 (Германской Демократической Республики) в перевёрнутом положении проносящийся мимо самолёта ведущего в считанных метрах, причём с такой скоростью, как будто мы стояли на месте. Я увидел его пламя от форсажа, и в ту же секунду истребитель сделал переворот и провалился вниз. А мы тут же в плотном строю влетели в его спутную струю. Строй «слегка рассыпался». Учитывая, что самолёт Антошкина был плотно зажат с двух сторон, мне пришлось вмешаться в управление и рвануть штурвал вверх «от греха подальше». Толь Толичь издал буквально вопль в эфир про воздушное хулиганство этого лётчика, и какими последствиями оно чревато… Я его понимаю — если я, стоя от ведущего справа в 20-25 метрах, т.е. от меня до истребителя было метров 30, испытал на миг чувства страха от неожиданности вперемежку с восхищением: «Ну, даёт немец!», то мимо Полонского с Максимовым истребитель прошёл чуть выше и левее всего в 5-10 метрах. И всё это на форсажном режиме работы двигателя. Было от чего испугаться. Но, когда потом я обсуждал этот эпизод с Анатолием Полонским на земле, то отдал должное его сдержанной реакции. Чувства страха у него тогда не было, или он просто не успел его испытать, настолько всё произошло скоротечно.
Как бы то ни было, эти два эпизода меня убедили, что лётчик Полонский обладает очень устойчивой психикой и хладнокровно действует в самых сложных ситуациях.
За год до описываемого случая с Полонским в Школу лётчиков-испытателей ушёл капитан Серёжа Андреев. Помимо блестящей характеристики он увозил с собой мою открытку на имя Начальника Школы полковника Цуварева. В ней было написано буквально следующее: «Этому лётчику не надо никакого «блата», просто присмотритесь к нему, повнимательнее. По своим моральным и деловым качествам достоин стать испытателем, ручаюсь, как за себя». И подпись — В. Чечельницкий. Ясно, что не в открытке дело. Сергей поступил сам. Но когда я пробивал поступление в Школу, испытатели дали мне совет — чтобы на тебя обратили внимание и при равном количестве набранных баллов сделали выбор в твою пользу, очень ценится помимо официальных документов чьё-нибудь поручительство. Оно никогда не бывает лишним. Именно поэтому, зная этот «пикантный» момент, я поручился за Андреева. А до него с нашего полка в школу лётчиков-испытателей поступил Костя Калугин. Но тогда я о нём просто слышал, но его не застал. А познакомился с ним и подружился уже в Москве, много лет спустя , когда летел на Байконур. Вот тогда мы и вспомнили эпизоды, кто и как пробивался тогда в испытатели. Но вернёмся к Полонскому.
После ночных полётов я рассчитывал в субботу отоспаться часов до 10-11 утра, но уже в 9.00 разбудил телефонный звонок со штаба ВВС Балтийского флота. Звонил начальник отдела кадров полковник Нелаев Юрий Петрович: «Василий Васильевич, на флот пришла одна «разнорядка» для поступления в Школу лётчиков-испытателей. Командующий приказал обзвонить всех командиров полков, чтобы они дали по одной кандидатуре в отдел кадров, а мы сами здесь по личным делам проведём среди них конкурс и в понедельник, на утреннем планировании доложим итог Командующему».
(Спустя 26 лет, совсем недавно, я узнал, откуда появилась эта «разнарядка» в испытатели. На самом деле вызов пришёл лётчику Геннадию Рябову, но его командир дивизии генерал Пироженко Иван Семёнович и Командующий ВВС Балтийского флота Пётр Иванович Гончаров не отпустили, а поскольку «вызов» всё-таки был, Командующий приказал начальнику отдела кадров полковнику Нелаеву найти кандидатуру на замену)… Кстати, майор Геннадий Рябов пробился всё таки в Школу лётчиков-испытателей, но уже на следующий год. Закончил её, работает с тех пор на этом поприще, в данный момент на авиационном заводе г. Воронежа занимает должность Зам. Генерального директора, в 2007 году получил звание «Заслуженный лётчик-испытатель России» и продолжает очень интенсивно заниматься испытательской работой.
А тогда я спросил: «Юрий Петрович, а вы кому-нибудь уже об этом звонили?»
«Ещё нет, Вам первому, я же выходец вашего полка» (Юрий Петрович в своё время был в нашем полку замполитом). Говорю: «Юрий Петрович, вот Вам две фамилии: капитан Полонский и майор Татьянин. В понедельник, для доклада фамилия будет одна. Просто мне надо поговорить с обоими офицерами. Больше никому не звоните, скажете, что по итогам проведённого конкурса победил лётчик 12 омрап. Вы меня знаете, я вас не подведу. Два пилота Калугин и Андреев уже стали испытателями. Уверен, что и в этот раз мой «протеже» пройдёт».
Юрий Петрович не сразу согласился с моей «авантюрой», но я его убедил. Он мне дал слово, что больше никому звонить не будет. Я через оперативного дежурного приказал вызвать ко мне в кабинет на 12.00 офицеров Полонского и Татьянина. Сам приехал на час раньше, взял их личные дела с целью более глубокого изучения. Ровно в назначенное время оба чётко доложили о прибытии.
«Товарищи офицеры, один из вас в этом году поедет поступать в Школу лётчиков-испытателей. Мне надо определить, кто? Что скажете»?
Первый ответил майор Татьянин: «Тов. Полковник, я планирую совершенствоваться как лётчик и командир, хочу поступать в этом году в Военно-Морскую академию». «Понятно, свободен, подождите за дверью». Как только Костя Татьянин вышел, Анатолий Полонский чуть ли не «бухнулся» передо мной на колени – это я говорю образно, просто тогда меня поразила его «горячая» реакция на моё сообщение, обычно он очень сдержан в проявлении эмоций: «Командир, это моя давняя мечта. Я уже написал рапорт, только не давал ему ход. Жду, когда нам придёт 1-ый класс».
«Я уже позвонил в Москву. 1 класс вам подписали, недели через две придёт. Давай рапорт, я подпишу, а сам начинай готовиться, экзамены будут серьёзные, даже на внешний вид будут смотреть». В общем, в понедельник в 7.30 утра я доложил полковнику Нелаеву Ю.П. фамилию Полонский, он её озвучил Командующему, тот утвердил, и Судьба дала Анатолию шанс круто изменить свою судьбу. Он его использовал в полной мере. Я, так же как и Сергею Андрееву, написал для Анатолия открытку на имя Начальника Школы. Так Анатолий не только поступил в Школу, благодаря своим личным качествам, его сразу после окончания учёбы взяли в Москву на аэродром Чкаловский и именно благодаря его способностям, он был отобран в отряд космонавтов, которые должны были в перспективе летать на «Буране». Что же делать, если руководство СССР было таким недальновидным, что пошло на поводу у американцев и свернуло такую перспективную для нашей страны программу.
Но Анатолий Полонский всё равно добился многого в своей профессии – стал «Заслуженным лётчиком-испытателем Российской Федерации». И чтобы более полно рассказать об этом замечательном лётчике и человеке, которым я горжусь, как воспитанником нашего полка, поведаю жизненную историю, в которой Анатолий сыграл ключевую роль.
Представьте себе яркий солнечный день, белоснежный снег, голубое небо и красивейшие горы Кавказа – горнолыжный курорт Домбай. Я уже почти месяц живу здесь и никак не могу привыкнуть к этому священнодействию. Всё время вспоминаю роман Эрнста Хэмингуэя «Праздник, который всегда с тобой». Это он сказал о Париже. Но в данном случае это выражение подходит полностью к Домбаю. Несусь на лыжах с верхней очереди канатки. Вдруг в стороне вижу яркий комбинезон и в нём стройную, женскую фигуру. Ноги сами поворачивают в ту сторону. Проношусь мимо в красивом вираже, на долю секунды встречаемся с девушкой глазами, проношусь ещё метров 300. И тут до меня доходит, что у неё очень горестный взгляд, который совершенно не вяжется с тем праздником жизни, который вокруг. Понимаю, что у человека горе. Хочется помочь, но как? 300 метров по «крутяку» вверх не залезешь. Я развернулся, домчался на лыжах вниз к подъёмнику и сразу поехал наверх. Сверху примчался к тому месту, где видел девушку, но там её уже не было.
Катался ещё пол — дня, пытаясь найти девушку с грустным взглядом, но все комбинезоны, на которые я обращал внимание – это была не она. Сделал крайний спуск, выехал на полянку, откуда отходили машины и автобусы, снял лыжи, и вдруг я увидел ту, которую искал. По её позе, потухшему взгляду, было видно, что у человека горе. Я подошёл: «Извините, по моему, Вам нужна помощь»?
Я понимал, что вряд ли мне искренне ответят на мой вопрос. Одно дело, к даме подходит мужчина с внешностью Ален Делона или в крайнем случае, Шварцнегера, а тут какой-то скромный, ничем не выдающийся, мужчина предлагает вам помочь – шансов, что на меня как-то среагируют, практически не было Но, что-то в моём тоне, видно, вызвало в ней доверие. «Мне помочь невозможно», — был ответ.
«Расскажите», попросил я. Она поведала мне свою грустную историю. По большой любви вышла замуж. Всё было поначалу хорошо, родила двух детей. Муж – полковник в Звёздном городке. Но потом замучил ревностью, в доме каждый день сцены и скандалы — с кем была, почему задержалась и т.д. Короче, от такой «весёлой» жизни приняла решение уйти из дома, хотя сама без работы, больна, и уходить, в общем-то, некуда, только на частную квартиру. Тем не менее, приняла твёрдое решение уходить, т.к. такую жизнь больше терпеть не хочет. А сюда приехала к подруге, чтобы подороже продать свои вечерние платья, и обеспечить себя деньгами на первое время. «Ну, и чем Вы мне поможете»? спросила она с издёвкой.
Думал я недолго: «Стойте здесь», — с этими словами я прыгнул в горные лыжи, проехал 100 метров вниз к почтовому киоску. Купил там открытку и конверт, на открытке написал: «Толя, если к тебе обратиться Таня М., сделай всё, о чём бы она не попросила, даже если понадобиться переспать в постели… Ей нужна помощь. Подпись… Командир». Потом запечатал это в конверт. На конверте написал два телефона: рабочий и домашний, и фамилию: Полонский Анатолий Борисович. Вручил это всё девушке со словами: «Если Вам будет очень плохо, позвоните по этому телефону, Вам помогут». Мы ещё немного поговорили и расстались. Через пол — года я летел куда-то на юг через Москву. Позвонил Тане, телефон не отвечал. Тогда позвонил Анатолию: «Толя, привет! Тебе за это время звонила Таня М?» Он отвечает: «Позвонила один раз: «У меня Вам письмо от Вашего командира»,- но выбрала очень неудачный момент, я как раз улетал в Канаду на «Руслане».
Анатолий ответил: «Девушка, я сейчас улетаю, перезвоните по этому же номеру через неделю, тогда сможем встретиться, поговорить, и Вы передадите мне письмо комадира». Толя сразу понял, что ситуация неординарная. Когда прилетел, ждал звонка, но она так и не позвонила. «В общем, так и осталась эта история для меня невзвешённой», сказал мне тогда Анатолий.
Прошло ещё полгода. Снова лечу через Москву на свой любимый Кавказ, опять позвонил Тане М. – переживаю, как у неё там жизнь сложилась. В этот раз на звонок ответили. Когда Таня узнала мой голос, её радости не было предела: «Вася немедленно приезжай. Мой муж хочет тебя видеть. Ты спас нашу семью».
«Подожди, а что произошло»? И Таня рассказала, что когда она позвонила Анатолию Полонскому, услышала в трубке его красивый, сильный, мужской голос, она вдруг сразу поняла, что теперь она не одна – у неё есть защита. Она буквально на тонком плане прочувствовала Анатолия, какой он надёжный мужчина. В ней сразу произошла мгновенная перемена. Из бесправной, слабой женщины, «сидящей на шее мужа», она превратилась в женщину, сознающую свою красоту и имеющей право на личную жизнь. И когда пришла домой, муж почувствовал, что с ней что-то произошло. Не сразу — несколько месяцев понадобилось ему, чтобы изменить своё отношение к Тане, но он его изменил. « Теперь я свободно хожу в бассейн или после 10 вечера на теннисный корт, т.к. раньше время занято. Никаких сцен ревности, муж мне доверяет. У нас вновь стала нормальная семья. Приезжай в Звёздный, ночуешь у нас, мы очень хотим тебя видеть. Анатолия тоже пригласим», — продолжала она радостно изливать свои эмоции.
«Таня, я очень рад за тебя, но через два часа у меня самолёт на Мин. Воды. Так что удачи тебе, и до встречи где-нибудь на горных склонах». Так закончилась эта история, где лётчик-испытатель Анатолий Полонский сыграл ключевую роль в судьбе женщины, которую он и в глаза не видел. Кстати, Анатолий до сих пор не знает, какой бы приказ он от меня получил, если бы Таня передала ему это письмо. Но даже не читая его, он всё выполнил безупречно…
Что я хотел сказать этим примером? Как часто мы, занятые своими делами, проходим мимо чужого горя. А ведь иногда нужна самая малость, чтобы помочь незнакомому человеку в трудной жизненной ситуации. Просто надо быть внимательным к жизни, и не ждать подсказок со стороны.
Сейчас «Заслуженный лётчик-испытатель Российской Федерации» Анатолий Полонский занимает солидный пост в аэропорту Домодедово. Попутно летает на «Боингах». Как он сам говорит: «Не реже двух раз в неделю появляется желание прошвырнуться над Европой в какой-нибудь Париж или Барселону, и я себе в этом не отказываю». Крайний раз мы встречались с Анатолием в моём любимом гарнизоне Остров Псковской области на 70 — летней годовщине нашего полка. Тогда Толя написал стихи, которыми мне хочется закончить рассказ об этом замечательном лётчике и человеке, а ещё добавить, что помимо Калугина, Андреева и Полонского, Школу лётчиков-испытателей закончили штурманы 12 омрап: Сергей Филипов, Виктор Васильев (дослужился до Главного Штурмана этой Школы) и Олег Швецов (к сожалению, погиб 9 мая 2012г, разбился на «Супер Джете» в Индонезии). А Юра Лончаков стал космонавтом. Согласитесь, нашему полку есть чем гордиться…
Чечельницкий Василий Васильевич
- amazonS3_cache: a:5:{s:48:»//aviacity.eto-ya.com/files/2013/12/eto-bylo.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2581;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:56:»//aviacity.eto-ya.com/files/2013/12/eto-bylo-150×150.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2581;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:46:»//cdn.eto-ya.com/aviacity/2013/12/eto-bylo.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2581;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:54:»//cdn.eto-ya.com/aviacity/2013/12/eto-bylo-150×150.jpg»;a:2:{s:2:»id»;i:2581;s:11:»source_type»;s:13:»media-library»;}s:49:»//aviacity.eto-ya.com/files/2013/12/eto-bylo.jpg&»;a:1:{s:9:»timestamp»;i:1732241050;}}