Казнь в бункере. Лаврентий Берия разделил судьбу своих жертв

Все материалы сюжета Всемирная история с Андреем Сидорчиком

23 декабря 1953 года по приговору Верховного суда СССР был расстрелян один из ближайших сталинских сподвижников Лаврентий Берия.
Лаврентий Павлович Берия на протяжении последних десятилетий в официальной историографии представлен как одна из самых мрачных фигур за всю историю России. Его часто сравнивают с Малютой Скуратовым, приближённым царя Ивана Грозного, главой опричников. Берия представляется главным «сталинским палачом», на которого возлагается главная ответственность за политические репрессии.
Солдат революции
Во многом это связано с тем, что историю всегда пишут победители. Лаврентий Берия, проигравший борьбу за власть после смерти Иосифа Сталина, расплатился за своё поражение не только жизнью, но и тем, что был объявлен главным «козлом отпущения» за все ошибки и злоупотребления сталинского периода.
Было бы глупо считать Берию ни в чём не повинной жертвой, однако стоит признать, что о реальной личности этого человека и его роли в истории известно мало.
Родившийся 17 марта 1899 года в бедной крестьянской семье в Абхазии Лаврентий Берия уже в 16 лет включился в революционную борьбу в Закавказье. Несколько раз оказывался в тюрьме. После окончательного установления Советской власти 21-летний Берия начал службу в органах ЧК Азербайджана, а затем Грузии. Он участвовал в разгроме контрреволюционного подполья, за что был награждён орденом Красного Знамени.
В 1927 году Лаврентий Берия стал наркомом внутренних дел Грузинской ССР, в 1931 году он занял пост первого секретаря ЦК Компартии Грузии, фактически став первым лицом в республике.
Хозяйственник и правозащитник
С этого периода Берия имеет противоречивую репутацию — с одной стороны, его обвиняют в репрессиях против политических конкурентов, с другой — отмечают, что 32-летний политик показал себя крепким хозяйственником, благодаря которому Грузия и Закавказье в целом стали бурно экономически развиваться. Именно благодаря Берии были установлены высокие закупочные цены на производимые в регионе чай, виноград, мандарины. С этого и началась слава Грузии как одной из самых зажиточных республик СССР.
Как активный политик и республиканский лидер, Берия не мог быть непричастен к политическим репрессиям, однако он, вопреки расхожему мнению, не имеет отношения к «Большому террору» — периоду 1937–1938 годов, когда менее чем за два года было уничтожено несколько сотен тысяч человек, по большей части представлявших собой партийную, государственную и военную элиту страны.
Лаврентий Берия в аппарате НКВД СССР появился в августе 1938 года, когда размах террора, учинённого наркомом НКВД Николаем Ежовым, напугал высшее советское руководство. Назначение Берии было призвано «осадить» разбушевавшегося «силовика» и вернуть ситуацию под контроль.
В ноябре 1938 года 39-летний Лаврентий Берия возглавил НКВД СССР, сменив Николая Ежова. Именно приход Берии считается окончанием «Большого террора», более того, в течение следующих двух лет на волю вышли около 200 тысяч незаконно арестованных и осуждённых при Ежове.
Путь к власти через бомбу
В годы войны Берия не только занимался работой НКВД и НКГБ, но и был куратором оборонной промышленности, транспорта. Он сыграл не последнюю роль в обеспечении эвакуации промышленных предприятий на Восток страны.
Докладные записки Лаврентия Берии на имя Иосифа Сталина, хранящиеся в Государственном архиве РФ. Фото: РИА Новости
В 1944 году, в условиях войны, Лаврентий Берия был куратором советского «атомного проекта». В этом деле он проявил уникальные организаторские способности, благодаря которым атомная бомба у СССР появилась в 1949 году, намного раньше, чем этого ожидали американцы.
Именно успех «атомного проекта» сделал Берию не просто одним из высокопоставленных государственных деятелей, но одним из тех, кто мог рассматриваться как преемник Сталина.
К моменту смерти Иосифа Сталина 5 марта 1953 года в советском руководстве не было фигуры, которая могла взять на себя всю полноту власти. Фактически образовался правящий триумвират — Георгий Маленков, глава Советского правительства и формальный лидер страны, Никита Хрущёв, ставший после смерти Сталина лидером партии, и Лаврентий Берия, возглавивший Министерство внутренних дел, в состав которого вошло и Министерство государственной безопасности.
Борьба за лидерство
Такое троевластие не могло продлиться долго — каждая из сторон укрепляла свои позиции. Берия назначал на руководящие посты в МВД своих людей, предполагая, что именно контроль над силовыми органами решит дело.
Довольно трудно сейчас сказать, что ждало бы страну под властью Берии. Одни говорят о «жёсткой руке» и новом витке репрессий, другие уверяют, что глава МВД готовил масштабную реабилитацию политзаключённых.
Наиболее радикальные утверждают, что Берия, как успешный хозяйственник, был нацелен на деидеологизацию страны, построение рыночной экономики и даже на предоставление независимости прибалтийским республикам.
Но какие бы ни были у Берии планы, им не суждено было реализоваться. Никита Хрущёв, в своё время один из самых активных проводников политики «Большого террора», начал игру на опережение. Он сумел заключить союз с Георгием Маленковым и ещё двумя видными политиками —Николаем Булганиным и Вячеславом Молотовым, направленный против главы МВД.
Берия явно недооценил угрозу, полагая, что контроль над МВД позволяет ему не опасаться за свою безопасность. Хрущёву, однако, удалось перетянуть на свою сторону военных, в том числе самого Георгия Жукова.
Падение
Развязка наступила на совещании Совмина СССР 26 июня 1953 года в Кремле, где Хрущёв неожиданно обвинил Берию в антигосударственной деятельности и шпионаже в пользу Великобритании. Растерянный Берия пытался оправдываться, а часть заговорщиков заколебалась, предлагая просто «указать на ошибки» главе МВД. Но в ключевой момент в зале заседаний появились генералы во главе с Жуковым, которые арестовали Берию.
На машине одного из генералов Берию вывезли из Кремля на гарнизонную гауптвахту Московского военного округа, а спустя сутки перевели в специально оборудованную камеру в бомбоубежище при штабе МВО.
В день ареста Берии в Москву были стянуты армейские подразделения на случай осложнения ситуации. Однако до уличных боёв не дошло. В течение следующих нескольких дней были арестованы ближайшие сподвижники Берии, которые могли попытаться освободить своего шефа.
В декабре 1953 года Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР под председательством маршала Ивана Конева рассмотрело «дело Берии». Обвинения, выдвинутые против главы МВД, мало чем отличались от тех, которые использовались в годы «Большого террора» — ему вменялся шпионаж, злоупотребления властью, массовые изнасилования и многое другое. Данные обвинения имели мало отношения к реальной деятельности Берии, а сам процесс не ставил задачу установить истину.
23 декабря 1953 года Лаврентий Берия был приговорён к смертной казни и расстрелян в бункере штаба МВО в присутствии генпрокурора страны Руденко. Ночью тело казнённого было доставлено в 1-й Московский крематорий, сожжено, а прах развеян над Москвой-рекой.
Есть, правда, и альтернативная версия событий, о которой рассказывал сын Берии Серго Лаврентиевич, а также дочь Сталина Светлана Аллилуева. Согласно ей, никакого заседания Совмина 26 июня 1953 года не было. Лаврентий Берия был убит в перестрелке в собственном доме, когда его пытались захватить заговорщики.

Материал был впервые опубликован 26/06/2013
HTTP://WWW.AIF.RU/

F-86 атакует Ил-12

Как истребители США сбили наш самолет после окончания Корейской войны и ушли от ответа
Корейская война 1950-1953 гг. является одним из самых трагических периодов в истории корейской нации. Но даже после ее окончания происходили инциденты, которые были бессмысленны по своей жестокости и уносили жизни людей. Одна из таких трагедий остается на совести американских летчиков, которые в день подписания перемирия, положившего конец братоубийственному конфликту, расстреляли безоружный советский транспортный самолет, летевший далеко от мест возможных столкновений.
Произошло все это 27 июля 1953 г. Как следует из официального протеста МИД КНР, в тот день сразу 324 американских боевых самолета вторглись в воздушное пространство северо-восточного Китая. В это время из Порт-Артура во Владивосток летел советский транспортный Ил-12, принадлежавший 593-му отдельному транспортному авиационному полку Тихоокеанского флота. На борту было шесть членов экипажа и 15 пассажиров. Казалось бы беспокоиться было не о чем: перемирие в Корейской войне в этот день было подписано, сам Ил-12 летел исключительно над китайской территорией в 110 км от границы с Северной Кореей и имел все опознавательные знаки СССР, который не являлся официальным участником конфликта.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Однако бессмысленная трагедия все же свершилась. Четыре боевых самолета ВВС США F-86 оказались в районе маршрута Ил-12 как раз в то время, когда он приближался к центру провинции — городу Хуадянь. Как вспоминали потом главные антигерои всей этой драмы — летчик Ральф Парр и Эдвин Скаффи — их истребители облетели Ил, а затем расстреляли в упор безоружный транспортный самолет. Он упал в четырёх километрах от деревни Маоэрошань в китайской провинции Гирин. Парр при этом утверждал, что самолет летел над территорией КНДР, но, как показали многочисленные свидетели, это было явной ложью. Останки членов экипажа и пассажиров на месте падения обнаружила направленная из Москвы специальная комиссия Главного управления Гражданского воздушного флота СССР.
Обследование показало, что шесть человек погибли от пуль и осколков, остальные пятнадцать — при падении самолета. Найденные обломки имели 19 пробоин. Поврежденными при обстреле оказались имевшиеся у экипажа парашюты и вещи пассажиров. Жители окрестных китайских деревень, которые видели все обстоятельства трагедии, однозначно заявили, что Ил-12 летел в китайском воздушном пространстве. Это подтверждается и документально: по маршруту Порт-Артур — Владивосток самолет летал регулярно и никогда не заходил в Северную Корею. Станции наблюдения также постоянно вели транспортный самолет именно над Китаем вплоть до его исчезновения с экранов радаров после расстрела. Кроме того, как уже говорилось, это был день, когда было подписано соглашение о перемирии.
Американские истребители облетели «Ил», а затем расстреляли в упор безоружный транспортный самолет
По поводу причин такой бессмысленной жестокости существуют несколько версий. До сих пор точно неизвестно, зачем более 300 самолетов ВВС США вторглись в воздушное пространство Китая. Вполне возможно, что просто хотели напоследок «поиграть мускулами». По одной из версий, пилот Ральф Парр, который совершил около 170 вылетов и сбил ранее девять самолетов противника, хотел сделать «круглым» свой счет, став «двойным асом». В ВВС США титул «аса» давали за пять сбитых машин врага. По другой версии, американцы охотились за высшим командным составом Тихоокеанского флота, который как раз на Ил-12 мог возвращаться из базы в Порт-Артуре во Владивосток. В пользу этого предположения говорит тот факт, что в тот день в Порт-Артуре проходила партийная конференция базы ВМФ. На ней присутствовали все партийные руководители Тихоокеанского флота. После завершения мероприятия их должны были отправить воздушным путем во Владивосток. Есть и третья версия: США «караулили» маршала Малиновского, который, как уверены были спецслужбы Соединенных Штатов, также должен был возвращаться в СССР в этот день.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
В любом случае трагедия с расстрелом безоружного транспортного самолета в воздушном пространстве Китая произошла. Руководство СССР попыталось привлечь американскую сторону к ответу в гаагском Международном трибунале. Американское правительство в итоге признало инцидент 1 августа 1953 г., но, пытаясь отсрочить грядущий международный скандал и выиграть время, намеренно изменяло координаты места инцидента. В своих мемуарах Парр вспоминает, что его несколько раз допрашивало свое начальство. «Меня по несколько раз спрашивали: «Где ты был?», «Какой тип самолета это был?», «Как он был маркирован?», «Можете ли вы доказать это?» — вспоминает «ас». В итоге Парр подвел циничный итог: «Когда все доказательства были представлены, ВВС решили, что я прав, и всячески защищали меня… Но слишком сильная суета была из-за этого паршивого Ил-12!»
Правительство СССР предъявило США требование извиниться за инцидент и компенсировать ущерб, нанесенный государству в результате гибели его граждан и самолета, в 7 445 800 рублей, или в 1 861 450 долларов США. Нота была передана послу США в Москве Болену, который довел ее до своего руководства. Но в итоге США отказались извиняться и выплачивать компенсацию за трагедию.
Более того, американская сторона выдвинула встречный материальный иск, воспользовавшись инцидентом с разведчиком-бомбардировщиком RВ-50, который советский истребители сбили у острова Аскольд под Владивостоком. Но там была совсем иная история. Самолет-разведчик США вторгся в воздушное пространство СССР и даже первым открыл огонь по самолетам ПВО. За что в итоге и поплатился. В память о погибших — экипаже и пассажирах «Ил-12» — в Жариковском сквере города Владивостока в июле 1955 г. был установлен обелиск, где высечены имена всех жертв той трагедии.

Олег Кирьянов (Пусан)
«Российская газета» — Федеральный выпуск №6742 (171)

Авиационные штрафбаты Великой Отечественной

Понятие «штрафной батальон» ассоциируется, в первую очередь, со стрелковыми пехотными подразделениями. О них очень хорошо известно каждому, кто хоть немного интересовался историей Великой Отечественной войны. Но далеко не всем известно, что и в других родах войск существовали аналогичные подразделения, собиравшие провинившихся военнослужащих и дававшие им шанс искупить свою, порой не всегда явную, вину перед Родиной. В Военно-воздушных силах СССР такие подразделения назывались штрафными эскадрильями.

Само понятие штрафных батальонов появилось в середине лета 1942 года. Именно тогда, согласно приказа №227 Наркомата обороны СССР, всем провинившемся, проступки которых не были особо крупными, предоставлялся шанс искупить свою вину в бою. Но по своей сути, приказ касался создания только пехотных штрафных подразделений, в которые могли направляться военнослужащие и из других родов войск. Однако руководство 8-й воздушной армии, в состав которой входило 10 авиационных дивизий и несколько обособленных авиационных подразделений, всего 50 авиаполков и 40 батальонов технического обслуживания авиационной техники, обратилось к Верховному Командованию с просьбой разрешить создать подобные дисциплинарные подразделения и в ВВС.

Причин, побудивших 8-ю армию предпринять такой шаг, можно выделить две. Первая, заключалась в том, что было в высшей степени нерационально терять высокопрофессиональные летные и технические кадры, направляя их в пехотные подразделения. Ведь времени на подготовку высококлассного летчика уходит очень много, а шансов воздушному асу выжить в штыковой атаке штрафбата очень мало. Вторая причина была в том, что летчики, считавшиеся элитой Вооруженных Сил страны, понимали, что эмоциональная подавленность своих провинившихся коллег из-за перевода их из авиации в пехоту, вряд ли послужит дополнительным стимулом для успешного сражения даже в качестве штрафника.
При этом условия нахождения и выхода из состава штрафных эскадрилий были гораздо жестче, чем в аналогичных пехотных штрафбатах.

В отличие от штрафбатов, в которых максимальный срок пребывания военнослужащих не мог быть более трех месяцев, в штрафных эскадрильях пребывание измерялось не временем, а количеством осуществленных боевых вылетов или качеством подготовленных самолетов. Летчики и техники штрафники не представлялись к Государственным и Правительственным наградам, хотя в пехотных штрафбатах такое поощрение было разрешено. Знаменитое выражение «искупить вину кровью» было приемлемо в штрафных эскадрильях только в случае гибели. Получение ранения не давало возможности авиационным штрафникам получить желаемую реабилитацию. Правда, справедливости ради, стоит заметить, что процент гибели в штрафных авиационных эскадрильях был не настолько высок, в сравнении в пехотными штрафбатами.

Всего было создано три дисциплинарно-штрафных эскадрильи, подразделявшимся по различным специализациям. Истребительная эскадрилья на самолетах ЛаГГ-3 и Як-1, легкобомбардировочная с самолетом У-2 и штурмовая, основной самолет которой был Ил-2. Решая свои непосредственные задачи, каждая из них была приписана к одному из авиаполков, но подчинялась непосредственно командиру авиадивизии. Руководство штрафной эскадрилью осуществлялось пятью штатными (не штрафными) военнослужащими. Среди них командир, комиссар, зам. командира эскадрильи, старшие адъютант и техник. Зачастую все руководство штрафных эскадрилий набиралось из самых лучших специалистов и командиров, ввиду особой сложности и ответственности задач, возлагаемых на авиационных штрафников. Остальной состав полностью формировался исключительно из штрафников. Сюда входили четыре основные категории: летчики, техники, механики и стрелки-бомбардиры. Причем, в случае, если в составе эскадрильи не хватало стрелков, экипаж мог быть укомплектован смешанным составом с привлечением военнослужащих регулярной эскадрильи.

За всю историю войны не было ни одного случая, когда летчик штрафной эскадрильи добровольно перешел на сторону противника, хотя такая возможность была у каждого, кто садился за штурвал самолета, совершая боевые вылеты.

Выпускникам военных училищ

Эту историю мне рассказал командир отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения. Ужасный приколист.

В пятницу, в конце рабочего дня ему позвонили из управления дивизии и сообщили, что в часть едет молодой лейтенант — выпускник военного училища и попросили организовать встречу на ж.д. станции.

Лейтенант прибывал в воскресенье, до ж.д. станции 8 км. Надо было отправить для встречи машину, но, конечно же, со старшим.
Павел Дмитриевич подумал: кого же назначить старшим машины. Было воскресенье и выдергивать кого-то в выходной день после тяжелой трудовой недели — не хотелось. Ответственным по части в этот день он был сам. Подумав, Павел Дмитриевич решил: а почему бы не съездить самому? Тем более будет возможность познакомиться с вновь прибывшим офицером. А с другой стороны: как- то неправильно, что подполковник, командир войсковой части лично встречает на ж.д. станции лейтенанта.
Но т.к. Павел Дмитриевич был юмористом, он решил разыграть молодого офицера. Для этого он одел техническую форму одежды – без погон, водителя- бойца предупредил, чтобы тот «рта не раскрывал».

Прибыв в назначенное время на станцию, комбат встретил поезд, подошел к вагону. На перрон вышел во всем новом лейтенант выпускник военного училища. Комбат подошел к нему и представился:
— старший прапорщик Сидоренко.
Лейтенант протянул руку:
— Костя.

Далее, лейтенант Костя приподнял два своих огромных чемодана и вручил «старшему прапорщику» Сидоренко. Они направились к ожидавшему их УАЗику.

Свойский разговор завязался сразу. Костя по-дружески поведал, что в военное училище он поступать не собирался – родители настояли: чтобы не попал еще куда-нибудь. Рассказал, как учился, сколько раз и за что сидел гауптвахте. Поделился своими нелегкими курсантскими буднями.
Далее поинтересовался, что это часть куда он прибыл, в которой он служить не собирается, немного «подуркует» и уволится.

«Старший прапорщик» тоже по-дружески коротко рассказал о воинской части, (особые подробности лейтенанта не интересовали).

Призадумавшись, лейтенант спросил:
— А, что из себя представляет командир воинской части?
— А вот с командиром нам не повезло: деспот и самодур. (Это он про себя.)
Костя приподнял указательный палец вверх и поводил им по кругу:
— Ничего, не таких обламывали.

Комбат в это время через восемь ж.д путей тащил два огромнейших чемодана.

Пока ехали до гарнизона Костя успел рассказать «старшему прапорщику Сидоренко» еще много интересного из своей «нелегкой» боевой биографии.

Лейтенанта на УАЗике довезли до офицерского общежития, где его уже ждал гостиничный номер.

В понедельник утром лейтенант Костя во всем парадном отправился представляться командиру воинской части. Осторожно постучал и открыл дверь.
И тут его взору представилась необъяснимая картина: на командирском кресле сидел вчерашний старший прапорщик Сидоренко в погонах подполковника.
Вместо: «Разрешите войти» — немая сцена…
Так в дверях и заклинило.
— Заходи сынок…

Так состоялась знакомство командира воинской части с молодым лейтенантом, а лейтенанта выпускника военного училища – с командиром части.

Послесловие.
Язык общий они нашли: оба оказались заядлыми футболистами и при каждом удобном случае, когда можно было бросить служебные дела и заняться спортом – оба были на футбольном поле.

P.S. Вот только, старшие прапорщики по-свойски при каждом удобном случае уточняли:
— Ну, что, сынок, служить будем или как?

Борис Максименко, 2014

Странная смерть

8 декабря 1997 года на Камчатке, на базе Военно-морского флота России, произошло загадочное происшествие: исчез офицер одного из многочисленных соединений на северо-востоке страны.

Загадочное исчезновение

Капитан третьего ранга, как обычно, заступил на очередное дежурство по бригаде, пройдя необходимый по уставу инструктаж. За сутки, когда он нес вахту, на береговой базе не происходило ничего особенного. Однако на следующее утро офицер не явился в назначенное время для сдачи своего поста вновь заступающим. Ситуация осложнялась тем, что вместе с дежурным пропало и табельное оружие, которое необходимо сдавать после вахты.
По горячим следам было проведено расследование, которое показало, что последний раз капитана третьего ранга видел за два часа до окончания смены дежурный матрос. По его словам, офицер проследовал вдоль пирса в конец базы и обратно уже не возвращался. При обследовании территории соединения не обнаружили никаких следов пребывания исчезнувшего моряка. Выяснилось и то, что домой или к сослуживцам он не заходил. Таким образом, вырисовывалась картина самовольного оставления части со служебным оружием, а это уже чрезвычайное происшествие в масштабе всей флотилии.
Учитывая большой резонанс происшедшего, к расследованию привлекли сотрудников министерства внутренних дел, которые перекрыли возможные пути убытия с Камчатского полуострова. А таких, собственно, было немного: это гражданский аэропорт и военно-морская авиация, с которой моряки традиционно очень дружны. Правда, принятые меры оказались в оперативных мероприятиях бесполезными: офицер нигде не появлялся.
Сейчас и полтора столетия назад
А спустя два месяца после начала расследования в горном районе Камчатки охотники нашли останки мужчины в форме капитана третьего ранга. Удивительно, что это был целый скелет без следов мягких тканей. Каких-либо повреждений на костях, которые остаются после схватки с дикими животными или после отделения мягких тканей острым предметом, обнаружено не было.
Форменная одежда также не носила следов механического повреждения, но была на вид очень старой. В карманах формы находились документы на имя пропавшего офицера, но тоже достаточно ветхие. Находка была доставлена в военно-лечебное учреждение Петропавловска-Камчатского, где военные медики провели судебно-медицинское исследование.
По его результатам были сделаны следующие выводы: костные останки принадлежат тридцатилетнему мужчине, который умер около ста шестидесяти лет назад! Лабораторный анализ фрагментов формы указывал на тот же временной промежуток. Причем все это время труп находился на открытом воздухе и не подвергался захоронению.
Следствие приняло решение переправить странные останки на материк, в одно из центральных военно-лечебных учреждений министерства обороны, для проведения более тщательных исследований.
Результаты не заставили себя долго ждать. Генетическая экспертиза с большой долей вероятности установила принадлежность останков пропавшему офицеру. Радиоуглеродный метод также подтверждал давность смерти: 160 лет
назад. Следствие зашло в тупик. Загадка не разгадана и по сей день.

Единственное объяснение?
Анализ подтвердил, что смерть наступила 160 лет назад
Возможно, единственным правдоподобным объяснением может служить то, что начиная с 1996 года на Камчатке наблюдался длительный период геомагнитной активности. Каждые сутки в течение нескольких лет происходили небольшие землетрясения. Тектоническая активность носила затяжной характер и привела к извержению двух больших местных вулканов. Повсеместно наблюдались необычные явления в атмосфере.
Возможно, именно с этим могла быть связана пространственно-временная аномалия, в которую попал пропавший офицер. Во всяком случае, другого объяснения загадочному исчезновению так и не нашли. Сейчас офицер официально числится пропавшим без вести. Остались без ответа многие вопросы. Оружие, которое должно было находиться у офицера, не найдено. Юридические аспекты, связанные с денежными выплатами родным, не улажены. Ясно только одно: ортодоксальная наука не готова к объяснениям подобных случаев.

http://clubs.ya.ru/

Загадки «рогатого» Сталина

Любопытнейшая загадка, которую нам оставил скульптор Конёнков

Небольшой деревянный бюст вождя Конёнков создал уже после 1945 года. К этому моменту он уже признанный мастер психологического портрета – на его счету портреты Мусоргского и Баха, Достоевского и Паганини. И ни одной более или менее значимой скульптуры, посвящённой политическим деятелям или руководителям молодого Советского государства.

В 1945 году по личному приказанию Сталина был зафрахтован пароход «Смольный», на котором Конёнкова и все его работы перевозят из Америки, где он с супругой Маргаритой Воронцовой прожил 22 года, в СССР. И, по всей видимости, этот бюст становится первой большой работой скульптора по возвращении на Родину.

Русский Роден

Сам бюст, выполненный из дерева, по мнению некоторых исследователей, выглядит неестественно игрушечным, даже муляжным. Небольшие размеры статичной композиции, красные губы, легкий тон гладкого лица создают у зрителя это навязчивое впечатление. «Конёнков, виртуозно владевший материалом, в этой работе как будто низводит самого себя на уровень старательного ремесленника, создающего традиционный лубочный образец», – считает заместитель директора по науке Смоленского государственного музея-заповедника Наталья Вострикова.

Чем же тогда интересна эта работа? Надписью на многогранном основании бюста, вырезанной рукой Конёнкова: «Сын Бога Навуходоносор-Сталин — Иез. 26.1-16 29. 17-20 ИС. 19.1-04. Ты царь царей, которому Бог небесный даровал царство силу и славу Дан. 21-37».

Введение надписей в скульптуру – прием редкий, но лубок без надписи почти не встречается. Кроме того, именно эта надпись позволяет «прочесть» скульптуру в целом. Сразу заметим, то прямое соотнесение имён библейского царя вавилонского Навуходоносора и Сталина вряд ли было случайным. И делает это Конёнков не впервые.

Ещё будучи в Америке, в 1940 году скульптор написал вождю три письма, в которых предупреждал о возможном нападении Германии на Советский Союз. Некоторые исследователи даже называют их пророческими. Но интересно даже не это. В этих письмах Конёнков прямо сравнивает Сталина с вавилонским царём.

«Я прилагаю здесь фотографию, на которой Вам наглядно будет видно, где вскоре произойдёт атака на С.С.С.Р. «Провозгласите об этом между народами, приготовьтесь к войне, возбудите храбрых; пусть выступят, поднимутся все ратоборцы. Перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши на копья»… Вы, дорогой Иосиф Виссарионович, представлены как символ в книге пророка Исаiи. Так тоже и Навуходоносор в Св. Писании есть фигурой на Вас. То, что делал Навуходоносор там, – Вы выполняете тут. Например, Навуходоносор размышлял, куда ему идти на Iерусалим или на сынов Аммоновых – и пошел вправо – на Iерусалим. Так и Вы не пошли на Японию (сынов Аммоновых), а пошли и пойдете на Iерусалим – номинальное христианство. – Iезик. 21:19-22» (дословная цитата, орфография автора сохранена. – Прим. ред.).

Навуходоносор действительно неоднократно упоминается в Библии как великий, но жестокий полководец, разграбивший и разрушивший Иерусалимский храм. Однако признавший в конце концов бога евреев «богом богов», как говорится в Книге Даниила.

Два полководца

Конёнков в надписи на бюсте (в виде букв и цифр зашифровывая прямые цитаты из Ветхого Завета) цитирует и Книгу Даниила, и два очень сложных библейских текста – Книгу пророка Иезекииля и Книгу пророка Исайи.

«Ибо так говорит Господь Бог: вот Я приведу против Тира от севера Навуходоносора, царя Вавилонского, царя царей, с конями и с колесницами, и со всадниками, и с войском и с многочисленным народом, – говорится в главе 26 Книги пророка Иезекииля. – И разграбят богатство твоё, и расхитят товары твои, и разрушат стены твои, и разобьют красивые домы твои, и камни твои и дерева твои, и землю твою бросят в воду».

Из этой цитаты следует, что Навуходоносор выступает в роли «меча божьего», карающего за гордость и самовозвеличивание целые народы. Ссылка на Книгу пророка Исайи лишь усиливает эту мысль: «И предам египтян в руки властителя жестокого и свирепого царя».

Ошибка со смыслом

Но ключом к пониманию всего текста, по мнению Натальи Востриковой, является вторая строка надписи на портрете: «Ты царь царей, которому Бог небесный даровал царство силу и славу Дан. 21-37». Это слегка видоизменённая цитата из знаменитой Книги пророка Даниила, откуда взята история о взятии Иерусалимского храма и трёх праведных отроках. В своей цитате Конёнков опустил, возможно не случайно, одно слово – «власть».

Необычно и то, что, цитируя Книгу Даниила, скульптор нарушил традиционную схему ссылок на библейские тексты, которую соблюдал ранее. «В связи с этим простая комбинация 21-37 может читаться в нескольких вариантах: либо как глава 2, стихи 1-37, либо просто как стих 21-37, – пояснила Наталья Вострикова. – Но в Книге Даниила стих под номером 37 встречается только дважды: в главе второй и в главе одиннадцатой, где этот стих звучит почти страшно: «И о богах отцов своих он не помыслит и ни желания жён, ни даже божества никакого не уважит; ибо возвеличит себя выше всех». Кстати, если присмотреться к бюсту повнимательнее, то на голове у вождя можно заметить небольшие рожки.

Конечно, это всего лишь версия, у которой есть аргументы и «за», и «против». Но именно в этом и заключается любопытнейшая загадка, которую нам оставил Конёнков.

Кстати

В 1912 году скульптор посещает Грецию и Египет. В это время он работает над «лесной серией», в которой широко использует дерево, применяя различные приёмы обработки. Для него лес становится воплощением стихийных сил природы, символом красоты. В 1922 году Конёнков женится на Маргарите Ивановне Воронцовой, а в конце 1923-го они отправляются в США для участия в выставке русского и советского искусства.

Предполагалось, что поездка продлится только несколько месяцев, однако возвращение на Родину состоялось только через 22 года. Основное место жительства и работы в этот период – Нью-Йорк.

К американскому периоду творчества относятся рисунки Конёнкова, связанные с размышлениями на темы Библии, Апокалипсиса. Художник изображает Христа, пророков и апостолов, создаёт эскизы к космогониям.

«Смоленская газета», Смоленск

Ахтунг, Покрышкин! Легенды и мистика сопровождали летчика с самого рождения

Да-да, тот самый, который «Ахтунг, ахтунг! В небе Покрышкин!» Знаменитый ас, лётчик-истребитель ещё во время войны стал трижды Героем Советского Союза. Одним словом, легенда. Кстати, легенды и мистика сопровождали его с самого рождения. Дело в том, что 6 марта в Православной церкви почитается как день иконы Божией Матери «Благодатное небо» — неплохой старт для будущего лётчика, правда?
Политический каторжник
Другая легенда гласит, что уже в трёхлетнем возрасте Шура проявил свой знаменитый энергичный и своенравный характер. Его мать Ксения стирала на речке бельё и упустила сына из виду. Нашли его только ночью, и где — в полицейском участке! В силу чего Александр Покрышкин неоднократно заявлял, что «является политическим каторжником с дореволюционным стажем». Вроде бы и правда, а вроде бы и насмешка…
Что же до остального, то и там постоянно возникают вопросы. И, пожалуй, самый главный из них такой: можно ли верить тому, что немецкие лётчики в панике передавали друг другу сакраментальную фразу о том, что «Покришкин ин дер люфт»?
Александр Иванович написал три книги мемуаров. И нигде не упоминал об этой фразе. Мотивировал так: «Сам ни разу не слышал, вот потому и не пишу». Впрочем, других не одёргивал. И воспоминаний о том, что немцы буквально засоряли эфир своими «ахтунгами», хватает. Во всяком случае начальник связи 16-го гвардейского истребительно-авиационного полка, где служил Александр Иванович, настаивает: «Не раз мне доводилось слышать по радио, как немецкие наблюдатели передавали своим пилотам: «Внимание! Внимание! Покрышкин в воздухе!» Ему вторят и другие, например лётчики-штурмовики: «Мы неоднократно слышали, как вражеские посты наблюдения радировали предостережение открытым текстом. И, едва заслышав фамилию Покрышкина, фашистские асы покидали жаркое кубанское небо».
Но есть и несколько иная точка зрения, чему свидетельством воспоминания даже наших наблюдателей: «Молодой сбитый лётчик сообщил, что они не знали, что Покрышкин в воздухе. В противном случае полетели бы асы-эксперты, которые, впрочем, тоже не горят желанием встречаться с этим русским».
Сами же асы люфтваффе категорически заявляют, что никаких предостережений по радио, тем более панических, не было вовсе. Вот фрагмент интервью гауптмана (капитана)Альфреда Гриславски, на счету которого 133 сбитых самолёта противника и который, к слову, воевал в том же «жарком кубанском небе», что и Покрышкин:
— Какую информацию о противнике доводили до вас? Было ли известно, какие лётчики вам противостоят?
— Мы не знали совсем ничего о них. Ничего. Разве что мы кого-то сбивали, его брали в плен и привозили к нам на аэродром. Мы расспрашивали его. Только так. Больше мы ничего не знали о противнике.
Лучше меньше, да лучше
Кстати, ещё большой вопрос: а была ли самому Александру Покрышкину приятна эта легенда? Известно ведь, что он был очень скромным человеком и за
Исследователи, работавшие с записными книжками Покрышкина, утверждают, что при точных подсчётах количество сбитых им самолётов можно значительно увеличить — с 59 до 80 и даже до 94. Разница существенная. Но русский ас в плане личной славы был спокоен: «Главное — то, что наша дивизия сбила 1174 самолёта. Все они пошли в счёт войны!»
Конечно, обязательно найдутся любители сравнить результативность нашего аса и, скажем, немца Эриха Хартманна: «Что вы носитесь с Покрышкиным? 59 сбитых или 94, какая разница? Вот у Хартманна — целых 352! И вообще немцы летали, как хотели, и сбивали, как хотели, в отличие от наших!»
Вот то-то и оно. Именно что «как хотели». А наши летали и сбивали не там, где хочется, а там, где надо. И надо не лично какому-то «охотнику за скальпами», а всем — пехоте, танкам, артиллерии… Тот же Хартманн исповедовал следующую тактику: «Хорошо, если попадается слабый или малоопытный пилот. Надо бить по нему. А потом быстро уходить. Если таковых не нашлось, можно вообще отказаться от боя». Покрышкин же поступал и учил поступать с точностью до наоборот: «Определить сильнейшего во вражеской группе. И наносить удар по нему, невзирая на риск. Это дезориентирует
Где больше благородства? Кто больше достоин называться настоящим воином? «Белокурый рыцарь» Эрих Хартманн, который призывает бить слабейших? Или «мужик-лапотник» Александр Покрышкин, который не боится искать самого сильного противника? Кто боец, а кто падальщик?
В свидетели можно ещё раз призвать Альфреда Гриславски: «Были у нас такие, что говорили, дескать, в небе России воевать будет легче, чем над Англией, что взять с этих русских! И таких спустя пару дней сбивали. Я же скажу, что по мастерству и смелости разницы между русскими лётчиками и союзниками не было никакой».
Может, и не было. Однако не будем забывать, что в 1944 г. президент США Рузвельтофициально объявил Покрышкина «лучшим лётчиком-истребителем всех союзных армий».
Зато на родине, уже после войны, его обходили чинами и наградами. Скажем, звания «Заслуженный военный лётчик СССР» не удостоили вовсе. И всё это на фоне разговоров о «низком личном счёте». Но у Покрышкина был свой счёт, более справедливый. В своей дивизии он воспитал столько же Героев СССР, сколько им было сбито самолётов, — 59 человек…

Константин Кудряшов Статья из газеты: Еженедельник «Аргументы и Факты»

В небе Испании

В.Н.Взоров. Курсант летного училища в г.Брянске. 1934 г.

«Испания! В сухой земле твоей
Спят тысячи товарищей бесстрашных.
Ты к сердцу их прижала, как детей.
Когда ж весной зазеленеют пашни,
Знай: наша кровь смешалась в них с твоей»
В.Б.Азаров

Испанская Жанна д’Арк — Долорес Ибаррури, секретарь Компартии Испании, в своем обращении к советским участникам боев в Испании писала: «Вспоминать о днях героической борьбы испанского народа против военно-фашистского мятежа — значит обращаться мыслями к одной из самых волнующих скорбных страниц истории нашего отечества. Среди героев-бойцов, которые вызвали в нашем народе вечно живые и неизгладимые чувства любви и признательности, были и вы, советские товарищи и друзья. Примите же эти строки как дружественное напутствие к вашим воспоминаниям о тех славных и героических днях, когда вы сражались на земле и в небе Испании за свободу и независимость нашего народа и за свободу всего мира. Позвольте от души сказать вам еще раз: «Спасибо за принесенные вами жертвы, товарищи и друзья».

Прошло пятьдесят лет со времени окончания Национально-революционной войны испанского народа, первым начавшим вооруженную борьбу с международным фашизмом. В солнечный день 1986 года свыше тысячи человек из более чем двадцати стран собрались в Мадриде на чествование героев интернациональных бригад, пришедших на помощь истекающей кровью Испании. К 50-летию начала этой войны собравшиеся заложили в Мадриде памятник советским воинам-интернационалистам, погибшим в Испании. В испанской земле покоятся мои лучшие друзья, мои боевые товарищи: Филипп Замашанский, Карп Ковтун. Они похоронены на деревенском кладбище в двенадцати километрах от нашего аэродрома Алькала де Энарес. На Мадридском кладбище покоятся мои боевые командиры и наставники — Сережа Тархов, Володя Бочаров, Дима Павлов. Земля Испании впитала в себя и мою кровь. Но все же я остался жить и всю свою оставшуюся жизнь не забывал своей боевой юности, боев в небе Испании, встреч с испанскими друзьями.

В том 1936 году я служил командиром экипажа истребителя И-16 в 41-ой авиаистребительной эскадрилье Западного Особого военного округа. Эскадрилья базировалась на аэродроме, расположенном в предместье Брянска. Наш комиссар Ведерников на политинформациях рассказывал нам о событиях в Испании. На рассвете 17 июля 1936 года руководитель фашистской «Испанской фаланги» генерал Франко на радиостанции Мелильи в испанском Марокко послал в эфир условный сигнал на восстание против республиканского правительства — «Над всей Испанией безоблачное небо». Мятежные генералы-фашисты вывели свои войска и захватили города Севилью, Кадикс, Гренаду, Кордову. Однако в крупных промышленных городах при помощи вооруженных рабочих республиканские войсковые части подавили мятеж.

Началась гражданская война. На помощь Франко Гитлер и Муссолини бросили большую группу войск. Правительство Испании обратилось к странам Запада с просьбой о военной помощи. Страны Европы рассмотрели заявление и вынесли решение о невмешательстве. Решение подписали все, в том числе Германия, Италия и Советский Союз. Однако поняв, что мятеж без их помощи обречен на провал, Гитлер и Муссолини усилили поставки оружия, боеприпасов и направили дополнительные войсковые части в помощь фашистской фаланге. Тогда республиканское правительство обратилось за помощью к народам мира и организовало из добровольцев интернациональную бригаду.

Советское правительство, видя нарастание военной помощи фашистам со стороны Германии и Италии, разрешило под видом добровольцев направить в Испанию, с условием сохранения государственной тайны, свои вооруженные силы.

Никто из нас об этом не знал. Мы совершенно спокойно занимались боевой и политической подготовкой, проводили учебные воздушные бои, стрельбы по мишеням и уж совсем не думали, что нам придется воевать в Испании. Но однажды в конце июля на нашем аэродроме сел самолет командира бригады Якова Владимировича Смушкевича. Командование эскадрильи выстроило на аэродроме весь личный состав для встречи комбрига. После рапорта комэска комбриг Смушкевич обратился к летчикам с призывом откликнуться на обращение правительства Испании и помочь в боях с фашистскими войсками. Потом он скомандовал: «Желающие принять участие в боях против фашистов в Испании, два шага вперед!» Эскадрилья, как один человек, сделала два шага вперед. Комбриг поблагодарил и добавил: «О нашем разговоре никому не рассказывать».

На другой день, вместо полетов, каждого из нас пригласили в особый отдел эскадрильи. Там с нас взяли подписку, что нигде и никогда мы не скажем о том, что принимали участие в войне, идущей в Испании. Нарушившему подписку грозит признание его изменником и врагом народа. Каждому из нас предложили выбрать себе гражданство какого-либо государства, язык которого мы смогли бы скорее всего освоить, и предупредили: в случае пленения вы никогда не были коммунистом и не были в Советском Союзе.

Поскольку в школе я изучал французский язык, мне подготовили и через несколько дней выдали свидетельство французского гражданина «Вальдемара де Зоро», проживающего в «Марсель дан ля Рю Сан-Себастьян нумеро катр», что означало: «Город Марсель, улица Святого Себастьяна, дом номер четыре». По утрам мы по-прежнему вели воздушные учебные бои, а после обеда усиленно зубрили основные необходимые в обиходе фразы на испанском и том языке, который выбрал каждый. «Особисты» снова и снова вызывали нас к себе и инструктировали, как вести себя во всех случаях жизни, как здесь, так и в Испании или в любой другой стране, если нас туда занесет судьба. «Помните, — говорили они, — во всех странах, кроме нашей, наши представители вас не признают гражданами СССР».

Скоро мы стали свертывать занятия и занялись разборкой и упаковкой матчасти (самолетов, оружия, снаряжения). Одна за одной уходили груженые машины. Наконец в первой декаде сентября 1936 г. нас, по звеньям, одели в гражданскую одежду и отправили в Феодосию на «курорт» — как нам и всем окружающим, близким, родным и знакомым говорили командиры. Во второй декаде сентября собрались два отряда эскадрильи в одном из закрытых санаториев вблизи Феодосии. Эскадрилью из двух отрядов поручили возглавить опытному Сергею Федоровичу Тархову. Командирами отрядов назначены были Сергей Петрович Денисов и Владимир Александрович Бочаров. В те годы все мы — и командиры, и подчиненные — обращались друг к другу так: Сережа, Володя, Костя, Петя. Не было у нас людей дороже и роднее, чем те, с кем мы летали, с кем делили радости и печали. Было братство, овеянное опасностью профессии и заботой друг о друге.

Я был в звене, которым командовал Сережа Черных (Сергей Александрович), а вторым ведомым был Паша Акуленко. В одну из темных сентябрьских ночей мы покинули свой «санаторий» и погрузились на пароход, перекрашенный и переименованный, и под национальным флагом Болгарии вышли в море. Когда проснулись и вышли на палубу, матросы нам сказали, что мы уже прошли Дарданеллы и идем по Средиземному морю. (Матросы не говорят «плывем», а говорят «идем».) К вечеру показались берега Испании. Но наш капитан, увидев в море военные корабли, направил пароход в Гибралтар, только после наступления темноты повернул обратно, и поздно ночью мы высадились в порту Картахене.

Большая толпа испанцев окружила нас. Вокруг слышались возгласы: «Салуд, комарадос» — здравствуй, товарищ. «Комарадос советикос» — советские товарищи. «Бьенвенидос, амиго» — добро пожаловать, друг. Мы тоже отвечали уже знакомое: «Салуд, комарадос», «Но пасаран» и «Грасиас, амиго» — спасибо, друг.

Вскоре мы почувствовали, как нас атакуют со всех сторон огромные комары. Несмотря на непривычную жару (было около 30 градусов тепла), мы вынуждены были надевать свои куртки, пиджаки и шляпы. Испанские комары очень злые, и встретили они нас негостеприимно. Впоследствии оказалось, что они такие только на побережье.

Послышалась команда о выгрузке корабля. Нас повели к автомашинам, которые пришли за нами, чтоб отвезти на аэродром. С помощью матросов и испанских докеров мы погрузили палатки, одежду, продукты, и с рассветом колонна наших машин отправилась в путь. Ранним утром мы въехали на аэродром Сото, расположенный, как нам сказали, неподалеку от Мадрида. Выгрузив нас, машины ушли в порт за грузом. В тот же день в освобожденный для нас ангар были доставлены контейнеры с самолетами, в стороне сгружали бочки с горючим и смазочными материалами. В тени оливковой рощи, вблизи площадки аэродрома, вскоре выросли ряды трех- и четырехместных палаток. Из Мадрида привезли раскладушки и матрацы, и мы по звеньям и отрядам расположились в палатках и уже с шутками кувыркались на своих кроватях.

Прошло несколько дней. Один за другим мы выкатывали из ангара на площадку наши перекрашенные самолеты. У меня снова началась жаркая пора — испытание собранных самолетов. Все мои друзья превратились в технарей: так назывались у нас техники и механики, собиравшие и обслуживающие наши машины. Первая партия самолетов была истребителями И-15. Мне очень нравилась эта машина. Послушная, верткая на виражах, устойчивая при любых порывах ветра, она легко выполняла все фигуры высшего пилотажа.

Когда на поле уже стояли облетанные и испытанные истребители двух отрядов (один состоял из И-15, а другой из И-16), к нам приехали командующий ВВС Испании Де-Сиснерос и Долорес Ибаррури. Молодая, красивая, энергичная Долорес обратилась к нам с речью. Потом они обошли весь наш небольшой строй и с каждым поздоровались за руку, говоря что-то на испанском, а мы все твердили «грасиас, синьорина». В те годы она была красавицей. Стройная брюнетка, с большими черными сверкающими глазами, красивый рот и очертания лица и фигуры. Яркое платье дополняло ее красоту. Ее контральто звучало в ушах музыкой, когда она провозгласила: «Но пасаран!»

Вечером на аэродроме произвел посадку самолет-разведчик Р-5. Из него вышли комбриг Смушкевич и комбриг Пумпур. Проверив нашу готовность, Смушкевич объявил нам о назначении Пумпура Петра Ивановича командиром нашей группы и группы, расположенной на аэродроме Алькала де Энарес, которой командовал Павел Рычагов. Командование группой наших истребителей И-15 он возложил на Володю Бочарова, а группой истребителей И-16 -на Сережу Тархова. Начались теоретические занятия по подготовке и проведению воздушного боя. После того, как обжились, нам захотелось ознакомиться с окрестностями. Пумпур разрешил съездить нашему отряду в город Мурсиа, расположенный в сорока километрах от нас.

Город поразил нас многолюдностью и энтузиазмом. Встречные люди, глядя на нас, неизменно провозглашали: «Комарадос советикос», «Салуд, кома-радос». А когда мы подошли к таверне и захотели напиться, хозяин сам подошел и все твердил: «Бьен-венидос, амиго». Переводчик обратил наше внимание, как пьют испанцы. Он сказал: надо лить воду в рот, не касаясь стакана губами.

Проходя по улицам, он часто обращался к девушкам: «Синьорита гуала», и девушки ему улыбались. Мы спросили, почему у него так много знакомых в городе. В ответ он рассмеялся и сказал, что, говоря девушкам «синьорита гуала», он говорил, что она красавица, и, конечно, ей это нравилось. Полные впечатлений, мы вернулись к себе.

Больше никуда нам в Испании, кроме Мадрида, съездить не удалось. Начались бои. Над Мадридом нависла опасность. Фашистские войска подошли вплотную к городу, и линии обороны республиканских войск подвергались бомбардировке с воздуха, Командование попросило нас отучить фашистов бомбить с воздуха. Петр Иванович Пумпур, наш комбриг, установил условные сигналы для вылета отряда Бочарова — зеленая ракета, а для отряда Тархова — красная. В первых числах октября над аэродромом зажглась зеленая ракета. В небо поднялся отряд Бочарова, а мы расположились вблизи своих самолетов. С нетерпением ждали мы возвращения наших друзей, и вот один за другим самолеты группы совершали посадку на аэродроме, а вскоре мы услышали доклад Володи Бочарова комбригу Пумпуру: «Сбито два немецких бомбардировщика и один итальянский истребитель». Весь день мы слушали ребят из отряда Бочарова о проведенной операции, о впечатлениях. Слушали и разбор боя, на котором Володя указал на ряд упущений и нарушений. Главным недостатком, к которому он вновь и вновь возвращался, было стремление ведомых не защищать ведущего сзади, а самому идти в атаку на врага, сбить в бою самолет противника, показать свое мастерство.

На другой день в воздухе зажглись две ракеты: зеленая и красная. Оба отряда поднялись в воздух и, ведомые комбригом Пумпуром, пошли на Мадрид. Вскоре увидели большой отряд немецких бомбардировщиков, сопровождаемых отрядом истребителей, направляющихся к Мадриду. Мы пошли навстречу и на подступах к Мадриду ударили по бомбардировщикам, не обращая внимания на истребителей. Три машины загорелись и упали на землю, а другие в беспорядке сбросили бомбы на пустырях и повернули обратно, а на нас набросились истребители. Завязался воздушный бой. Помня наставление о защите ведущего, я шел за Сережей Черных и не допускал нападения на него сзади, а он шел в атаку и в этом бою сбил двух «хейнкелей», да и Паша Акуленко сбил «фиата».

В этот день наши отряды сбили 9 бомбардировщиков и пять истребителей противника. Этот первый воздушный бой я вспоминал и в последующие годы. Весь октябрь мы провели в непрерывных боях, делая до 20 вылетов в день. Наши истребители превосходили по скорости, маневру и вооруженности немецкие и итальянские истребители, и, нанося удары по бомбардировщикам, мы не очень ощущали опасность от истребителей противника: они нас боялись.

Однако в начале ноября, в очередном бою под Мадридом, нас атаковали новые, не знакомые нам немецкие истребители. Они оказались маневреннее наших истребителей и обладали большей скоростью и более мощным вооружением. Даже наши истребители И-16 («Москас», как называли их испанцы) уступали им, не говоря уже об истребителе И-15 («Чатос»). «Москас» означало «муха», а «Чатос» — «курносый». Наше господство в воздухе кончилось. Воздушные бои приняли упорный характер, и наши машины после каждого боя несли на себе множество дыр и требовали ремонта.

В одном из боев под Мадридом был сбит командир отряда Володя Бочаров. Несколько дней мы не знали о его судьбе. Но однажды над Мадридом с самолета фашистов на парашюте был сброшен ящик, в котором находился труп разрубленного на куски человека, завернутого в окровавленную простыню. В записке написано на русском языке, что так будет с каждым коммунистом. Саша Александров опознал труп и сообщил, что это Володя Бочаров. Это был большой удар для всех нас. Похороны Володи привлекли толпы мадридцев. А через несколько дней был подбит Сережа Тархов, его оперировали в госпитале, и он начал поправляться. Но когда начался воздушный бой вблизи госпиталя, он не выдержал, соскочил с кровати, подошел к окну, посмотрел в небо и замертво упал на пол.

Командование отрядом принял Сережа Денисов. Петр Иванович Пумпур, наш комбриг, провел совещание по тактике ведения воздушного боя. Было принято решение: бой вести двумя отрядами. Учитывая большую маневренность И-15, этот отряд должен вести бой по горизонталям, а отряд И-16, обладающий большей скоростью и мощностью мотора, должен вести бой на вертикалях. На другой же день в воздушном бою мы сбили трех «мессеров» и пять «фиатов», и все вернулись. Но немцы тоже учли эту тактику и в бой с нами вступали, только когда имели численное превосходство в два-три раза. Мы тоже перешли на новый маневр. Кроме нападения на бомбардировщики противника, мы стали уничтожать живую силу и технику на земле. Удары с воздуха давали очень большой эффект. Однако уйти от воздушных боев с «мессершмиттами» нам не удалось, и мы начали нести потери. Были сбиты Филипп Замашанский, Дима Павлов, Денис Жеданов. Мы установили, что они погибли от пуль в спину, и стали думать, что предпринять для защиты сзади. Инженер Кальченко предложил установить броневые спинки. Достали восьмимиллиметровые обрезные плиты и установили на некоторых самолетах. Успех превзошел наши ожидания: в очередном бою было установлено, что спинки спасли двух летчиков. Вскоре все машины имели эти бронеспинки.

Однажды к нам приехал фотокинорепортер Роман Лазаревич Кармен. Живой, подвижный, энергичный, он быстро подружился с нами и не жалел пленки на фото- и киносъемку наших отрядов. По его просьбе комбриг Пумпур приказал мне вывезти Рому Кармена для съемки воздушного боя. На другой день оба отряда поднялись в небо. На подступах к Мадриду встретили эскадру бомбардировщиков. Я вывел свою машину на солнечную сторону, и Роман приступил к съемке. Когда бомбардировщики убрались восвояси, на наши отряды напали истребители фашистов. Вот тут-то Кармен снял нашу тактику воздушного боя на горизонталях и вертикалях. Вечером он восторженно рассказывал нам, что видел и какие ему удалось сделать кадры. Он обещал показать свой короткометражный фильм о бое. Наутро, обвешанный фото- и киноаппаратурой, в своей кепочке с пуговицей на затылке, в курточке с многочисленными карманами и пистолетом на боку, он уехал в Мадрид, а мы снова и снова вылетали на уничтожение живой силы и техники противника, туда, где республиканским наземным частям было трудно.

Нужно сказать, что мы обращались друг к другу по именам (русским), только когда не было никого из испанских республиканцев и наших друзей из других родов войск — танкистов, артиллеристов, которые охраняли наш аэродром. При них мы обращались по именам, которые были даны нам с удостоверениями личности. Так, Володя Бочаров был Хосе Галарс. Сережа Тархов назывался Антонио Габ, наш комбриг Пумпур был полковником Хулио, а советник Смушкевич — генералом Дугласом. Сережа Черных имел документ на имя Хуана, а я — на имя Хосе Зоро. Так что по документам я оказался испанцем, а по национальности — француз.

Нужно еще сказать, что аэродром наш не был похож на аэродром в нашем понятии. Взлетная и посадочная площадка имела размер не более 300 х 400 метров, и нам приходилось частенько, особенно по вечерам, лететь на аэродром Алькала де Энарес, с которым была установлена связь и где располагалась эскадрилья Павла Рычагова. Однажды после боя, в котором был сбит Костя Ковтун, комбриг Пумпур, желая, очевидно, нас ободрить, сказал нам: «Держитесь, ребята, еще немного и после Нового года вас сменят отряды эскадрильи, оставшиеся в Брянске».

Дождаться смены мне не было суждено. В середине ноября я в одном из боев, расстреляв весь боекомплект, был сбит. Пламя охватило крылья самолета, я попытался сбить его фигурой падения «листом» и сбил, но не заметил, как потерял высоту, и, видя, что выброситься с парашютом опоздал, я направил машину в оливковую рощу. Резкий удар головой о колпак — и я надолго потерял сознание. Как рассказывал мне потом Сережа Черных, нашли меня метрах в двадцати от самолета.

Очнулся я в светлой комнате военного госпиталя в Одессе, куда меня доставил пароход чехословацкой компании. Как выяснилось, врач-испанец дал заключение, что мои повреждения смертельны, а на отправке меня на родину настоял Сережа Черных, мой боевой командир и друг. Наши врачи сделали операцию. Я оказался весь в гипсе — много было переломов. Через три месяца меня комиссовали и признали инвалидом I группы. Вернули мои документы, выдали так называемый «белый билет», удостоверявший, что я снят с воинского учета по непригодности к воинской службе. В госпитале меня навещали вернувшиеся из Испании Сережа Черных, Сережа Денисов, Паша Акуленко, Ваня Кравченко и Петр Иванович Пумпур. Они написали мне рекомендацию для вступления в партию. Когда я выписался из госпиталя, то уехал в Загорск, где жила моя мать и семья брата. По приезде я узнал, что родные получили на меня похоронку: «Ваш сын, Взоров Владимир Николаевич, погиб при исполнении военного задания».

Так закончилась моя боевая молодость.

Источник: Сборник «Здравствуй, ПОБЕДА» Саранск. Типография «Красный Октябрь. 1995 год Издание администрации г.Арзамас-16 в честь 50-летия Победы. Стр.220-232

От Игоря Жидова

В 1995 году в закрытом городе Сарове (тогда еще Арзамас-16) группа энтузиастов авиации провела выставку авиамоделей, посвященную 50-летию Победы. На выставке было штук 200 моделей самолетов и «сопутствующих» материалов, имеющих отношение к 2-й мировой войне. Выставка пользовалась большой популярностью, побывала на ней и американская делегация из Лос-Аламоса – города побратима Сарова.
На презентацию выставки было решено пригласить ветеранов – авиаторов. «Уговорить» Взорова поручили мне. Фрагмент разговора по телефону: «…В Отечественную я воевал на земле». «Но ведь вы в Испании воевали в небе». «Вы представляете, когда это было…». «А у нас есть и модель «Ме-109В»». «Приду…»…
Я застал его на выставке стоящим перед витриной, так сказать, «локальных конфликтов»: Испания, Халкин-Гол, Финская война. Вместо приветствия тихо сказал: «Я все вспомнил…». Мы говорили часа полтора два и только об авиации. И я не мог сопоставить умному, доброжелательному и немногословному собеседнику его возраст, тогда — 83 года…
Возможно, именно после этой встречи и появились приведенные ниже воспоминания.
Участие советских летчиков в гражданской войны в Испании было в нашей стране засекречено и можно строить разные версии, о том почему В.Н.Взоров не был награжден..
Недавно я беседовал с его родственниками и уточнил детали его биографии, и получил единственную фотографию В.Н.Взорова, имеющую отношение к авиации – на ней он курсант летной школы в городе Брянске, 1934 год.

Против ветра

При перегонке группы самолётов Ан-2 с авиахимработ из Краснодарского края домой в Азербайджан, был такой случай. По трассе Кизляр — Баку группе самолётов пришлось произвести посадку в Хачмасе для дозаправки и переждать неблагоприятные метеоусловия Баку. Аэропорт Баку не принимал самолёты из-за сильного ветра, что там довольно часто случается. Из рассказа командира корабля одного из самолётов на борту у него было около 900 литров топлива. Этого количества вполне хватало на полет до Забрата места базирования Бакинского авиаотряда.

В группе собрались самолёты c разных аэродромов Азербайджана, а командир этой группы был из аэропорта Евлах. Он решил поднять всю группу и лететь часть группы на свой аэродром в Евлах другая часть группы на запасные аэродромы расположенные недалеко от Баку. Самолёты взлетели набрали высоту полёта 2100 метров и на этом эшелоне пошли по трассе Хачмас — Баку и далее. В полете оказалось, что сильный встречный ветер сдерживал самолёты настолько, что их скорость относительно земли упала до минимальных значений. Сейчас трудно сказать какой именно она была, но в полёте экипаж наблюдал, как неестественно быстро у них исчезало топливо. Когда после пролёта Баку наш самолёт пошёл на запасной аэродром Аджикабул, то к моменту посадки у него практически не оставалось топлива.

На подлёте к аэродрому диспетчер, как положено в авиации, стал предлагать посадку с обратным курсом по отношению к выполняемому полёту из-за незначительного ветра у земли, но командир корабля попросил посадку по ходу полёта ввиду ситуации сложившейся с топливом. Получив разрешение на посадку по запрошенному курсу, экипаж благополучно посадил самолёт в Аджикабуле. И каково же было удивление экипажа, когда техник сливая топливо с самолёта, набрал всего лишь ведро. Не трудно догадаться, что было бы с самолётом и экипажем, если бы они стали заходить на посадку по предложенному диспетчером курсу. Это лишний раз подтверждает старинную лётную мудрость, что «топлива много не бывает».

Мандрыкин Игорь.

«Так выглядит сокол после полета…»

В начале тридцатых годов на аэродроме одного из старейших наших летных училищ (тогда они назывались школами) — на Каче — появился необычный курсант. Он был явно старше своих товарищей, отличался уверенной, сформировавшейся манерой говорить и держаться, но, несмотря на это, жил обычной жизнью обычного учлета: и нотации инструктора, порой весьма вольные по форме, выслушивал без пререканий, и машину, вымазанную после полетного дня от мотора до хвоста касторовым маслом, исправно драил, и первого самостоятельного вылета ожидал с нормальным курсантским трепетом — словом, жил, как все…
А началось все с того, что он, едва ли не случайно, оказался в числе нескольких литераторов, которых пригласил к себе начальник Управления Военно-Воздушных Сил Красной Армии Петр Ионович Баранов и предложил им познакомиться поближе с авиацией, с тем чтобы в дальнейшем написать о ней. Художник и писатель Иван Рахилло познакомился и… заболел воздухом с такой силой, что почувствовал потребность самому научиться летать, а научившись, на всю жизнь стал своим человеком в авиации.
Разумеется, наивно было бы утверждать, что для того, чтобы хорошо описать, скажем, медиков, писателю надо обязательно стать врачом, а рассказать о жизни спортсменов невозможно, не имея хотя бы бронзовой олимпийской медали. Избранный Рахилло способ «вживания в материал», конечно, не единственно возможный. Но — видимо, далеко не худший по эффективности, свидетельством чему служит многое из написанного им в последующие годы. И — хочется добавить с уважением — способ отнюдь не самый легкий!
Время, в которое Рахилло пришел в авиацию и о котором впоследствии рассказал читателям, было фактически временем создания большого советского воздушного флота. Только что возникшая отечественная авиационная промышленность стала поставлять новые самолеты в количествах, которые всего двумя-тремя годами раньше показались бы фантастическими. Но много самолетов — это еще не авиация. Нужны люди, нужны порядки, нужны здоровые традиции, в общем — много еще чего нужно… В рассказе «Десант в юность», включенном в книгу сочинений Ивана Рахилло о воздушном флоте, писатель вспоминает то время: «Летчики-лихачи, гусары неба, еще ходили в ореоле славы. Молодые подражали им. Воздушный флот надо было перестраивать, оснащать новой материальной частью, а главное — подбирать и перевоспитывать людей». Заметьте: и подбирать, и перевоспитывать!
Вот этот-то, если можно так выразиться, пафос наведения порядка, пафос трудного, порой небезболезненного, даже драматичного перехода от авиации избранных «рыцарей воздуха» к авиации деловой, массовой, дисциплинированной, по-настоящему боеспособной, ощутимо присутствует в книге «Русское небо», и прежде всего в центральном ее произведении, романе «Летчики».
Андрей Клинков — главный персонаж «Летчиков», — в отличие от героев многих читанных нами благополучных жизнеописаний, формируется и как летчик, и как человек нелегко. Медленно, под влиянием самой жизни, а не авторского своеволия, избавляется он от влияния представителя пресловутых «гусаров неба» летчика Волк-Волконского — тоже, кстати сказать, персонажа, которого, как и его многочисленных прототипов, еще служивших в авиации ко времени прихода в нее летчиков нашего поколения, невозможно безоговорочно отнести к категории «отрицательных». Даже эпизоды, казалось бы, чисто летные — вроде потери Клинковым ориентировки в полете на маневрах — воспринимаются не столько как эффектные «случаи в воздухе», сколько как узелки человеческих взаимоотношений.
Многое, очень многое в произведениях Рахилло увидено собственными глазами, увидено «изнутри». Вот описание того, как человека в воздухе «…поражают реки. Оказывается, что их гораздо больше, чем обыкновенно предполагаешь. Они вьются, как змеи, сверкая чешуей…». Читаешь — и думаешь: ведь верно! Как сам этого не увидел? То есть, конечно, увидел, но не отдал себе в этом отчета. Не зафиксировал в сознании, что ли… Или полет на высоте нескольких метров над штормующим морем, о котором рассказывает — читатель в этом убежден — участник такого полета… А читая (в документальном рассказе «Гнездо сокола») точно и сильно написанную сцену прихода друзей в семью летчика Иноземцева с горькой вестью о его гибели, понимаешь, что так написать мог только человек, сам хоть раз участвовавший в выполнении этой миссии, едва ли не самой тяжелой из всех, выпадающих на долю авиатора.
«Летчики» пронизаны духом времени. В них говорится об авиации тех лет — и никакой иной!
Сейчас, сорок лет спустя, мы смотрим на многое другими глазами. Наше общественное сознание стало шире, мудрее, гуманнее. И, читая, например, о том, как комиссар Чикладзе в речи у гроба погибшего в автомобильной катастрофе красноармейца-шофера с пафосом громит недисциплинированность покойного, повлекшую за собой несчастье, мы воспринимаем теперь такую речь как по меньшей мере бестактную… Или когда Андрей в ответ на слова Маруси: «Раньше влюбленные встречались в старых запущенных садах, среди роз и жасминов. А наши встречи связаны с запахами строек: кирпичей, глины, извести…» — назидательно отвечает: «Такое время… сейчас не до цветов», — нам делается немного жаль этих симпатичных ребят. Однако и в этом — признаки времени.
Но, может быть, писателю следовало бы подкорректировать с позиций наших дней кое-что из написанного много лет назад — так сказать, «привести в соответствие»? В самом деле — общество, как известно, прогрессирует, так зачем же вновь писать о том, что, так или иначе, отвергнуто временем?.. К сожалению, логика в подобных рассуждениях только кажущаяся. В результате такой операции над своим произведением писатель неминуемо лишил бы его ценных своей неповторимостью примет времени, а значит — исторической конкретности, столь важной для того, чтобы достигнуть желаемого воздействия на читателей.
Сам И. Рахилло решает для себя эту проблему однозначно. И даже прямо декларирует свою точку зрения на сей предмет. В уже упоминавшемся рассказе «Гнездо сокола» он говорит о своих записях военных лет: «…они на серой оберточной бумаге, на папиросных коробках, на обрывках афиш и газет, с водяными подтеками: записывал на ходу, под дождем, на ветру, в зной и мороз, и почему-то не хочется украшать их… Пусть останутся они простыми и суровыми, эти записи — солдаты незабываемых дней войны».
Писатель хорошо понимает, что простота и правда — сильнее любых романтических красивостей. Вот эпизод, в этом смысле очень характерный:

« — И глаза у него были зоркие и ясные, как у сокола после полета! — восторженно воскликнул атташе одной из союзных держав на встрече с фронтовыми летчиками.
— А вам приходилось когда-нибудь видеть сокола после полета? — негромко спросил капитан Сахранов. — Когда сокол в полете — глаза у него открыты и напряжены, их сечет встречный ветер и непогода, в них попадает пыль. И когда сокол возвращается на руку охотника, из-под его усталых, полузакрытых век вместе со слезами текут мутные струйки грязи. Так выглядит сокол после полета…»

Что это — пресловутая «дегероизация»? Нет, я убежден, что в приведенных писателем подлинных словах Василия Титовича Сахранова — участника войны в Испании, отличного летчика и умного человека, навсегда оставшегося в памяти всех нас, знавших его, — что в этих словах заключена подлинная героизация, в самом точном, высоком и правдивом смысле этого слова!
Свое собственное отношение к разговору Сахранова с иностранным атташе Рахилло выразил тем, что воспроизвел его под заглавием: «Вместо эпиграфа к еще не написанной книге». Впрочем, такой эпиграф отлично подошел бы и к тому, что им уже написано…

* * *

Я говорил о том, как много в книге «Русское небо» примет авиации тридцатых годов.
Но многое в ней служит и утверждению наших моральных норм вообще. «Из-за лени и халатности одних мы вынуждены устраивать штурмы, работать через силу. Работа перекладывается на плечи других, более сознательных…» — с возмущением говорит командир отряда летчиков Хрусталев. Слова, видимо, справедливые не только применительно к авиации и не только для своего времени.
Или другое высказывание того же Хрусталева — персонажа, явно олицетворяющего будущее воздушного флота, да и, пожалуй, всего нашего общества: «По личному опыту я знаю, что так называемые бузотеры в боевых условиях нередко оказываются смекалистыми людьми». Не бояться «бузотеров» — не это ли во все времена было приметой умного, широко мыслящего, уверенного в себе руководителя…
В заключение автор этих строк должен признаться, что не может говорить о «Летчиках» и других произведениях Ивана Спиридоновича Рахилло без некоего особого, личного к ним отношения. Дело в том, что знакомство с этими произведениями — как и с другими хорошими книгами об авиации — много лет назад сыграло свою роль при выборе пишущим эти строки собственного пути в жизни, за что он будет до конца дней своих искренне благодарен их авторам. Конечно, мне могут заметить, что это — не более как факт моей личной биографии, ни малейшего общественного значения не имеющий. Подобное возражение было бы справедливо, и я не стал бы упоминать об этом факте, если бы не был уверен, что то же самое могут сказать о себе многие сотни, а может быть, и тысячи людей, которые пришли в те времена в нашу авиацию и составили основной ее костяк в военные, да и в послевоенные годы.
Впрочем, зачем говорить только о прошедшем?
Если сочинения Рахилло прочитает молодой читатель наших дней, он многое — «авиационное» и не только авиационное — почерпнет из них, а может быть, — кто знает? — и повторит судьбу читателей, впервые познакомившихся с ними около сорока лет назад. Счастливую судьбу людей, связавших свою жизнь с авиацией.

Марк Галлай.

AVIACITY

Для всех, кто любит авиацию, открыт в любое время запасной аэродром!

Category Archives: Истории