В.Н.Взоров. Курсант летного училища в г.Брянске. 1934 г.
«Испания! В сухой земле твоей
Спят тысячи товарищей бесстрашных.
Ты к сердцу их прижала, как детей.
Когда ж весной зазеленеют пашни,
Знай: наша кровь смешалась в них с твоей»
В.Б.Азаров
Испанская Жанна д’Арк — Долорес Ибаррури, секретарь Компартии Испании, в своем обращении к советским участникам боев в Испании писала: «Вспоминать о днях героической борьбы испанского народа против военно-фашистского мятежа — значит обращаться мыслями к одной из самых волнующих скорбных страниц истории нашего отечества. Среди героев-бойцов, которые вызвали в нашем народе вечно живые и неизгладимые чувства любви и признательности, были и вы, советские товарищи и друзья. Примите же эти строки как дружественное напутствие к вашим воспоминаниям о тех славных и героических днях, когда вы сражались на земле и в небе Испании за свободу и независимость нашего народа и за свободу всего мира. Позвольте от души сказать вам еще раз: «Спасибо за принесенные вами жертвы, товарищи и друзья».
Прошло пятьдесят лет со времени окончания Национально-революционной войны испанского народа, первым начавшим вооруженную борьбу с международным фашизмом. В солнечный день 1986 года свыше тысячи человек из более чем двадцати стран собрались в Мадриде на чествование героев интернациональных бригад, пришедших на помощь истекающей кровью Испании. К 50-летию начала этой войны собравшиеся заложили в Мадриде памятник советским воинам-интернационалистам, погибшим в Испании. В испанской земле покоятся мои лучшие друзья, мои боевые товарищи: Филипп Замашанский, Карп Ковтун. Они похоронены на деревенском кладбище в двенадцати километрах от нашего аэродрома Алькала де Энарес. На Мадридском кладбище покоятся мои боевые командиры и наставники — Сережа Тархов, Володя Бочаров, Дима Павлов. Земля Испании впитала в себя и мою кровь. Но все же я остался жить и всю свою оставшуюся жизнь не забывал своей боевой юности, боев в небе Испании, встреч с испанскими друзьями.
В том 1936 году я служил командиром экипажа истребителя И-16 в 41-ой авиаистребительной эскадрилье Западного Особого военного округа. Эскадрилья базировалась на аэродроме, расположенном в предместье Брянска. Наш комиссар Ведерников на политинформациях рассказывал нам о событиях в Испании. На рассвете 17 июля 1936 года руководитель фашистской «Испанской фаланги» генерал Франко на радиостанции Мелильи в испанском Марокко послал в эфир условный сигнал на восстание против республиканского правительства — «Над всей Испанией безоблачное небо». Мятежные генералы-фашисты вывели свои войска и захватили города Севилью, Кадикс, Гренаду, Кордову. Однако в крупных промышленных городах при помощи вооруженных рабочих республиканские войсковые части подавили мятеж.
Началась гражданская война. На помощь Франко Гитлер и Муссолини бросили большую группу войск. Правительство Испании обратилось к странам Запада с просьбой о военной помощи. Страны Европы рассмотрели заявление и вынесли решение о невмешательстве. Решение подписали все, в том числе Германия, Италия и Советский Союз. Однако поняв, что мятеж без их помощи обречен на провал, Гитлер и Муссолини усилили поставки оружия, боеприпасов и направили дополнительные войсковые части в помощь фашистской фаланге. Тогда республиканское правительство обратилось за помощью к народам мира и организовало из добровольцев интернациональную бригаду.
Советское правительство, видя нарастание военной помощи фашистам со стороны Германии и Италии, разрешило под видом добровольцев направить в Испанию, с условием сохранения государственной тайны, свои вооруженные силы.
Никто из нас об этом не знал. Мы совершенно спокойно занимались боевой и политической подготовкой, проводили учебные воздушные бои, стрельбы по мишеням и уж совсем не думали, что нам придется воевать в Испании. Но однажды в конце июля на нашем аэродроме сел самолет командира бригады Якова Владимировича Смушкевича. Командование эскадрильи выстроило на аэродроме весь личный состав для встречи комбрига. После рапорта комэска комбриг Смушкевич обратился к летчикам с призывом откликнуться на обращение правительства Испании и помочь в боях с фашистскими войсками. Потом он скомандовал: «Желающие принять участие в боях против фашистов в Испании, два шага вперед!» Эскадрилья, как один человек, сделала два шага вперед. Комбриг поблагодарил и добавил: «О нашем разговоре никому не рассказывать».
На другой день, вместо полетов, каждого из нас пригласили в особый отдел эскадрильи. Там с нас взяли подписку, что нигде и никогда мы не скажем о том, что принимали участие в войне, идущей в Испании. Нарушившему подписку грозит признание его изменником и врагом народа. Каждому из нас предложили выбрать себе гражданство какого-либо государства, язык которого мы смогли бы скорее всего освоить, и предупредили: в случае пленения вы никогда не были коммунистом и не были в Советском Союзе.
Поскольку в школе я изучал французский язык, мне подготовили и через несколько дней выдали свидетельство французского гражданина «Вальдемара де Зоро», проживающего в «Марсель дан ля Рю Сан-Себастьян нумеро катр», что означало: «Город Марсель, улица Святого Себастьяна, дом номер четыре». По утрам мы по-прежнему вели воздушные учебные бои, а после обеда усиленно зубрили основные необходимые в обиходе фразы на испанском и том языке, который выбрал каждый. «Особисты» снова и снова вызывали нас к себе и инструктировали, как вести себя во всех случаях жизни, как здесь, так и в Испании или в любой другой стране, если нас туда занесет судьба. «Помните, — говорили они, — во всех странах, кроме нашей, наши представители вас не признают гражданами СССР».
Скоро мы стали свертывать занятия и занялись разборкой и упаковкой матчасти (самолетов, оружия, снаряжения). Одна за одной уходили груженые машины. Наконец в первой декаде сентября 1936 г. нас, по звеньям, одели в гражданскую одежду и отправили в Феодосию на «курорт» — как нам и всем окружающим, близким, родным и знакомым говорили командиры. Во второй декаде сентября собрались два отряда эскадрильи в одном из закрытых санаториев вблизи Феодосии. Эскадрилью из двух отрядов поручили возглавить опытному Сергею Федоровичу Тархову. Командирами отрядов назначены были Сергей Петрович Денисов и Владимир Александрович Бочаров. В те годы все мы — и командиры, и подчиненные — обращались друг к другу так: Сережа, Володя, Костя, Петя. Не было у нас людей дороже и роднее, чем те, с кем мы летали, с кем делили радости и печали. Было братство, овеянное опасностью профессии и заботой друг о друге.
Я был в звене, которым командовал Сережа Черных (Сергей Александрович), а вторым ведомым был Паша Акуленко. В одну из темных сентябрьских ночей мы покинули свой «санаторий» и погрузились на пароход, перекрашенный и переименованный, и под национальным флагом Болгарии вышли в море. Когда проснулись и вышли на палубу, матросы нам сказали, что мы уже прошли Дарданеллы и идем по Средиземному морю. (Матросы не говорят «плывем», а говорят «идем».) К вечеру показались берега Испании. Но наш капитан, увидев в море военные корабли, направил пароход в Гибралтар, только после наступления темноты повернул обратно, и поздно ночью мы высадились в порту Картахене.
Большая толпа испанцев окружила нас. Вокруг слышались возгласы: «Салуд, комарадос» — здравствуй, товарищ. «Комарадос советикос» — советские товарищи. «Бьенвенидос, амиго» — добро пожаловать, друг. Мы тоже отвечали уже знакомое: «Салуд, комарадос», «Но пасаран» и «Грасиас, амиго» — спасибо, друг.
Вскоре мы почувствовали, как нас атакуют со всех сторон огромные комары. Несмотря на непривычную жару (было около 30 градусов тепла), мы вынуждены были надевать свои куртки, пиджаки и шляпы. Испанские комары очень злые, и встретили они нас негостеприимно. Впоследствии оказалось, что они такие только на побережье.
Послышалась команда о выгрузке корабля. Нас повели к автомашинам, которые пришли за нами, чтоб отвезти на аэродром. С помощью матросов и испанских докеров мы погрузили палатки, одежду, продукты, и с рассветом колонна наших машин отправилась в путь. Ранним утром мы въехали на аэродром Сото, расположенный, как нам сказали, неподалеку от Мадрида. Выгрузив нас, машины ушли в порт за грузом. В тот же день в освобожденный для нас ангар были доставлены контейнеры с самолетами, в стороне сгружали бочки с горючим и смазочными материалами. В тени оливковой рощи, вблизи площадки аэродрома, вскоре выросли ряды трех- и четырехместных палаток. Из Мадрида привезли раскладушки и матрацы, и мы по звеньям и отрядам расположились в палатках и уже с шутками кувыркались на своих кроватях.
Прошло несколько дней. Один за другим мы выкатывали из ангара на площадку наши перекрашенные самолеты. У меня снова началась жаркая пора — испытание собранных самолетов. Все мои друзья превратились в технарей: так назывались у нас техники и механики, собиравшие и обслуживающие наши машины. Первая партия самолетов была истребителями И-15. Мне очень нравилась эта машина. Послушная, верткая на виражах, устойчивая при любых порывах ветра, она легко выполняла все фигуры высшего пилотажа.
Когда на поле уже стояли облетанные и испытанные истребители двух отрядов (один состоял из И-15, а другой из И-16), к нам приехали командующий ВВС Испании Де-Сиснерос и Долорес Ибаррури. Молодая, красивая, энергичная Долорес обратилась к нам с речью. Потом они обошли весь наш небольшой строй и с каждым поздоровались за руку, говоря что-то на испанском, а мы все твердили «грасиас, синьорина». В те годы она была красавицей. Стройная брюнетка, с большими черными сверкающими глазами, красивый рот и очертания лица и фигуры. Яркое платье дополняло ее красоту. Ее контральто звучало в ушах музыкой, когда она провозгласила: «Но пасаран!»
Вечером на аэродроме произвел посадку самолет-разведчик Р-5. Из него вышли комбриг Смушкевич и комбриг Пумпур. Проверив нашу готовность, Смушкевич объявил нам о назначении Пумпура Петра Ивановича командиром нашей группы и группы, расположенной на аэродроме Алькала де Энарес, которой командовал Павел Рычагов. Командование группой наших истребителей И-15 он возложил на Володю Бочарова, а группой истребителей И-16 -на Сережу Тархова. Начались теоретические занятия по подготовке и проведению воздушного боя. После того, как обжились, нам захотелось ознакомиться с окрестностями. Пумпур разрешил съездить нашему отряду в город Мурсиа, расположенный в сорока километрах от нас.
Город поразил нас многолюдностью и энтузиазмом. Встречные люди, глядя на нас, неизменно провозглашали: «Комарадос советикос», «Салуд, кома-радос». А когда мы подошли к таверне и захотели напиться, хозяин сам подошел и все твердил: «Бьен-венидос, амиго». Переводчик обратил наше внимание, как пьют испанцы. Он сказал: надо лить воду в рот, не касаясь стакана губами.
Проходя по улицам, он часто обращался к девушкам: «Синьорита гуала», и девушки ему улыбались. Мы спросили, почему у него так много знакомых в городе. В ответ он рассмеялся и сказал, что, говоря девушкам «синьорита гуала», он говорил, что она красавица, и, конечно, ей это нравилось. Полные впечатлений, мы вернулись к себе.
Больше никуда нам в Испании, кроме Мадрида, съездить не удалось. Начались бои. Над Мадридом нависла опасность. Фашистские войска подошли вплотную к городу, и линии обороны республиканских войск подвергались бомбардировке с воздуха, Командование попросило нас отучить фашистов бомбить с воздуха. Петр Иванович Пумпур, наш комбриг, установил условные сигналы для вылета отряда Бочарова — зеленая ракета, а для отряда Тархова — красная. В первых числах октября над аэродромом зажглась зеленая ракета. В небо поднялся отряд Бочарова, а мы расположились вблизи своих самолетов. С нетерпением ждали мы возвращения наших друзей, и вот один за другим самолеты группы совершали посадку на аэродроме, а вскоре мы услышали доклад Володи Бочарова комбригу Пумпуру: «Сбито два немецких бомбардировщика и один итальянский истребитель». Весь день мы слушали ребят из отряда Бочарова о проведенной операции, о впечатлениях. Слушали и разбор боя, на котором Володя указал на ряд упущений и нарушений. Главным недостатком, к которому он вновь и вновь возвращался, было стремление ведомых не защищать ведущего сзади, а самому идти в атаку на врага, сбить в бою самолет противника, показать свое мастерство.
На другой день в воздухе зажглись две ракеты: зеленая и красная. Оба отряда поднялись в воздух и, ведомые комбригом Пумпуром, пошли на Мадрид. Вскоре увидели большой отряд немецких бомбардировщиков, сопровождаемых отрядом истребителей, направляющихся к Мадриду. Мы пошли навстречу и на подступах к Мадриду ударили по бомбардировщикам, не обращая внимания на истребителей. Три машины загорелись и упали на землю, а другие в беспорядке сбросили бомбы на пустырях и повернули обратно, а на нас набросились истребители. Завязался воздушный бой. Помня наставление о защите ведущего, я шел за Сережей Черных и не допускал нападения на него сзади, а он шел в атаку и в этом бою сбил двух «хейнкелей», да и Паша Акуленко сбил «фиата».
В этот день наши отряды сбили 9 бомбардировщиков и пять истребителей противника. Этот первый воздушный бой я вспоминал и в последующие годы. Весь октябрь мы провели в непрерывных боях, делая до 20 вылетов в день. Наши истребители превосходили по скорости, маневру и вооруженности немецкие и итальянские истребители, и, нанося удары по бомбардировщикам, мы не очень ощущали опасность от истребителей противника: они нас боялись.
Однако в начале ноября, в очередном бою под Мадридом, нас атаковали новые, не знакомые нам немецкие истребители. Они оказались маневреннее наших истребителей и обладали большей скоростью и более мощным вооружением. Даже наши истребители И-16 («Москас», как называли их испанцы) уступали им, не говоря уже об истребителе И-15 («Чатос»). «Москас» означало «муха», а «Чатос» — «курносый». Наше господство в воздухе кончилось. Воздушные бои приняли упорный характер, и наши машины после каждого боя несли на себе множество дыр и требовали ремонта.
В одном из боев под Мадридом был сбит командир отряда Володя Бочаров. Несколько дней мы не знали о его судьбе. Но однажды над Мадридом с самолета фашистов на парашюте был сброшен ящик, в котором находился труп разрубленного на куски человека, завернутого в окровавленную простыню. В записке написано на русском языке, что так будет с каждым коммунистом. Саша Александров опознал труп и сообщил, что это Володя Бочаров. Это был большой удар для всех нас. Похороны Володи привлекли толпы мадридцев. А через несколько дней был подбит Сережа Тархов, его оперировали в госпитале, и он начал поправляться. Но когда начался воздушный бой вблизи госпиталя, он не выдержал, соскочил с кровати, подошел к окну, посмотрел в небо и замертво упал на пол.
Командование отрядом принял Сережа Денисов. Петр Иванович Пумпур, наш комбриг, провел совещание по тактике ведения воздушного боя. Было принято решение: бой вести двумя отрядами. Учитывая большую маневренность И-15, этот отряд должен вести бой по горизонталям, а отряд И-16, обладающий большей скоростью и мощностью мотора, должен вести бой на вертикалях. На другой же день в воздушном бою мы сбили трех «мессеров» и пять «фиатов», и все вернулись. Но немцы тоже учли эту тактику и в бой с нами вступали, только когда имели численное превосходство в два-три раза. Мы тоже перешли на новый маневр. Кроме нападения на бомбардировщики противника, мы стали уничтожать живую силу и технику на земле. Удары с воздуха давали очень большой эффект. Однако уйти от воздушных боев с «мессершмиттами» нам не удалось, и мы начали нести потери. Были сбиты Филипп Замашанский, Дима Павлов, Денис Жеданов. Мы установили, что они погибли от пуль в спину, и стали думать, что предпринять для защиты сзади. Инженер Кальченко предложил установить броневые спинки. Достали восьмимиллиметровые обрезные плиты и установили на некоторых самолетах. Успех превзошел наши ожидания: в очередном бою было установлено, что спинки спасли двух летчиков. Вскоре все машины имели эти бронеспинки.
Однажды к нам приехал фотокинорепортер Роман Лазаревич Кармен. Живой, подвижный, энергичный, он быстро подружился с нами и не жалел пленки на фото- и киносъемку наших отрядов. По его просьбе комбриг Пумпур приказал мне вывезти Рому Кармена для съемки воздушного боя. На другой день оба отряда поднялись в небо. На подступах к Мадриду встретили эскадру бомбардировщиков. Я вывел свою машину на солнечную сторону, и Роман приступил к съемке. Когда бомбардировщики убрались восвояси, на наши отряды напали истребители фашистов. Вот тут-то Кармен снял нашу тактику воздушного боя на горизонталях и вертикалях. Вечером он восторженно рассказывал нам, что видел и какие ему удалось сделать кадры. Он обещал показать свой короткометражный фильм о бое. Наутро, обвешанный фото- и киноаппаратурой, в своей кепочке с пуговицей на затылке, в курточке с многочисленными карманами и пистолетом на боку, он уехал в Мадрид, а мы снова и снова вылетали на уничтожение живой силы и техники противника, туда, где республиканским наземным частям было трудно.
Нужно сказать, что мы обращались друг к другу по именам (русским), только когда не было никого из испанских республиканцев и наших друзей из других родов войск — танкистов, артиллеристов, которые охраняли наш аэродром. При них мы обращались по именам, которые были даны нам с удостоверениями личности. Так, Володя Бочаров был Хосе Галарс. Сережа Тархов назывался Антонио Габ, наш комбриг Пумпур был полковником Хулио, а советник Смушкевич — генералом Дугласом. Сережа Черных имел документ на имя Хуана, а я — на имя Хосе Зоро. Так что по документам я оказался испанцем, а по национальности — француз.
Нужно еще сказать, что аэродром наш не был похож на аэродром в нашем понятии. Взлетная и посадочная площадка имела размер не более 300 х 400 метров, и нам приходилось частенько, особенно по вечерам, лететь на аэродром Алькала де Энарес, с которым была установлена связь и где располагалась эскадрилья Павла Рычагова. Однажды после боя, в котором был сбит Костя Ковтун, комбриг Пумпур, желая, очевидно, нас ободрить, сказал нам: «Держитесь, ребята, еще немного и после Нового года вас сменят отряды эскадрильи, оставшиеся в Брянске».
Дождаться смены мне не было суждено. В середине ноября я в одном из боев, расстреляв весь боекомплект, был сбит. Пламя охватило крылья самолета, я попытался сбить его фигурой падения «листом» и сбил, но не заметил, как потерял высоту, и, видя, что выброситься с парашютом опоздал, я направил машину в оливковую рощу. Резкий удар головой о колпак — и я надолго потерял сознание. Как рассказывал мне потом Сережа Черных, нашли меня метрах в двадцати от самолета.
Очнулся я в светлой комнате военного госпиталя в Одессе, куда меня доставил пароход чехословацкой компании. Как выяснилось, врач-испанец дал заключение, что мои повреждения смертельны, а на отправке меня на родину настоял Сережа Черных, мой боевой командир и друг. Наши врачи сделали операцию. Я оказался весь в гипсе — много было переломов. Через три месяца меня комиссовали и признали инвалидом I группы. Вернули мои документы, выдали так называемый «белый билет», удостоверявший, что я снят с воинского учета по непригодности к воинской службе. В госпитале меня навещали вернувшиеся из Испании Сережа Черных, Сережа Денисов, Паша Акуленко, Ваня Кравченко и Петр Иванович Пумпур. Они написали мне рекомендацию для вступления в партию. Когда я выписался из госпиталя, то уехал в Загорск, где жила моя мать и семья брата. По приезде я узнал, что родные получили на меня похоронку: «Ваш сын, Взоров Владимир Николаевич, погиб при исполнении военного задания».
Так закончилась моя боевая молодость.
Источник: Сборник «Здравствуй, ПОБЕДА» Саранск. Типография «Красный Октябрь. 1995 год Издание администрации г.Арзамас-16 в честь 50-летия Победы. Стр.220-232
От Игоря Жидова
В 1995 году в закрытом городе Сарове (тогда еще Арзамас-16) группа энтузиастов авиации провела выставку авиамоделей, посвященную 50-летию Победы. На выставке было штук 200 моделей самолетов и «сопутствующих» материалов, имеющих отношение к 2-й мировой войне. Выставка пользовалась большой популярностью, побывала на ней и американская делегация из Лос-Аламоса – города побратима Сарова.
На презентацию выставки было решено пригласить ветеранов – авиаторов. «Уговорить» Взорова поручили мне. Фрагмент разговора по телефону: «…В Отечественную я воевал на земле». «Но ведь вы в Испании воевали в небе». «Вы представляете, когда это было…». «А у нас есть и модель «Ме-109В»». «Приду…»…
Я застал его на выставке стоящим перед витриной, так сказать, «локальных конфликтов»: Испания, Халкин-Гол, Финская война. Вместо приветствия тихо сказал: «Я все вспомнил…». Мы говорили часа полтора два и только об авиации. И я не мог сопоставить умному, доброжелательному и немногословному собеседнику его возраст, тогда — 83 года…
Возможно, именно после этой встречи и появились приведенные ниже воспоминания.
Участие советских летчиков в гражданской войны в Испании было в нашей стране засекречено и можно строить разные версии, о том почему В.Н.Взоров не был награжден..
Недавно я беседовал с его родственниками и уточнил детали его биографии, и получил единственную фотографию В.Н.Взорова, имеющую отношение к авиации – на ней он курсант летной школы в городе Брянске, 1934 год.
