AVIACITY

Для всех, кто любит авиацию, открыт в любое время запасной аэродром!

Monthly Archives: Декабрь 2014

Лукашенко боится «вежливых людей»

Недавняя смена министра обороны Белоруссии, а также проводимые в военном ведомстве реформы, свидетельствуют: Александр Лукашенко Лукашенко«примерил на себя» все то, что произошло за последний год на Украине. Теперь белорусские военные учатся воевать в условиях «гибридной войны» и участвовать в подавлении массовых беспорядков на собственной территории. А постсоветских генералов — выходцев из разных стран бывшего СССР — заменяют нацкадрами.
В конце ноября в военном ведомстве Белоруссии сменилось руководство: 25 ноября Александр Лукашенко своим указом освободил генерал-лейтенанта Юрия Жадобина от должности министра обороны и уволил его с военной службы в запас по возрасту с правом ношения военной формы одежды и знаков различия. Особого удивления это не вызвало — каких-либо подковерных интриг за Жадобиным замечено не было, а в должности военного министра бывший глава КГБ Белоруссии явно ощущал себя не очень уютно.
27 ноября президент Белоруссии назначил министром обороны Андрея Равкова. Такого поворота событий местные аналитики не ожидали, но и удивились не сильно: все же Равков — кадровый военный, с очень хорошим образованием и опытом проведения армейских реформ.
Сам Лукашенко заметил, что при выборе кандидатуры на должность министра обороны руководствовался принципом омоложения кадров и сделал ставку на более молодого и перспективного генерала.
«Многие меня настораживали тем, что он не служил в центральном аппарате, не совсем с этими правилами знаком и так далее. Может быть, это и недостаток, но частенько это бывает в плюс, — приводит слова Лукашенко пресс-служба. — Умный человек всегда разберется в ситуации в центральном аппарате, но и привнесет что-то снизу, нам это очень нужно. Нам это нужно и в гражданских ведомствах, и в военных прежде всего».
«По-моему то, что Лукашенко заменил „спецслужбиста“ Жадобина на молодого и деятельного кадрового военного Равкова, показывает: президент не только технически переоснащает армию, но и отказывается от устаревших советских подходов к обеспечению обороноспособности страны с учетом развития ситуации в регионе, — говорит белорусский эксперт Национального института обороны Польши Янек Поречский. — Кроме того, Юрий Жадобин был этническим русским родом из Днепропетровска. А генерал-майор Равков родился в Беларуси и является этническим белорусом, что довольно редкий случай среди руководителей силовых структур».
Если посмотреть на отставку в свете всех «армейских» высказываний Лукашенко в 2014 году, то становится ясно: глава Белоруссии пытается модернизировать белорусскую армию с учетом особенностей конфликта на Украине и того, что произошло в Крыму.
Белорусский президент делает ставку на развитие мобильных сил и сил специальных операций как основного элемента стратегического сдерживания и противодействия диверсионной деятельности на территории страны.
Янек Поречский указывает, что в новые министры обороны многие аналитики прочили 49-летнего начальника Генштаба белорусской армии генерал-майора Олега Белоконева, который также имеет опыт командования силами специальных операций.
Однако Белоконев — выходец из России — а им сейчас Лукашенко явно не доверяет, стараясь ограничить вероятное влияние России на высшее военное руководство Белоруссии и белорусскую армию.
Сегодня уроженцы России — почти вся верхушка Минобороны Белоруссии. Олег Белоконев, начальник Генштаба и первый замминистра обороны — из Приморского края; Михаил Пузиков, генерал-майор и замминистра обороны, родом из Брянской области; Виталий Киреев, генерал-майор, замминистра обороны по тылу — начальник тыла Вооруженных Сил — родом из Магадана.
Очень многие высказывания и действия Александра Лукашенко в 2014 году говорят о том, что он все больше примеряет на себя и «Крымский сценарий», и происходящее в Донбассе. Президент неоднократно упрекал Киев в неспособности обеспечить свою территориальную целостность: «Я бы защищал Крым, я бы воевал за него», — как-то темпераментно заявил Лукашенко представителям Украины.
24 июня, посещая военные предприятия в Борисове, Лукашенко заявил, что Белоруссии нужна мобильная армия с эффективным вооружением. «Нам нужна мобильная армия. Мы сделали на это ставку. Поэтому ее надо оснастить мобильными машинами с эффективным вооружением, — подчеркнул он. — Нам мобильная техника важнее, чем танки, самолеты и прочее. Мы не будем вести такую войну, как Россия, Америка и т. д. У нас, если вдруг, другая война — нам нужны эти мобильные многоцелевые машины, чтобы мы могли в любое время поехать куда надо и нанести непоправимый ущерб тому, кто сюда полезет. Надо ускориться. Нам эти машины важнее любой бронетехники. Уверен, что в современной войне без них невозможно».
Менее чем через две недели, посещая 8 июля 103-й отдельную гвардейскую мобильную бригаду сил специальных операций Вооруженных сил Белоруссии, Лукашенко вернулся к этой теме. «Не дай бог нас не подстрахуют братья со спины — нам придется вести войну самим», — сказал он. Ну а высказывания белорусского президента о том, что он готов защищать страну «от агрессии и с Запада, и с Востока» вообще звучат в каждом втором его выступлении.
Источник «Газеты.Ru» в белорусском Генштабе также свидетельствует, что именно действия России относительно Украины подтолкнули белорусское руководство к срочному пересмотру военной доктрины.
«У нас в аналитическом управлении все было спокойно, пока не началась всерьез заварушка в Крыму. А уже когда прошел референдум, когда украинских военных просто турнули из Крыма, — вот тогда началось! , — говорит источник. — Один за другим посыпались запросы на моделирование ситуации — из Совета Безопасности, из коллегии Министерства обороны, из президентской администрации. Интересовались, как бы развивались события, если бы украинские военные попробовали сопротивляться „зеленым человечкам“. Потом просили смоделировать, какие войска (если бы они были у Украины) смогли бы не допустить отторжения Крыма. Ну а как началось в Луганске и Донецке, так с тех пор у нас еще никто в отпуск не уходил».
Но не все белорусские эксперты по силовым структурам согласны с тем, что Лукашенко готовится сражаться в «гибридной войне» по украинскому сценарию.
«Нет оснований увязывать напрямую смену руководителя Минобороны с событиями на Украине. Экс-министр Юрий Жадобин достиг пенсионного возраста. Его сменил более молодой генерал. Это плановое мероприятие, которое не является признаком начала неких реформ в армии, с которыми Жадобин якобы не справился, — считает руководитель аналитического проекта Belarus Security Blog Андрей Поротников. — И реформ никаких нет, по сути. Произошла некоторая корректировка планов подготовки войск».
Эксперт говорит, что «впервые в этом году отрабатывался сценарий взаимодействия военных и Внутренних войск МВД в ходе подавления массовых беспорядков, сопровождающихся захватами административных зданий», но указывает, что «это было разовое мероприятие». «Приоритеты остались те же, что и 7-10 лет назад: спецназ, ПВО и ВВС. В равной степени этот факт можно рассматривать и с точки зрения правильно расставленных в свое время акцентов, и с точки зрения негибкости системы выработки решений в сфере безопасности. Словом, пока нет оснований говорить, что произошел некий перелом, и верховная власть сделала оборону приоритетом. По крайней мере, до принятия бюджета 2015 года», — говорит Жадобин.

http://news.rambler.ru/

Суперпродукт для здоровья: картофель

Сегодня мы расскажем вам о продукте, который в России особенно любим и почитаем — картофеле. Его в нашей стране можно найти повсеместно, любая хозяйка знает множество рецептов гарниров, Картофельсалатов, супов и запеканок с участием этого продукта. И хотя о его ценных свойствах многим известно, редакция HELLO.RU все же решила собрать самые интересные факты о картофеле, которые не только откроют для вас его новые стороны, но и заставят полюбить так же сильно, как и сам Иоганн Себастьян Бах, писавший музыку в его честь.

Картофель представляет собой вид многолетних клубненосных травянистых растений из рода Паслен семейства Пасленовые. Его близкими родственниками являются помидоры, баклажаны, табак и ядовитый паслен. Клубни картофеля являются важным, полезным и очень популярным продуктом питания, а вот его плоды, как известно, ядовиты, так как содержат в себе гликоалкалоид — соланин. Хотя иногда и обычный клубень, слишком долго хранившийся на солнце, может вдруг позеленеть и приобрести горьковатый вкус. Употребление такого продукта в пищу может привести к серьезному отравлению.
Родина картофеля — Южная Америка, там до сих пор можно встретить его «дикий» вид, который растет почти повсеместно: на пшеничных полях, каменных заборах, пустырях и в других непривлекательных местах, поэтому к нему там очень часто относятся как к сорняку. В качестве сельскохозяйственной культуры картофель стал известен примерно 7-9 тысяч лет назад на территории современной Боливии. Аборигены, помимо употребления, поклонялись ему как одушевленному существу. В Европе этот продукт появился только в XVI веке: первые клубни привезли из Перу в Испанию, далее картофель начал распространяться по всей Европе, но пока считался декоративным ядовитым растением.

Появление картофеля в России связано с именем Петра I: в конце XVII века император прислал в столицу мешок клубней из Голландии якобы для рассылки по губерниям для выращивания. Однако на протяжении всего XVIII века картофель в основном подавали только в аристократических домах. По незнанию крестьяне пытались употреблять в пищу плоды, что вызывало частые отравления, а картофель получил название «чертово яблоко». Впрочем, впоследствии он «восстановил» репутацию и заслужил всенародную любовь — например, иногда его даже использовали для приготовления блинов вместо муки.
Сейчас картофель выращивается в умеренном климате по всему земному шару и составляет значительную часть пищевого рациона народов Северного полушария. В 1995 году он был впервые выращен в космосе, а 2008-й был даже объявлен ООН «Международным годом картофеля».
Кроме привычных белых и желтых клубней, встречаются в природе красные, фиолетовые и даже черные — цвет картофелин зависит от содержания в них полезных микроэлементов. Так, красно-фиолетовые сорта полны антиоксидантов, которые защищают от старения. В желтой картошке — много каротина, улучшающего зрение. Черный картофель, хоть и не привлекателен на вид, очень богат различными витаминами и минералами.

Есть два уникальных сорта, которые даже после варки сохраняют синеватый оттенок кожуры и мякоти: Linzer Blaue и Französische Trüffelkartoffel. Из выращивающихся в нашей стране синеватый оттенок имеет общеизвестный сорт «Синеглазка». Официальное его название — «Ганнибал» — в честь прадеда А.С. Пушкина Абрама Ганнибала, который первым в России проводил опыты с селекцией и хранением картофеля.
В Андах также можно обнаружить высокогорный картофель, растущий на альпийских лугах и выдерживающий температуру до -8°С. Он не похож на то, что обычно видим мы на своих огородах, а, скорее, напоминает подорожник, у которого после цветения вырастают небольшие ягодки. Также существует и такой вид картофеля, который произрастает на вечнозеленых деревьях высотой 15 м. Он не образует клубней, а его ягоды очень похожи на помидоры, только черно-фиолетового цвета с синим отливом и абсолютно несъедобные.
Картофель — настоящий целебный продукт. Примерно 20-25 процентов веса одного клубня составляют углеводы (крахмал), примерно 2 процента — белок, 0,3 процента — жир. В картофеле содержится много калия, фосфора, магния и железа, также там присутствуют витамины С, В, В2, В6, В РР, Д, К, Е, фолиевая кислота, каротин и органические кислоты: яблочная, щавелевая, лимонная, кофейная, хлорогеновая и многое другое.

Именно благодаря большому содержанию калия картофель способен выводить из организма лишнюю воду и соли, что улучшает обмен веществ. Печеный его вариант рекомендуется к употреблению при гипертонии, атеросклерозе и сердечной недостаточности. Он отлично помогает при гастритах, повышенной кислотности и язвенных болезнях желудка и двенадцатиперстной кишки. Если верить последним исследованиям, картофель способен повлиять на память — после употребления порции пюре, уже через 15 минут, наступает улучшение функции запоминания.
Полезнее всего, к слову, картофель, приготовленный «в мундире», то есть в кожуре — так ему удается сохранить больше полезных элементов, хотя саму кожуру есть не стоит, в ней могу остаться пестициды и различные токсины. Чтобы сохранить максимальное количество витамина С при готовке, не следует оставлять очищенный картофель надолго на воздухе или начинать варку в холодной воде.
Также не стоит забывать, что у картошки очень высокая калорийность, поэтому не злоупотребляйте ею — содержащийся в ней крахмал не усваивается в чистом виде нашим организмом. Диетологи рекомендуют употреблять продукт в пищу не более пары раз в неделю. Особенно калориен, кстати, картофель фри, изобретенный бельгийцами, но они считают свое «создание» «идеальной едой», поскольку в ней нет ни зернышек, ни кожуры. По легенде в одной из бельгийских провинций впервые решили зажарить длинные кусочки картошки в масле, чтобы заменить закончившихся маленьких поджаренных рыбок на пиршестве.

Кроме полезных пищевых свойств этого «суперпродукта», соком сырой картошки можно полоскать рот при фарингитах и ларингитах, а также он хорошо помогает при изжоге, запорах и тошноте.
Картофель занимает важное место в гастрономической культуре разных стран, есть множество рецептов, связанных с этим продуктом: картофель по-французски «дофель», шотландский «панированный картофель», китайское картофельное пирожное и многое другое. А в современной Исландии популярна водка, сделанная на основе картофеля. Исландский «Бреннивин» (Brennivin — «горящее вино» — прим. ред.) считается главным неофициальным алкогольным напитком страны, его изготавливают из картофеля и семян тмина, которые используются для ароматизации напитка.
Мы же предлагаем вам приготовить запеченный картофель с курицей.

Ингредиенты:
1,5 — 2 кг курица
1 лимон, разрезанный пополам
2 зубчика чеснока
600 г картофеля, очищенного и разрезанного на небольшие кусочки
1 луковица, порезанная
3 ст.л. оливкового масла
1 ст.л. мелко нарезанной петрушки
Способ приготовления:
1. Разогрейте духовку до 200 градусов. Натрите курицу чесноком, положите в нее дольки лимона и отправьте в форму для выпекания. Готовьте в течение 45 минут, после этого дайте курице «настояться» 10-15 минут.
2. Положите в большой полиэтиленовый пакет картофель, лук, полейте оливковым маслом, завяжите и хорошенько перемешайте. Теперь выложите массу на противень, равномерно распределите. Выпекайте 45 минут в верхней части духовки. Готовый картофель посыпьте петрушкой, морской солью и подавайте с курицей.

Валерия Овчинникова

Крылья Коломойского. Государство отдает олигарху авиаотрасль

Игорь Коломойский продолжает наращивать свое влияние в украинской экономике.
Власть принимает нововведения в сфере авиаперевозок в интересах компании губернатора Днепропетровской области.
Государственная авиационная служба утвердила новый порядок распределения маршрутов для авиакомпаний.
Госавиаслужбу сейчас возглавляет бывший топ-менеджер «Международных авиалиний Украины» (МАУ) – крупнейшей авиакомпании страны, контролируемой Игорем Коломойским.
Неудивительно, что новые правила распределения маршрутов предоставляют широкие преференции именно МАУ.
Иностранные компании заявляют о монополизации отрасли авиаперевозок в Украине, а государство наоборот считает, что новые правила будут способствовать развитию отрасли.
Корреспондент.net разбирался с новым порядком распределения авиамаршрутов.
Только Коломойский в плюсе?

Согласно принятым правилам, назначения на новые маршруты будут выдаваться компаниям, принадлежащим государству (на 50% и более) или гражданам Украины.
Таким образом, авиакомпании с иностранным капиталом лишатся права летать за рубеж или должны будут переоформить права на человека с украинским паспортом.
Кроме того, внедряется организация конкурсов на получение внешних маршрутов. Предпочтение будет отводиться компаниям с наибольшим количеством выполненных полетов внутри Украины за последний год, крупнейшим флотом и штатом сотрудников.
Глава Госавиаслужбы Денис Антонюк и министр инфраструктуры Максим Бурбакуверены, что новый порядок будет стимулировать развитие внутренних авиаперевозок.
Вместе с тем, по сути, новым порядком распределения маршрутов государство создает особые преференции для МАУ и, в тоже время, сужает права более мелких игроков. Как говорят ее конкуренты, новый порядок фактически закрывают вход другим авиакомпаниям на рынок Украины.
МАУ обладает самым большим флотом и штатом сотрудников среди авиакомпаний, работающих на украинском рынке. В состав ее флота входит 30 самолетов Boeing и 5 среднемагистральных Embraer. И именно авиакомпания Коломойского сможет извлечь выгоду от нововведений.
«Теперь шансы получить какое-либо назначение или право на воздушную линию равны почти абсолютному нулю, если, конечно, Вы не МАУ», — прокомментировал ситуацию юрист Marchenko Danevych Андрей Гук.
Иностранные перевозчики возмущены
Компания Wizz Air обеспокоена тем, что принятие новых правил допуска авиакомпаний на маршруты может остановить развитие или даже привести к закрытию Визз Эйр Украина.
В компании полагают, что новый порядок выдачи и аннулирования прав на эксплуатацию воздушных линий свидетельствует о значительном шаге назад в развитии авиационного рынка Украины.
«Он приведет к уменьшению количества доступных маршрутов и сокращению количества авиаперевозчиков, между которыми пассажир может выбирать, что в свою очередь приведёт к повышению цен на билеты», — считают в лоу-косте.
Новый порядок, по мнению Wizz Air Украина, не только негативно повлияет на жителей Украины, но и окажет отрицательное влияние на развитие туризма в Украине и украинскую экономику в целом.
«Наконец, новый порядок противоречит либерализации украинского авиационного рынка и стремления соответствовать нормам Европейского Союза», — отметили в авиакомпании, добавив, что надеются на пересмотр и корректировку принятых правил с учетом интереса всех игроков рынка.
Авиакомпания намерена оспаривать документ.
«Мы принимали участие в форумах экспертов, дискуссиях Госавиаслужбы и Министерства, писали письма властям, объясняя, почему этот шаг недостаточно продуман. Однако видим, что наш голос не был услышан, а условия документа становились все более и более жесткими», — подчеркнул директор компании Wizz AirАкош Буш.
Авиакомпания «Atlasjet Украина» (Львов) также выступает за отмену порядка предоставления и аннулирования прав на эксплуатацию воздушных линий Государственной авиационной службой.
В компании также отметили, что факт того, что бывший топ-менеджер авиакомпании «Международные авиалинии Украины» (МАУ) Денис Антонюк в данное время является председателем Госавиаслужбы, а также то, что принятые под его руководством нормативные акты составлены в интересах одного игрока, определенно говорит об ангажированности Госавиаслужбы.
В новых нормах «Atlasjet Украина» также видит угрозу монополизации рынка авиаперевозок.
Не первое решение в пользу Коломойского
Последнее решение Госавиаслужбы – это не первая преференция от украинских властей.
В марте 2014 года Кабинет министров назначил главой Госавиаслужбы Дениса Антонюка. До этого он занимал должность директора по развитию маршрутной сети и альянсам в МАУ.
В начале октября 2014 года исполняющим обязанности заместителя гендиректора аэропорта “Борисполь” стал Антон Борисюк, ранее занимавший должность вице-президента МАУ. Его заместителем стал Кирилл Звонарев – экс-работник “Аэросвита” Коломойского.
В сентябре МАУ обратилась к правительству с просьбой о выделении ей стабилизационного кредита на сумму 100 миллионов долларов на 10 лет.
МАУ также просит своевременного возмещения налога на добавленную стоимость и отмечает необходимость разработки программы поддержки авиационной отрасли.
При этом авиакомпания накопила огромные долги перед “Борисполем”, которые не спешит отдавать.
Госавиаслужба дает заднюю?
Вчера возмущенные авиаперевозчики провели встречу с главой Госавиаслужбы.
Во время встречи Антонюк уточнил, что новый порядок позволит авиакомпаниям сохранить текущие назначения на регулярные авиаперевозки.
В то же время, представители «Визз Эйр Украина” подчеркивают, что это не устраняет проблем, которые государство создает в деятельности перевозчика.

Вы для нас — родные

Территории Донбасса, подконтрольные ополчению, сейчас оказались в полной экономической изоляции. Киев перестал платить пенсии, закрыл последний банк, отключил финансовую систему, фактически отобрав деньги, лежавшие на счетах граждан и фирм. Миллионы людей — в ситуации катастрофы, но они пытаются работать, выживать. Отряды ополчения по серым схемам «сопровождают» экспорт угля на Украину, чтобы как-то обеспечить население и самих себя. Вместе с тем продолжается «крышевание», как в девяностые, и разложение войск, которые не отступают и не наступают, хотя и воюют каждый день. Государство постепенно строится: в ДНР и ЛНР уже зарегистрировались тысячи фирм (с налоговыми обязательствами, но без банков и счетов), запускаются предприятия. Однако без настоящей власти, настоящего грамотного управления, настоящих законов и настоящей финансовой системы (собственной или российской, рублевой) все это напоминает даже не девяностые, а мрачное феодальное средневековье. Наш донбасский корреспондент была шокирована встречами и с новой «элитой», и с честными, но жесткими людьми из контрразведки, и с героическими шахтерами
В ресторане гостиницы «Рамада» за столиками шумят компании журналистов, а представительные мужчины в недешевых костюмах переговариваются о чем-то, наклонившись головами друг к другу. Рядом с ними — вооруженная охрана. Курятся кальяны. Играет музыка в полутьме.
В зал входит молодая женщина. Ее обесцвеченные волосы собраны в конский хвост на макушке. Пошатываясь на двадцатисантиметровых каблуках, она движется к свободному столику. Ее грудь заметно колышется под открытым топом. К ней присоединяются еще две девушки и человек в камуфляже. Опершись о край дивана, он занимает место в метре от блондинки.
Переговариваясь и покуривая, бросая по сторонам взгляды и хохотки, женщины проведут здесь два часа. Все это время, направив одетый в глушитель автомат в сторону, где шумят съехавшиеся в Донецк журналисты, мужчина в форме простоит рядом, ни разу не присев. Говорят, что блондинка — жена одного из министров ДНР, и летом в этой гостинице из-за нее случилась настоящая дуэль — между ее супругом и его охранником.
Звуки снарядов, посылаемых сейчас в город, здесь не слышны. Их заглушает музыка.
***
— Устроили пир во время чумы, — говорит начальник одного из отделений военной контрразведки ДНР. Он сидит за столом в кабинете, обклеенном холодно-голубыми обоями. За его спиной — белый несгораемый шкаф. — Пируют, как всегда, те, кто законы издает, — продолжает он. — А погибает быдло. Это они так смотрят на тех, кто погибает, а мое убеждение: каждый солдат — мой товарищ и брат.
— Люди забывают, что они все из одного места появились, — произносит коренастый человек в кепке, находящийся тут же, в кабинете.
— Это, Саша, от недостатка ума, — отвечает начальник. — Сколько времени уже машины, груженные углем, не могут из города выехать? — спрашивает он.
— Дней семь, — отвечает Саша. — То Ваньки нет, то Маньки… Как выживать семьям? Меня жена уже спрашивает, зачем ты туда ходишь, раз денег не платят.
— Скажи ей, что ради меня ходишь, — усмехается начальник. — Чтоб харю мою каждый день видеть… У меня очередь из желающих поступить в мое подразделение, а я их взять не могу. Нам правительство ДНР постоянно урезает полномочия, — говорит он, обращаясь уже ко мне. — А если наделить меня всеми необходимыми полномочиями, то я наведу на этой территории порядок в течение двух недель. А сейчас то, что тут происходит, можно назвать одним словом — блудодейство… Захарченко и министр по топливу подняли налог на стоимость вывоза угля. Теперь они будут стекаться в Донецк, и распоряжаться ими будет правительство Захарченко. А руководители угольных предприятий уже считают работу нецелесообразной.
— В чем смысл вывоза угля? — говорит Саша. — Работает дырка, а от нее девятнадцать семей кормится. Но этот уголь нужно вывезти и продать. Донецкую Республику мы одним городом Торезом забьем. А куда его дальше? России он не нужен. Есть его? Он невкусный.
— Но он остро востребован на Украине, — вставляет начальник. — Ради выживания людей мы приняли волевое решение и будем посылать свою группу сопровождать колонны с углем по территории ДНР, обеспечивая их безопасное прохождение на территорию Украины. Это — превышение полномочий, но другого выхода у нас нет.
— А так их не пропустят — без сопровождения? — спрашиваю я.
— На каждом блокпосту свой начальник. Захочет — пропустит колонну, не захочет — нет. На деньги, получаемые за сопровождение, мы выделяем материальную помощь больницам, детским учреждениям и домам престарелых. У нас пенсионеры сейчас по домам от голода умирают… Я пытаюсь вести свою линию на отдельно взятой территории. Но кругом слишком много предательства. Без сил правопорядка Российской Федерации здесь уже порядок не навести.
В кабинет вваливается группа крупных мужчин. На некоторых под камуфляжными куртками — тельняшки. Они окружают стол, за которым сидит начальник.
— Нам предложили стать группой быстрого реагирования, — обращается один из них к начальнику. — Валить всех неугодных.
— Сидеть в ресторанах и вкусно есть? — уточняет тот. — А людям как в глаза будете смотреть? Я — против.
— Тогда и мы — против, командир.
— А вы что хотели услышать? Что я освобождаю вас от такой химеры, как совесть? Нет.
— Через две-три недели мы получим голодные бунты, — снова подает голос Саша, ударяя в конце предложения на последний слог.
— Через две-три недели я и сам могу уже быть у Бога за пазухой, — отвечает ему начальник. — Новые власть имущие рано или поздно решат, что меня необходимо ликвидировать. Потому что уперся… У меня только нецензурное слово для того, что сейчас происходит. Несколько десятков алчных людей дискредитируют такое хорошее начинание… Но вы записывайте, записывайте, — обращается ко мне. — Во все времена коррумпированные правители боялись гласности.
В кабинете холодно. Через стену — отсек, разбитый во время артобстрела и заново восстановленный силами военнопленных. Во дворе ждет выезда еще одна группа мужчин. На них — разгрузочные жилеты и голубые береты с красной звездой.
***
Дорога к копанке лежит через полуразрушенную улицу частных домов Шахтерска. От одних остались лишь передние стены, от других — печные трубы, а от третьих — выкрашенные веселой краской заборы, окружающие груды кирпичей и сгоревшие деревья.
— С каждым дырочником нужно отдельный разговор о налогах вести, — говорит Саша. — У кого-то пласт — метр сорок, а у кого-то — сорок сантиметров. А сейчас дырочников налогами хотят просто разорвать. Для чего — не знаю. Может, для того, чтобы кто-то один пришел сюда с большими деньгами и все это себе забрал? Мы думаем: только чтобы не Янукович… Ничего, скоро мы все это восстановим, — говорит он о разрушениях в городе. — Но я себе еще тогда, когда украинская армия сюда заходила, сказал: «Не прощу». Нам их тогда нечем было встречать — не было тяжелого вооружения. Я — местный. Меня тут все знают. Я собирал информацию, потом по ней отрабатывала наша артиллерия… Об опасности тогда не думали, руководствовались одним патриотизмом. Вон видите красный террикон, — он показывает на далекую красную насыпь размером с целую гору, — вот там они сидели и били по шахтам прямой наводкой. А потом зашли стрелковцы и освободили Шахтерск.
У въезда на копанку — неподвижная колонна фур, груженных углем. Копанка огорожена забором из желтых бревен, за ним начинаются частные дома. Горы угля, лежащие на поверхности, отливают на солнце серебром, и кажется, что большие черные глыбы обернуты тонкой фольгой. Ствол, больше похожий на нору в земле, прикрыт деревянным навесом. Из него, из самой глубины тянутся стальные провода, концом крепленные к перекладине, которая держится на двух столбах, растущих из кучи угля.
Пространство копанки оглашается мерным металлическим стуком — это рабочий стучит молотком по пруту. За его спиной черный покосившийся туалет с распахнутой голубой дверцей.
— Ленин называл уголь «хлебом промышленности», — говорит владелец копанки, подойдя к нам. Он просит его не фотографировать и не называть его имени. — А Владимир Ильич был не глуп, — продолжает он. — Копанка сегодня — единственный способ для шахтеров и их семей выжить в это тяжелое время. После повышения налога на провоз угля мы будем работать только пока сезон. В декабре сезон закончится, и смысла в нашей работе уже не будет. Это просто чистейшей воды пошлина за проезд по территории ДНР — триста гривен за тонну. А еще двадцать надо заплатить за бензин. Цена же угля за тонну — ориентировочно тысяча гривен. Семьсот гривен — ценообразование этой тонны угля. Триста гривен — прибыль, но не чистая. На нее содержится хозяйство, с нее мы выплачиваем налоги и зарплаты. Если после всего останется пятьдесят-шестьдесят гривен чистой прибыли, то это очень хорошо.
— Кто оплачивает эту пошлину на провоз? — спрашиваю я.
— Ее оплачивает покупатель. Поэтому он теперь будет брать меньше угля. А значит, люди останутся без зарплаты. Людям будет нечего есть. Люди и во время обстрелов продолжали работать. В один ствол попали снаряды. Шахтеры разбежались, а когда обстрел прекратился, прибежали снова. Потому что им семьи надо кормить. Но сейчас, когда уголь из-за возросшей цены никто покупать не будет, они перестанут выходить на работу. Как говорится: No money, no honey. Мужчины сядут по домам. Может быть, пойдут в ополчение.
— А мы сразу говорили, еще в начале, что в ополчении они не нужны, — берет слово Саша, — лучше три солдата, которые что-то умеют, чем тридцать человек пушечного мяса, которые погибнут в первые десять минут.
Металлический звон прекращается. Шахтер поднимает молоток. Голубые глаза блестят на его черном от угольной сажи лице.
— Да меня поломает, если я больше трех дней просижу на диване, — он откладывает молоток в сторону и поднимается. — Я ничего другого, кроме угля, не знаю и не умею. Я с семнадцати лет на шахте. Я не собираюсь лезть туда, где ничего не понимаю. Что вам рассказать за уголь, — он подходит ко мне и окидывает взглядом черно-серебристые горы, лежащие под ногами. — Он есть твердый, есть мягкий. Он есть влажный, а есть сухой. Он есть с газом, а есть без. Легкого угля нет. Он весь добывается с трудом. Только сомнения меня долбят насчет того, что уголь — это окаменелые деревья… Но тем не менее, откуда бы он ни взялся, он есть, — он наклоняется, поднимает угольную глыбу из-под ног и вертит ее в черных руках, следя за тем, как по ней серебром пробегает солнце. Солнце отсвечивает бликом и на большом серебряном распятии, висящем у шахтера на груди. — Ему здесь лучше на солнышке, — говорит он. — Сейчас разберут его людишки, — продолжает с нежностью в голосе, — и людишкам будет тепло. Я не знаю, хочет ли этого уголь. Я знаю, что этого хотим мы, — зубами он соскребает с нижней губы угольную пыль. — А еще мы хотим работу, хотим зарплату и хотим, чтобы вся эта канитель уже закончилась. Мы не будем сидеть дома на диване. Мы возьмем оружие и пойдем против хохлов. Вот так! Возьмем и пойдем!
Из норы раздается тихий рокот. Натянутые провода приходят в движение. Гавкнув, беспородная собака, шерсть которой так же, как и человеческая кожа, покрыта черной пылью, юркает к стволу и, виляя хвостом, пляшет вокруг него. Из дыры показывается черно-белая ванна, заполненная углем. Собака лает. Провода натягиваются сильней, ванна ползет по земле, вползает на кучу угля, подпрыгнув, взмывает вверх к перекладине, из нее, шурша, ссыпается уголь. Куча становится выше.
***
На блокпосту у Макеевки в машину, остановленную для проверки документов, садится казак в кубанской папахе.
— Мне жена сказала: встретишь журналиста, привези его ко мне, я ему все расскажу, — говорит он, оборачиваясь с переднего сиденья назад. — Я объясню этому журналисту, сказала она, кто такой патриот… Поедете сейчас со мной на шахту, я вам все покажу. Вы слышали о казаке Мироне? Это я.
По мобильному телефону он отдает команду казакам ехать впереди на машине, показывая дорогу на шахту.
— Нас — донских казаков — в Макеевке много, — начинает он. — Четыреста сорок пять человек. Все хорошо подготовлены. И все — местные. У нас одна группа воюет по три-четыре недели на передовой, а другая в это время — на казарменном положении. Военную подготовку получают от таких людей, как я. Когда-то я закончил пермское военное училище. А когда Союз распался, я вернулся на Украину и оказался ей не нужен. Я пошел работать в шахту, — рассказывает Мирон. Обстоятельно, не требуя вопросов, словно действительно только и ждал появления журналиста, уже в подробностях зная, о чем он ему расскажет. — Но когда началась война, я не выдержал и пошел воевать, вспоминая опыт, который получил в Карабахе. Там была другая война — два народа между собой воевали. А тут — брат на брата пошел. Знаете, сколько у меня родственников на Западной Украине? Очень много. После того как они узнали, что я в ополчении, они назвали меня террористом и отвернулись от меня. И я думаю, что в этой жизни они ко мне уже не повернутся. Между нами всегда была война: они беззлобно называли нас москалями, а мы их так же беззлобно — бандерами. Но мы не проливали кровь друг друга. А теперь я говорю: после того как брат убил брата, перемирия уже не будет. И даже Российская Федерация не сможет этого остановить. Только время вылечит нас.
— А кто такой патриот? — спрашиваю.
— Это я, — отвечает он. — Потому что я двадцать лет проработал на шахте и исправно платил налоги. Я для Украины сделал больше, чем те, кого Украина сейчас посчитала патриотами, — малолетки двадцати и двадцати пяти лет, которые не сделали ничего. Ничего не построили. Не подняли шахты. А я после распада Союза три шахты поднял. Они в руинах лежали. Я заработал два ордена шахтерской славы. И мне пофиг было, какой президент мне их вручал. У меня три грамоты! Три! А Украина взяла и назначила патриотами малолеток, которые вышли и заявили: «Мы — нация». Нет, вы просто пришли разрушить Донбасс! У меня дочка родилась в девяносто третьем. Нам в то время ничего не платили, но мы как-то встали на ноги. А теперь они поняли, что Донбасс стал богатым краем, и пришли его у нас отнимать? Да (нецензурно. — «РР») … у них не получится! — кричит он. — У меня дочка такие скандалы закатывала — «Папа, я за единую Украину!» Отвечаю: «Пожалуйста! Я что ли, против единой Украины?! Я — не против! Но я не за ту Украину, которую мне навязывают!» А мне навязывают нацистскую Украину. Мне говорят: «Мы лучше всех!» Да что это такое, я не пойму!
Некоторое время он молчит. Нахохлившись и тяжело дыша, смотрит на дорогу. Папаха, верх которой сшит из кумача, съезжает ему на лоб.
— Украинские срочники воевать не хотят, — снова поворачивается ко мне. — А нацики и наемники из Польши и Белоруссии, частные батальоны — это совсем другое дело. Эти оснащены лучше, чем вооруженные силы Украины. Я сам принимаю участие в боевых действиях. Мы подбили танк, из него выпрыгнули танкисты, они по дороге убегали, а мы их расстреливали из автоматов. Я своими глазами видел — выпускаешь очередь, попадаешь ему в спину, у него только дырка на спине, а бронежилет не пробивается. Мы их взяли в плен только потому, что у них кончились патроны и они устали от нас убегать по проселочной дороге. И вы мне хотите сказать, что их вооружила украинская армия? — спрашивает он, продолжая свой монолог. — Да она сама себя вооружить не может. Я лично своим солдатам давал приказ — не уничтожаем, стреляем только по ногам. Если оказывается, что это срочник, отдаем его родным и близким… Но все, сюда они больше прорваться не смогут. Я их близко к своей Макеевке не подпущу. Мы уже сняли некоторые блокпосты, потому что чувствуем себя уверенно. Я подчиняюсь лично Игорю Николаевичу Безлеру. И мы, если захотим, можем Новый год отметить на границе с Польшей.
— А почему вы не можете освободить аэропорт? — спрашиваю я.
— Приказа нет. Это — большая политика. Аэропорт можно взять элементарно — освободить Карловку, со стороны которой нас сейчас обстреливают, и аэропорт полностью окажется в окружении… Знаете, когда я ушел на войну, у меня зарплата была двенадцать тысяч гривен. Плюс пенсия — еще семь тысяч. Я все это бросил и пошел воевать. И я еще раз подчеркну — не против единой Украины, а против фашизма, который надвигается на мою страну. Майдан начался, мы наблюдали, моя дочка была за, а я ей сказал: «Надень кастрюлю на голову и тоже иди». Я объяснял ей, что нечего студенту делать ночью на площади. Студент должен днем учиться, а ночью — спать.
Машины останавливаются возле черного здания, второй этаж которого подпирают железные колонны. Дальний его угол выбит снарядом. На земле свалены в кучу узкие металлические полоски. По ним, пронзительно чирикая, прыгают птицы. Мирон стоит, расставив ноги, к одной из которых прицеплена кобура. Задрав голову к выбитым окнам, придерживая папаху рукой, он ругается матом.
— Это моя шахта, — говорит он, и в его голосе слышится злость. — Я в девяностых ее восстанавливал. Если бы не мы, она бы прекратила свое существование. Мы ее восстановили и работали на ней. Восстановили и работали. А они по ней — минометами! — он матерится, и слова, которые он произносит, звучат не грубостью, а болезненной жалостью. Дует ветер, металлические полоски начинают шелестеть. Мирон идет к галерее, перед которой на рельсах стоит покореженный паровоз с желто-розовым передом. Из самой галереи выбиты фрагменты, виден ее продолговатый железный скелет. Застыв, Мирон выпускает новую порцию мата.
— Да я же душу в нее вложил! — басит он. Машет руками. Отходит на несколько шагов. Возвращается. Мычит. Хватается за папаху. — Вашу мать… (нецензурно. — «РР»). У меня сердце кровью обливается, (нецензурно. — «РР») тогда я… У-у-у… — он отбегает.
— Мирон, а ты не видел шахту до этого? — возле него вырастает полный мужчина со строгим лицом. На нем — гражданская, застегнутая до самой шеи куртка.
— Нет!
***
— Я — заместитель главного инженера шахты, — представляется мужчина мне. — Хотите, я вам происходящее в тезисах изложу? Хотите? Тогда поехали… Итак, мы находимся на территории шахты «Коммунарская», номер двадцать два, — начинает он с таким серьезным выражением лица, словно находится в прямом эфире или выступает свидетелем в суде. — Она входит в состав шахтоуправления «Донбасс». Это было стабильно работающее предприятие с добычей четыре тысячи тонн в сутки. В работе находились четыре лавы. Шестнадцатого августа этого года на территорию шахты зашли украинские войска. С этого времени начались разрушения. Шахта была обесточена, был выключен вентилятор. Допуск рабочих на шахту был прекращен. Двадцатого сентября украинские военные оставили шахту. Двадцать первого сентября мы на нее вошли. И что же мы увидели? — спрашивает он, пожав плечами. — Мы увидели колоссальные разрушения. Была разрушена галерея ствола, три здания просто выгорели, как и все, что в них находилось. Техника была разграблена. Все мастерские и нарядные вскрыты, исчезли телевизоры, компьютеры, микроволновки, — перечисляет он. И протягивает руку, останавливая меня и давая понять, что предвосхитит мой вопрос. — Кто разграбил — я не берусь судить. Меня здесь не было. А предполагать я не хочу. Шахта была затоплена, — тут он запинается, и с этого места уже не говорит как по писаному. — Люди побежали на шахту. Они говорили: «Платить не надо, просто скажите, что делать. Убирать? Расчищать? Восстанавливать? Это — наша шахта. Мы будем работать на ней бесплатно». В данное время мы не получаем никаких денег… Ждем, когда начнутся продажи угля. Но мы уже откачали воду и запустились. Появятся деньги с продажи, и дальше все будет нормально…
— Когда вошла армия, вас обижали? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает он. — Вошли передовые части, им было некогда нами заниматься. Они размещались, передвигались тут. А нам сразу же сделали замечание: «Почему не уходите? Скоро начнутся обстрелы».
— А почему вы не уходили?
— Ну… как вам сказать? — мнется он. — Пока было напряжение, мы держались за шахту и откачивали воду. Мы знали, что если уйдем, она затопится. Мы бы не ушли, но потом нас попросили уйти… Те военные были с нами очень тактичны, но после них пришли команды, которые зачищали и мародерствовали… Когда они ушли, мы достали из ствола пять обезглавленных женщин. При свидетелях и с составлением документации.
— А вон за тем терриконом, — возвращается Мирон и показывает на насыпь, находящуюся в отдалении, — нацики расстреливали наших ополченцев. Они по спискам узнавали, кто в ополчении, забирали их из дома и расстреливали… Поехали на «Зуевскую», — командует он.
***
Шахта «Зуевская» огорожена бледно-голубым забором, за которым растут старые акации. Свои почерневшие рожки они сбрасывают сюда, за забор, и те трещат, когда по ним осторожно прогуливаются костлявые дворняги. Увидев вооруженных людей, собаки бросаются врассыпную.
— Вот что война сделала, — говорит казак, сопровождающий Мирона. — Даже животные нас боятся.
Мирон идет мимо палисадника, где вянут на холоде бледные хризантемы. Доходит до квадратного корпуса, из окон которого смотрит пожарище. Только один бок здания желтеет прежней краской, а фасад кажется густо вымазанным углем. В черных оконных рамах — оплавленное стекло. Мирон останавливается и оглядывает корпус молча. Так он стоит долго, а потом поворачивается ко мне.
— Ты знаешь, — спокойно говорит он, — к нам в плен летом попал капитан разведбатальона вооруженных сил Украины. Игорь Николаевич Безлер поговорил с ним и принял решение вернуть его на родину.
— Почему?
— Потому что мы со своими не воюем. Мы с нациками воюем. А вооруженные силы Украины — это свои. И мы стараемся вернуть солдатиков в семью. Мы же братья по крови. И вот сидит он у меня в кабинете и говорит мне: «Ты — россиянин!» Я говорю: «Какой я тебе россиянин?!» Тут Безлер приказывает: «Побрить, помыть, выдать форму и отпустить!» Прошу обратить внимание — не обменять, а отпустить. Я говорю Бесу: «Можно я его домой отвезу? Там мы его помоем». Привез его домой. Жена начала ругаться, а когда я ей представил его, сказала: «(нецензурно. — «РР»)… сынок, ну как же так?» Мы его помыли, побрили, дали чистое белье, картошки ему нажарили. Я ему говорю: «Смотри, вот я, вот моя жена и вот моя дочь. Вот наша трехкомнатная квартира, которая мне досталась в наследство от родителей. Теперь скажи мне — против кого ты пришел воевать?» А он вот так сел и заплакал. Я говорю: «Да че ты плачешь?» «Потому что, — говорит, — я пришел воевать против России, которая вас оккупировала».
— Может, мы действительно вас оккупировали? — спрашиваю я.
— Да какие из вас оккупанты, — он машет рукой. — Вы для нас — родные. А война тут была бы по-любому. Они уже давно начали называть жителей Донбасса необразованным быдлом. Такие слова убивают меня. Я дочку для чего растил? Чтоб ее быдлом называли?.. Оно назревало все равно. Но никто не думал, что оно выльется так кроваво. И теперь у меня на сердце рана.
— Из-за разрушенной шахты?
— Нет, из-за погибших украинских срочников. Их много тысяч погибло. Они из окружения по полям выходили. А я точно знаю, что они и сейчас по полям и окраинам поселков лазят. Мне моя жена сказала: «Если встречу такого солдатика, я сама его спрячу, переобую, накормлю и отправлю домой».
— А как вы сможете отличить тех, кого вы называете нациками, от срочников?
— Так призывники сразу убегать начинают, а наемники еще бодаются.
Выкурив сигарету глубокими затяжками, казак Мирон входит внутрь корпуса. Он молча идет по груде досок и арматуры. Доходит до лестницы и поднимается на второй этаж. Здесь нет части крыши, поэтому дневной свет проникает сюда без препятствий. Стоя на обломках мебели, Мирон смотрит в окно — в окне старая ива, плакучие ветви которой все еще одеты в листву. В ее ветвях поют птицы. Звеня разбитой плиткой под ногами, Мирон поворачивает за угол и оказывается в комнате, где на обгоревшей стене с отслаивающейся черными лохмотьями штукатуркой еще видны следы герба Украины.
— Это моя нарядная, отсюда мы уходили на шахту работать, — говорит Мирон. — Двадцать лет назад мы на ней сидели и решали, как шахту восстановить. Вот тут она была, и вот что они с ней сделали. На этой шахте работали полторы тысячи человек… Здесь стояли лампы, тут — стеллажи, а там была моечная.
Один из казаков роется в пепле. Вынимает из него две пряжки от солдатских ремней. На одной — звезда, на другой — трезубец. Держа по пряжке в каждой руке, он поворачивается к Мирону.
— Они тут нашего солдатика расстреляли, — говорит тот, — а потом спалили его.
— Нет, не могу я так! — говорит казак и переворачивает трезубец головой вниз. — Вот так лучше.
— Ну как можно на это смотреть? — начинает Мирон. — Я не понимаю (нецензурно. — «РР»)… Вот здесь я сидел, (нецензурно. — «РР»)… Вот тут герб Украины (нецензурно. — «РР»)… был нарисован. Вот тут (нецензурно. — «РР»)… флаг Украины висел. Я в казну Украины налоги платил. И вдруг стал сепаратистом! А они этим малолеткам ордена на грудь вешают. Ради Бога, пусть вешают! Только сюда я их больше не пущу! Никогда не пущу… Ничего, я и эту шахту восстановлю. Разгребу я и этот мусор… И кто они после этого? — он подносит перчатку с обрезанными пальцами к глазу и вытирает накатившую слезу. — Для кого я старался? — басит он. — Не для Украины, что ли? Моя дочка училась в украинском классе на украинском языке. А они устроили тут Сталинград… А еще птицы (нецензурно. — «РР»)… поют!
Мирон выходит из своей бывшей нарядной. Слышно, как за уцелевшей стеной он шмыгает носом. А потом раздается скрежет, удары чем-то тяжелым. Казак Мирон сгребает с пола мусор, сдирает со стен обломки и начинает большую уборку.

Марина Ахмедова «Русский репортер» №46 (374) 27 ноя 2014,