Двадцать первого февраля 2012 года во время встречи с представителями незарегистрированных партий Дмитрий Медведев вдруг обмолвился, что «вряд ли у кого есть сомнения, кто победил на выборах президента в 1996 году. Это был не Борис Николаевич Ельцин». Но спор, обошёл ли тогда Ельцина Зюганов, малоинтересен: главным событием тогда стал поистине блистательный успех генерала Александра Лебедя, с ходу взявшего третий «приз»: за него отдали свои голоса 14,5% избирателей – почти 11 миллионов человек. Перед вторым туром президентских выборов Ельцин назначил «бронзового призёра» секретарем Совета безопасности России. Генералу тогда пророчили великое будущее, именуя то без пяти минут президентом и наиболее вероятным преемником Ельцина, то будущим «русским Пиночетом».
Но в Пиночеты Лебедь так и не выбился, став в 1998 году губернатором Красноярского края. Правда, спустя несколько лет стали поговаривать, что «проект Лебедь» можно снова вынуть из-под сукна. Но 28 апреля 2002 года губернатор Красноярского края генерал Александр Лебедь погиб в авиационной катастрофе. Так завершился путь человека, оставившего заметный след в новейшей российской истории. Тогда даже говорили, что генерал-десантник погиб так, как и жил, почти что в боевом вылете и это, мол, славная смерть для настоящего военного – не в постели от старческой немощи, не в полном забвении – всё ещё на гребне славы и известности…
Летом 2002 года, готовя материал об авиационных катастрофах, довелось побывать в Межгосударственном авиационном комитете (МАК), пообщаться со специалистами. «Мы ещё только приступали к изучению дела Лебедя, – возмущался тогдашний председатель научно-технической комиссии МАКа Виктор Трусов, – а везде в эфир уже звучало: во всём виноват Лебедь, который якобы приказал пилотам лететь, и на плёнке «чёрного ящика», мол, чётко зафиксирован его голос. Бред, нет у нас никакого голоса Лебедя, да и быть не могло. Тот, кто выдал эту чепуху, не имеет даже элементарного понятия, как работает вертолётный самописец. А в нём даже плёнки нет, запись ведётся на проволоку». Когда же спросил, что записано на той проволоке, получил ответ: «Хотите послушать? Отведите его к акустикам, пусть хоть день напролёт слушает!»
Грешно было не воспользоваться такой возможностью, тем паче день напролёт слушать не пришлось – всей записи от силы часа на полтора. Эксперт отдела исследования акустической информации Владимир Поперечный щёлкнул компьютерной «мышью», и из динамиков на меня полились звуки последнего полёта генерала. Достал диктофон, но тут же отрицательный жест акустиков: «Нет, только без этого. Слушайте, делайте записи в блокноте, но без диктофона. Мы не имеем права передавать эти записи для публикации. Вот после суда, если они будут в материалах открытого процесса, пожалуйста, публикуйте, но со ссылкой не на нас, а на судебные документы…».
Слушал, делал записи: голоса Лебедя, действительно, нет, да и вообще не было ни малейшего упоминания о нём – губернатор в кабине не появлялся, с пилотами после взлёта не общался. Треск, эфирные помехи, спокойные голоса экипажа – обычные переговоры с диспетчерами, короткие реплики, долгие полосы полного молчания. Мне пояснили специфику вертолётного голосового регистратора: в отличие от самолётного, он одноканальный и не пишет абсолютно всё, что говорится в кабине. С небольшим запозданием он включается только во время переговоров экипажа между собой или с землёй. Так что голоса Лебедя в том «чёрном ящике» в принципе быть не могло.
Задал вопрос: может, он давал какие-то указания на земле? Ответили: это уже компетенция следствия, а не МАКа. И юридически никакого значения вообще не имеет: на борту за всё отвечает командир корабля, а не губернатор. Продолжаю слушать запись: «Вот, слышите, сейчас они перешли в зону действия абаканского диспетчера, скоро всё и произойдёт. …Вот с трудом перескочили одну горку. А эту уже не смогли…». Конец записи для меня прокрутили несколько раз, рискну процитировать его по старым блокнотным пометкам: «Вверх! ЛЭП! Вниз! Нет! Нет!!! Е… в рот!» Последняя реплика, на удивление, звучит как-то совершенно вяло и замедленно-обречённо. Дальше слышу вой движка, отчётливый треск удара и тишина – конец записи.
– …Слышите, это на винт провода наматывает, – продолжает комментировать акустик. – А вообще Лебедю просто не повезло, он и погиб чисто случайно, поскольку сидел по правому борту. При падении же вертолёт закручивает вправо и его буквально раздавил полуторатонный ротор винта. Сиди он слева, уцелел бы, отделавшись ушибами или переломами, ведь даже пилоты остались живы. Хотя, конечно, уже чудо, что при падении вертолёт не загорелся и не взорвался, обычно они как спички вспыхивают…
Поговорили и о погоде. На вылете, мол, погода была не мёд, но вполне лётная, так что по пути вертолёт без проблем делал две промежуточные посадки. А вот на третьем, последнем, этапе полёта, утверждали эксперты МАКа, условия, действительно, резко изменились: туман, низкая облачность. И потому пилоты должны были либо вернуться на площадку, с которой только что взлетели, либо выбрать место для незапланированной посадки и прервать полёт. Но они его продолжили, и, как подчеркнули МАКовцы, нет никаких свидетельств, что сделано это было под давлением губернатора. И насчёт плохих карт, по их словам, тоже сплошные байки – всё на тех картах, мол, помечено, пилотам просто загодя надо было к полёту готовиться, изучив предстоящий маршрут и отработав его на карте. Чего, по мнению моих собеседников, они, видимо, не сделали. Потому и ЛЭП, на карте отмеченная, стала для них неожиданностью. «Они же шли на высоте 25 метров, – категорично рубанул тогдашний зампредседателя МАК Иван Мулкиджанов. – Так что у них не было ни времени, ни запаса высоты: один раз они проскочили, второй – и выскочили на ЛЭП…»
Правда, пилот вертолёта Тахир Ахмеров свидетельствовал: «Высота опоры линии ЛЭП метров 37, мы начали падать где-то с 45 метров. На этой высоте началось разрушение, и машина пошла вниз».
«Как мир – так сукины сыны, а как война – так братцы»
В большую политику генерал Лебедь влетел стремительно и резко, грохоча десантными берцами и командным голосом, под гусеничный лязг и выстрелы, под сочный хруст своеобразных солдатских афоризмов – в этом ему не было равных. В принципе, его путь достаточно типичен: похожим образом на политическую арену России выносило немало военных. Только вот никто из них так и не сумел зацепиться за вершины Олимпа. Последним ушёл Лебедь, а с ним завершилась и эра политизированных генералов советской выучки, уступивших дорогу и кресла генералам и полковникам уже лубянским.
Военная карьера Александра Лебедя была достаточно обычна: десантное училище, ВДВ, комбат в Афганистане. Не перескакивая ни одной положенной ступеньки, он прошёл нормальный путь от лейтенанта-взводного до генерала-комдива. Четыре ордена, два из них боевые – Красного Знамени и Красной Звезды. Ещё два – «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» II и III степени. Для того времени иконостас очень приличный. Считался отменным служакой, хотя никакими особыми полководческими талантами и не блистал – как, впрочем, и все десантники. Ибо своеобразие службы в ВДВ не способствует ни блистательной карьере, ни выявлению каких-либо полководческих способностей. В советские времена десантник, до сколь больших звёзд на погонах он ни дослуживался бы, был просто обречён вариться в собственном соку десантных частей – романтических и героических, но замкнутых в самих себе. В силу специфики прохождения службы выходец из ВДВ не имел ни малейшего шанса на продвижение, например, по линии Генштаба или аппарата Минобороны. Десантным потолком считалась десантная же дивизия, и даже после Академии Генерального штаба генерал-десантник не мог получить ни корпус, ни армию, ни округ.
И Лебедь, дослужившийся до командира гвардейской Тульской воздушно-десантной дивизии, максимум, на что мог рассчитывать, так только на должность одного из замов командующего ВДВ. Да и то лишь после окончания Академии Генштаба, куда его, кстати, так и не пустили – хотя он туда рвался. К слову, формально не было перспектив и у его старшего товарища и сослуживца, генерала Павла Грачёва, который к 1991 году тоже достиг своего верхнего предела, став командующим ВДВ. Выше этой должности выходцы из десантуры в советской армейской иерархии никогда не поднимались.
Но к 1991 году ситуация в стране стала уже иной: с 1988 года десантников всё активнее и активнее стали привлекать к решению задач карательных. Как написал сам Лебедь, «понуждение армии к выполнению не свойственных ей функций в Закавказье, Средней Азии…».
9-10 апреля 1989 года десантники Лебедя участвовали в разгоне митинга в Тбилиси, итогом стала гибель 18 человек. Ту кровь собственно Лебедю ставить в вину нельзя: он лишь выполнял приказ своего министра обороны, а действовать иначе десантура просто не умела. Да и попробуйте быть «политкорректным», когда в вас летят заточки из арматуры и обрушивается камнепад! Как написал впоследствии сам Лебедь в своей книге «За державу обидно…», блокировавший подступы к тбилисскому Дому правительства 345-й парашютно-десантный полк едва ли не только что (15 февраля 1989 года) вывели из Афганистана, «а тут тебе такая миленькая полицейско-жандармская задача». По поводу же обвинений, что его солдат-десантник три километра гнался за 71-летней старушкой и зарубил её лопатой, Лебедь много позже выразился кратко и ёмко: «Вопрос первый: что это была за старушка, которая бежала от солдата три километра? Вопрос второй: что это был за солдат, который не мог на трёх километрах старушку догнать? И третий вопрос, самый интересный: они что, по стадиону бегали? На трёх километрах не нашлось ни одного мужчины-грузина, чтобы заступить дорогу этому негодяю?»
Далее – везде, в том числе кровавые события в Баку января 1990. как горько шутили сами десантники, работала формула: ВДВ + ВТА (военно-транспортная авиация) = советская власть в Закавказье. «Задача всегда была одна – разнять насмерть дерущихся дураков и предотвратить массовое кровопролитие и беспорядки». Так элиту армии буквально втащили в большую политическую игру без правил, что у самих десантников никакого восторга не вызывало: «Болтаться во всеоружии по столицам союзных государств с полицейскими функциями – удовольствие, прямо скажу, сомнительное», – вспоминал позже Лебедь. Хотя и этот опыт Лебедю позже пригодится, позволив увидеть грязное чрево кухни принятия политических решений. И из этой «кухни» молодой генерал вынес железное убеждение, что политики не умеют ни решений принимать правильных, ни принимать их вовремя, да и вообще подставляют армию, пытаясь переложить на военных ответственность за собственные просчёты, кровь и жертвы. «Он, будучи кадровым офицером, прошедшим всю кровь 80-х и 90-х годов, – это вспоминает уже Дмитрий Рогозин, – в глубине души ненавидел и презирал всех политиков, независимо от цвета их шкуры. Приняв решение стать одним из них, он чувствовал своё огромное преимущество – в опыте, природной смекалке, знании жизни и смерти».
О характере собственно Лебедя в те времена ведомо мало: почти не пьёт, с подчиненными строг, требователен, но те его уважают, с начальством не заигрывает, перед высокими чинами не пресмыкается. Одним словом, служака. Ещё безумно любит жену, Инну Александровну Чиркову, только вот друзей настоящих у него нет – ни с кем особо близко, душевно старается не сходиться, с людьми расстаётся легко…
«За державу обидно…»
К началу 1991 года Лебедь достиг пика военной карьеры, получив назначение заместителем командующего ВДВ по боевой подготовке и ВУЗам. Новая звезда генерала зажглась в дни августовского путча 1991 года, когда Лебедь получил задачу: двинуть на Москву части 106-й Тульской дивизии ВДВ. Тогда же родилась легенда, что генерал перешёл на сторону осаждённого в Белом доме Ельцина. Легенду ту, между прочим, сам Лебедь не любил: «Никуда не переходил! Был приказ – стоял, пришёл бы другой приказ – взял бы Белый дом штурмом». И взял бы! Как опытный вояка, Лебедь прекрасно понимал, что для его десантников это не самая сложная задача: «С двух направлений вгоняется 2-3 десятка ПТУРов без особого ущерба для окружающей его толпы. Когда вся эта прелесть начнёт гореть, хуже того, дымить, и в этом дыму сольются лаки, краски, полироль, шерсть, синтетика, подтяни автоматчиков и жди, когда обитатели здания начнут выпрыгивать из окон. Кому повезёт, будет прыгать со второго этажа, а кому не повезёт – с 14-го…» То же самое потом описал в своем «Президентском марафоне» Борис Ельцин: «Я до сих пор помню его мощный голос в августе 91-го, когда он говорил мне в кабинете Белого дома: один залп из БТРов – и вся начинка здания заполыхает, все ваши герои попрыгают из окон». Но прямого приказа на штурм он так и не получил, а на смутные намеки демонстративно не реагировал: знаем мы эти ваши фокусы, были уже в шкуре козла отпущения, хватит! Схожую хитрую игру вёл тогда и его прямой начальник, командующий ВДВ генерал Павел Грачёв. Впрочем, в ту игру играло большинство высоких чинов Минобороны. Правила её были просты: лишних движений не делать, дабы в удобный момент вскочить в последний вагон, став на сторону победителя. И политические взгляды, если они у военных были, никакого значения не имели. Понятно, что идеологически генералам, Лебедю в том числе, были ближе ГКЧПисты, но уж больно отвратные то были типажи, чтобы безоглядно следовать за ними: победят – мы исполняли приказ, проиграют – мы делали всё, чтобы не допустить крови. Беспроигрышная позиция.
Генерала Лебедя заметили. Причём знакомство с Ельциным и тогдашним вице-президентом Руцким особого значения не имело, главное, что про него заговорила пресса, взахлёб расписывая мифические подвиги крутого вояки. Но собственно к армейскому двору он пришёлся не очень, оказавшись лишним в той кабинетно-подковёрной делёжке постов, портфелей и денег. И его обошли в чинах и наградах, так и не пустив учиться в Академию Генштаба, куда Лебедь буквально рвался: «Чему вас учить – и так учёные!», – деланно возмущалось начальство. Правда, без этого академического значка на многое рассчитывать не приходилось: это был пропуск в круг избранных.
Но другим пропуском стала слава о его решительности, помноженная на звероподобный облик и афористичную речь. Генерала послали в Приднестровье, когда пожар военного конфликта там достиг пика. 23 июня 1992 года, «наречённый полковником Гусевым, имея при себе для солидности батальон спецназа ВДВ, я взлетел на Тирасполь». Лебедь был командирован в качестве командующего уже несуществующей, развалившейся и растаскиваемой налево-направо 14-й армией. Командирован не для того, чтобы гасить пожар или вразумлять и тем паче разводить воюющих, а исключительно для того, чтобы с наименьшими потерями вывести остатки армии и, главное, её вооружение, огромнейшие склады боеприпасов. Задача заведомо невыполнимая. Из приказа министра обороны Грачёва командующему 14-й гвардейской армии: «Ваша задача заключается в успешном руководстве 14 А по недопущению нападений на все воинские объекты и сохранению жизней военнослужащих».
И тут генерал проявил, что называется, здоровую инициативу. Войдя в курс дела и уяснив позицию Москвы – ничего не делать, понял, что может идти ва-банк. Проиграет – накажут, а победителя, как известно, не судят. И после соответствующей подготовки отдал приказ: открыть огонь!
До того российские части ни на чьей стороне открыто не выступали, а военный перевес молдаван был столь очевиден, что исход войны казался предрешённым. Но артиллерия Лебедя буквально смела с лица земли позиции молдавской армии и её переправы через Днестр. Когда же политики и дипломаты попытались что-то вякнуть, на весь мир по-военному чётко прозвучало: будете вякать, мои эскадрильи сметут Кишинёв, по руинам которого промаршируют десантники. Так захлебнулась одна из самых кровопролитных войн постсоветского пространства.
Понятно, на чьей стороне были тогда симпатии российского общества, официальный же Кремль отделался лёгким урчанием. Но и наказывать героя не стали, хотя внятного приказа на открытие огня тот не получал. Однако на дальнейшей карьере Лебедю пришлось поставить крест. Грачёв попытался было сплавить его в Таджикистан, но нарвался: «Я сказал Грачёву, что не понимаю, почему я должен колотить одну половину таджиков по просьбе другой, они мне ничего плохого не делали. Он успокоился». Лебедь сумел остаться и в стороне от скользких событий осени 1993-го, хотя ряд резких выпадов в адрес белодомских сидельцев и сделал.
«Коней на переправе не меняют, а ослов можно и нужно менять»
Год 1993-й, 1994-й – имя генерала всё время на слуху, интервьюеры слетались к нему в Приднестровье, словно мотыльки на огонь, брутальный вояка, не боящийся начальства и режущий правду-матку в глаза, импонировал многим. И не только «патриоты» заговорили тогда, что хотели бы видеть его президентом. Прекрасно помню, как «золотые перья» и «говорящие головы» медиаконцерна Гусинского вдруг дружно оборотились к Лебедю, начав кампанию «даёшь нашего, родного Пиночета!»
Политические взгляды генерала, превращавшегося в политика, вряд ли можно было чётко определить и разложить по полочкам. Скорее, это был банальный набор мыслей и эмоций, а не чётко оформленная позиция: идёт развал страны и армии, процветает коррупция и преступность, за державу обидно… Лихие литые фразы легко запоминались, афоризмы становились крылатыми: «упал – отжался», «я бью два раза, первый – в лоб, второй – по крышке гроба», «ходит, как козёл за морковкой», «какое может быть сотрясение мозга у Грачёва – там же кость». И в глазах пиарщиков Лебедь медленно, но верно начинал теснить всевозможных «патриотов», отнимая ядерный электорат даже у Жириновского. Очки Лебедю добавили и его едкие выпады в адрес «лучшего министра обороны» Паши-Мерседеса, популярность которого уверенно катилась к нулевой отметке.
Кто в тот период только не пытался сделать ставку на восходящую звезду в камуфляже! Больше других возле него тусили «патриоты» рогозинского типа. Но, милостиво принимая ухаживания, конкретных обязательств генерал никому не раздавал, лишнего на себя не брал, а на постоянные мольбы «поднять 14-ю армию и двинуть её на Москву» вообще не реагировал. Войну в Чечне встретил, мягко говоря, неодобрительно. Правда, больше проходился не по политической, а по военной составляющей провальной кампании: танками, мол, город штурмовать – это бред, а бросать в бой необученных солдат – преступление. От чисто формального уже к тому времени командования 14-й армии Лебедя, понятно, отстранили: дали квартиру в Москве, погоны генерал-лейтенанта, но не должность. Чем, несомненно, окончательно подтолкнули его к решению пойти в политику.
«Когда я целенаправленно иду к цели, я похож на летящий лом»
В каковую генерал и окунулся с головой в конце 1995 года. «Россия давно ждала всадника на белом коне, который навёл бы в стране порядок, – писал в своей книге про Березовского публицист Пол Хлебников, застреленный в Москве в июле 2004 года, – и для многих этим человеком был Лебедь». Тогда же началась и раскрутка нового образа Лебедя: не как банального генерала в мундире, а как мудрого радетеля о насущных нуждах государства, человека сильной воли. Раз электорат жаждет сильной руки (идею каковой тогда также активно пиарили везде) – вот вам она! Можно сказать, что именно на Лебеде тогда впервые отработали технологии, которые впоследствии и дали нам Путина. Тем паче, что материал – в лице Лебедя – достался политтехнологам, как им казалось поначалу, податливый и управляемый: своих идей никаких, команды нет, зато какой колорит, какая харизма на всё лицо! Последнее, безусловно, у Лебедя было в избытке, в чём признавались даже не симпатизирующие ему люди. В общем, материал для раскрутки был хорош, оставалось определить ему место.
«Весь январь, февраль и первую половину марта 1996 года наш кандидат одиноко сидел в соседнем кабинете, – язвительно вспоминает Дмитрий Рогозин, – нервно курил, смотрел на молчавший телефон и приговаривал: «Ничего. Позвонят. Никуда они не денутся». И правда, не делись: позвонили от Бориса Абрамовича Березовского, пригласив на встречу: «…по выражению его лица сразу понял, что три месяца он ждал именно этого звонка». Березовский образца 1996 года – человек из круга «семьи» Ельцина. Так что предложение поступило прямиком из Кремля. Его суть, – рассказывает Рогозин, – оттянуть голоса у Геннадия Зюганова и Жириновского в обмен на крутую должность. В качестве же главной наживки – обещание, что скоро больной Ельцин уступит свой трон именно ему, Лебедю. Решающую роль в «приручении» генерала сыграл, как утверждают, глава Службы безопасности президента Александр Коржаков.
В самом начале мая 1996 года состоялась тайная встреча двух претендентов. 8 мая за закрытыми дверями прошла встреча Лебедя с Березовским и другими членами так называемой «группы тринадцати», куда входили руководители крупнейших российских компаний и банков. Всё прошло столь чудесно, что не могу удержаться от цитаты из Стругацких: «Всё было ясно. Пауки договорились». Ударили по рукам, и избирательная кампания Лебедя закрутилась на всю катушку: она оказалась поставлена едва ли не лучше, чем у всех. Телеэкраны заполонил клип «Есть такой человек, и ты его знаешь!» (его изготовителем называют Дениса Евстигнеева), а нанятые для Лебедя спичрайтеры (например, Леонид Радзиховский) обрушили на читателей вал таких интервью с генералом и статей про него, что у многих от изумления челюсти до плинтуса отпали: генерал – и такой умный! Над обслуживанием кампании Лебедя славно потрудились не только Радзиховский и Евстигнеев, но и экономисты Виталий Найшуль, Сергей Глазьев, в трудах о Лебеде отметился и Сергей Кургинян, свою долю финансов и информационной поддержки, помимо Березовского и Гусинского, обеспечивали и другие участники «семибанкирщины». Нити же кампании, судя по всему, держали в руках Березовский и Анатолий Чубайс.
Голоса своих избирателей, как известно, Лебедь конвертировал в пост секретаря Совета безопасности и совсем уж ничего не значащий довесок к нему – должность помощника президента по национальной безопасности. Потом было участие (вместе с Чубайсом) в низвержении Коржакова и директора ФСБ Михаила Барсукова, а также мстительное увольнение министра обороны Павла Грачёва – под предлогом наспех выдуманного ГКЧП-2. Хотя, конечно же, всю эту интригу по выкидыванию былых фаворитов с кремлёвского двора, прикрывшись грозной фигурой Лебедя, реально учинили, конечно же, ребята Чубайса.
«Если виноватых нет, их назначают»
После триумфа наступили будни, показавшие, что взявшие Лебедя в аренду товарищи вовсе не собираются делиться с ним властью. Мавр сделал своё дело, но списывать в архив его пока было рановато: нужно же и приличия соблюсти, и дело какое-нибудь провальное поручить. И под руку удачно подвернулась Чечня: 6 августа 1996 года боевики предприняли штурм Грозного, блокировав федеральные блокпосты и гарнизоны.
Только не надо записывать Лебедя в великие гуманисты-миротворцы или, напротив, бросаться никчемными фразами типа «Хасавюртовское предательство». Он всегда оставался профессиональным военным до мозга костей и, имея за спиной кровавый опыт реальных войн, прекрасно понимал бесперспективность тогдашней чеченской кампании. Не забудем, сколь бездарно вели её тогдашние полководцы, сколь непопулярна была та война в обществе. Такие войны не выигрывают, и славы в них не обретают.
После будут говорить, что никаких санкций на ведение переговоров и заключение соглашений с полевыми командирами у Лебедя не было. Вот примечательная цитата из Ельцина: «Беда была в том, что никто не знал, как закончить войну. …А Лебедь знал. В обстановке полной секретности он вылетел в Чечню, где ночью встретился с Масхадовым и Удуговым. Эффектно. По-генеральски…» Только ведь и самодеятельностью действия Лебедя назвать нельзя: в июле-августе 1996-го Кремль был просто парализован. В прямом смысле – в канун второго тура президентских выборов Ельцина свалил сильнейший инфаркт, и он был недееспособен во всех смыслах. Получается, что руки были развязаны у всех? Расчёт кремлёвцев, уклонившихся от дачи Лебедю внятных инструкций и чётких полномочий, был прост: пусть попробует, получится – хорошо, не получится – он же и виноват будет!
Сам же десантник действовал тогда, скорее, не по политическому расчёту, а по зову и велению сердца. Или совести. Странный набор для политика, но беспардонным циником он всё же не был. Но и холодная трезвость военного присутствовала. Ведь для Лебедя состояние Ельцина не было секретом, и казалось, что дни его сочтены. А ведь при заключении предвыборного альянса Лебедю дали авансы совершенно недвусмысленные: преемником Бориса Николаевича будет именно Лебедь, только он и никто другой, причём ждать следующих выборов не придётся. Проще говоря, генерала купили обещанием, что очень скоро «Дед» покинет Кремль, сдав его Лебедю… Очень заманчиво и перспективно. Было, для чего рисковать. А риска генерал никогда не боялся, что подтвердит любой. И рисковал он, идя на переговоры с боевиками, по полной катушке – жизнью.
Перипетии событий, приведших к заключению хасавюртовских соглашений, освещены достаточно. И нет оснований обвинять генерала в измене или навешивать на них лейблы «капитуляция», «Брестский мир» и т.п. В тех условиях это был едва ли не единственный выход из кровавого тупика, да лучшего никто и не предложил. Позже будут твердить, что Лебедь не дал окончательно разгромить уже истощённых боевиков, что их можно было накрыть одним ударом, что они попали в ловушку, что боеприпасы их были на исходе… Возможно, так оно и было – и боеприпасы на исходе, и то, и сё. Только забывают главное: на исходе был и морально-боевой дух воюющих в Чечне солдат, и все их помыслы тогда были нацелены на выживание. Ну долбанули бы ещё раз, ну загнали бы в горы и что? А всё то же, беспросветный тупик. По опыту своих командировок на чеченскую войну 1994 – 1996 гг. могу уверенно утверждать: победой там точно не пахло. И не хуже других это понимал Лебедь.
Другое дело, его можно винить в некой наивности, непредусмотрительности, нерасчётливости: соглашения были далеко не идеальны. Но ведь ни Кремль, ни военное ведомство, ни МВД, ни ФСБ ему тогда в плане расчётливости ничем не пособили, бросив одного в чистом чеченском поле.
«Двое пернатых в одной берлоге не живут»
Так или иначе, бойню генерал остановил. Чем насмерть испортил отношения с набиравшим силу и аппаратный вес министром внутренних дел. Ибо генерал Анатолий Куликов тогда железно стоял на своём: воевать до победного конца. И вся осень 1996 года прошла под знаком противостояния двух генералов, кульминацией которого стало задержание охранниками Лебедя сотрудников «наружки» МВД, «приглядывавших» за секретарём Совбеза.
Куликов описал, как в кабинете премьера проходило обсуждение одного из проектов Лебедя: «Лебедь закурил в кабинете Черномырдина, чего никто и никогда себе не позволял: премьер-министр на дух не переносит табачного дыма». Когда прожект генерала на том совещании завернули, завёлся: «Лицо у Лебедя багровое. Уже нависает над столом, рычит громогласно: «А я что вам, х…й собачий?» Все, разумеется, в трансе: так с могучим «Степанычем» ещё никто никогда не говорил. Министр внутренних дел пытается поставить коллегу на место и тоже нарывается: «Лебедь в кураже скандала кричит мне через стол и брызжет слюной: «Да, я – хам! Я – хам! А что?!»
А на это противостояние «двух пернатых» между тем с интересом взирали с кремлёвских холмов, неназойливо подзуживая обе стороны к обострению конфронтации. Натурально, сериал «Горец»: «Остаться должен только один»! При этом Лебедю непрестанно подкидывали информацию об ухудшающемся здоровье Ельцина. Что и стало соломинкой, сломавшей горб верблюда: генерал, решив, что дни Ельцина сочтены, закусил удила. «Остапа несло», и теперь Лебедь частенько говорил, что старик спёкся, стал невменяем и ему пора уходить. Соответствующие службы, коллекционируя эти высказывания, не без удовольствия клали подборки лебединых перлов на стол разъярённому президенту. «Лебедь не случайно так шумно громыхал в коридорах власти, – с нескрываемым раздражением потом написал Ельцин. – Всем своим видом он показывал: президент плох, и я, генерал-политик, готов занять его место. Кроме меня здесь достойных людей нет. Только я сумею в этот трудный момент говорить с народом».
Керосина в огонь добавила и демонстративная поддержка Лебедем опального ельцинского телохранителя Коржакова. Лебедь самолично отправился в Тулу, чтобы поддержать Коржакова на думских выборах. Это уже было перебором: понятие лояльности чиновника и военнослужащего Верховному главнокомандующему ещё никто не отменял. К тому же Лебедь подзабыл, что оказанная им Ельцину услуга – уже в прошлом и должность он получил из рук президента, а не завоевал на выборах. Но было уже сложно притормозить десантника, всерьёз поверившего в то, что именно ему суждено стать «русским де Голлем». Естественным финалом стала отставка с поста секретаря Совета безопасности. Борис Ельцин признавал, что «равноудалить» генерала оказалось не так просто: «Авторитет Лебедя в вооружённых силах и в других силовых структурах был огромен. Рейтинг доверия среди населения приближался к тридцати процентам. Самый высокий рейтинг среди политиков. Но главное, Лебедь… имел почти карманное Министерство обороны во главе с его ставленником Игорем Родионовым…» Стоит ли удивляться, и такому шокирующему признанию Ельцина: «В моей администрации, между прочим, абсолютно серьёзно обсуждали наихудший сценарий: высадка в Москве десантников, захват зданий силовых министерств и прочее. Десантники… Лебедя вообще боготворили. Говорили, что он до сих пор может выполнить все десантные нормативы – пробежать, подтянуться, спрыгнуть с парашютом, выстрелить по мишени короткими очередями и попасть». А тут ещё предстояло шунтирование сердца, и Ельцину ужас как «не хотелось, чтобы Лебедь в момент операции находился в Кремле. …Этот человек не должен получить даже мизерный шанс управлять страной». Боялись реально. Потому, отправляя Лебедя в отставку, на всякий случай держали верные части в полной боевой готовности.
«Не бывает безгрешных десантных генералов»
Дальнейшим взлётом до красноярских высот Лебедь обязан как своей харизме, так и деньгам… Березовского. Но это выяснилось позже, когда на поверхность стали выплывать комья грязи красноярской предвыборной кампании 1998 года. А попутно исчезать некоторые люди, осведомлённые о «чёрной кассе» Лебедя. Так, в октябре 1999 года бесследно исчез замначальника Красноярского комитета по госимуществу Андрей Черкашин: уехал с банкета, и больше его никто не видел, только брошенный джип нашли. Именно Черкашин и привозил Лебедю миллионы «чёрных» долларов на выборы. По закону, Лебедь имел право истратить на выборы не более 417 тысяч 450 рублей (порядка 67 тысяч долларов по тому курсу), реально же было потрачено в 33 раза больше – свыше 2 миллионов 300 тысяч долларов, – это подтвердил Юрий Быбин, который выполнял обязанности заместителя начальника избирательного штаба Лебедя по финансам. Раскрытие же этой махинации неминуемо грозило губернатору Лебедю импичментом. Так что, когда стало известно об исчезновении Черкашина, Быбин (вместе с документами) тут же подался в бега, справедливо опасаясь за свою жизнь. Ныне уже не слишком большой секрет, что финансирование шло от Березовского.
Последний, вкладывая средства, как всегда, рассчитывал убить нескольких зайцев: если и не прибрать к своим рукам богатейший край целиком, то уж потеснить там своих конкурентов по бизнесу точно. Самым лакомым куском был, конечно же, Красноярский алюминиевый гигант, на который, помимо Березовского, раскатывали губу и братья Чёрные, и братва «авторитетного предпринимателя» Анатолия Быкова. Последний, кстати, сначала тоже сделал ставку на Лебедя. Потом их пути разошлись, а генерал, отвечая на неприятные вопросы о союзе с авторитетом, ответил без затей: да это же военная хитрость, «мне надо было проникнуть в край». И началась война десантного генерала против криминального. В итоге Быков бежал в Венгрию, но был там задержан и выдан России. Впрочем, на нарах он долго не задержался. Разумеется, ещё одной сверхзадачей «красноярского сидения» стала попытка создать генералу плацдарм, с которого тот, при удобном стечении обстоятельств, вновь мог бы начать поход на Кремль.
Только вот собственно губернатором Лебедь оказался никаким. Бывший пресс-секретарь Лебедя Александр Бархатов в своей книге о генерале, на мой взгляд, цепко ухватил его суть: нет у него ни идеи, ни людей, а есть лишь усиливающееся желание властвовать. Друзей нет потому, что равнодушен он к людям, да и армейская круговерть не способствовала прочным человеческим связям. Нет навыков административно-хозяйственных, зато есть умение до поры, до времени использовать энергию и талант преданных людей. Стравливая их потом между собой. Факт и то, что с годами усилился вкус генерала к сладкой жизни, да и нищим его уже было сложно назвать, хотя официальный заработок был невелик…
Ничего хорошего правление Лебедя красноярцам не принесло: пришла новая команда, снова грянул передел собственности и кровавые разборки. Да ещё непрестанная кадровая чехарда: даже свою администрацию Лебедь «чесал» беспрестанно, перетряхивая её сверху донизу несколько раз в год.
До поры на шалости Лебедя Кремль смотрел снисходительно – до 2000 года, до Путина. При котором за Лебедя взялись основательно. Тем паче, сам генерал-десантник к «подполковнику-выскочке» из КГБ сразу отнёсся без почтения, осудил вторую чеченскую кампанию…
В последние полгода жизни Лебедя-губернатора буквально обложили со всех сторон. Атака за атакой следовали непрерывно, выражаясь современным языком, это были наезды и накаты. Зачастили с постоянными проверками чины из Генпрокуратуры, из-за кремлёвских стен стали просачиваться невнятные по форме, но вполне ясные по содержанию реплики, из которых было ясно, что Лебедь в опале; мигом всплыл и тезис о «хасавюртовском предательстве», выплыла и история с грязным финансированием губернаторских выборов, стали муссироваться слухи о скорой отставке. Кремль стал намекать, что Красноярский край неуправляем и из него надо то ли вычленить несколько областей, то ли, напротив, слить край с другими – без Лебедя, вестимо. В общем, Кремль всячески демонстрировал своё неудовольствие самим фактом нахождения некоего гражданина Лебедя на посту губернатора одного из богатейших регионов России.
«Смеётся последним тот, кто стреляет первым»
Утром 28 апреля 2002 года губернатор направлялся на презентацию горнолыжной трассы в районе Ойского озера, кроме него, на борту было ещё 19 человек: экипаж, охрана, чиновники, журналисты. После презентации планировалась рыбалка. В 10 часов 15 минут местного времени вертолёт Ми-8 рухнул с высоты 40-45 метров и развалился на куски. Это произошло в Ермаковском районе Красноярского края близ Буйбинского горного перевала. Когда Александра Лебедя вытащили из обломков, он был ещё жив. Вскоре скончался. Кроме него, жертвами катастрофы стали ещё семь человек, все вертолётчики выжили, получив тяжелейшие травмы. Пилотов Тахира Ахмерова и Алексея Куриловича потом отдали под суд, бортинженер Павел Евсеевский, проходивший по делу в качестве свидетеля, до суда не дожил, скончавшись то ли от инсульта, то ли от сердечного приступа. Позже умер и охранник Лебедя, выпавший в дыру с 23-метровой высоты – после удара о ЛЭП у вертолёта отломился хвост…
Невзирая на то, что вертолётные самописцы («чёрные ящики») были найдены на другой день и свидетелей было выше крыши, официальное расследование катастрофы сразу стало напоминать лихо закрученный детектив. Одно лишь перечисление версий способно было запутать любого Шерлока Холмса: виновата погода; виноваты полётные карты, на которых якобы не была отмечена злополучная ЛЭП; виноват сам Лебедь, приказавший пилотам лететь, несмотря на плохую погоду; виноваты пилоты, которые полетели, хотя не должны были лететь… И, как водится, в СМИ сразу появились сливы и смывы «подлинных» расшифровок записей «чёрного ящика». А лица ответственные, безответственно не дожидаясь даже начала следствия, спешно выдавали на-гора одну версию за другой. Один из силовых министров уже 30 апреля 2002 года безапелляционно поведал: «Расшифровка (самописцев. – В.В.) подтверждает: сложные погодные условия, очень плохая видимость. Экипаж летел, ориентируясь на дорогу, то есть не по приборам, а визуально». «Да я уже тысячу раз рассказывал, что мы с Лебедем разбились при изумительной погоде», – чуть не кричал в интервью «Вечернему Красноярску» пилот вертолёта Тахир Ахмеров. Это же в один голос подтверждают очевидцы трагедии.
Техническое состояние вертолёта, по словам министра, «было безукоризненным». Версию же теракта он отверг сразу же и категорично. Но какие выводы можно было вообще делать, о какой качественной расшифровке можно было говорить, если пресловутые «чёрные ящики» нашли 29 апреля, на другой день после катастрофы?!
В январе 2004 года Красноярский краевой суд признал пилотов вертолёта виновными по статье 263 УК РФ «Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации железнодорожного, воздушного или водного транспорта». Командир экипажа Тахир Ахмеров был приговорён к четырём годам лишения свободы, пилот Алексей Курилович – к трём годам наказания условно с испытательным сроком два года. В феврале 2006 года пилот Тахир Ахмеров был условно-досрочно освобождён.
Сами пилоты свою вину категорически отрицают и поныне. После своего освобождения Ахмеров рассказал «Вечернему Красноярску»: «Мы стали разрушаться над линией ЛЭП, падали, и одна лопасть, оставшаяся, зацепила громоотводный провод. Но это произошло уже, когда вертолёт падал. …Высота опоры линии ЛЭП метров 37, мы начали падать где-то с 45 метров. На этой высоте началось разрушение, и машина пошла вниз. …Да политика всё это. Я не раз говорил, что смерть Лебедя не считаю ни случайностью, ни несчастным случаем. Есть много технических уловок, которые уже потом можно списать на несчастный случай или на непрофессионализм экипажа. …Версия теракта даже не рассматривалась».
Кстати, несколько лет назад депутат Законодательного собрания Красноярского края Игорь Захаров тоже уверял, что генерал Лебедь пал жертвой спецоперации: к такому выводу, мол, пришли офицеры ГРУ, проведшие независимое расследование. И они уверены, что к лопастям винта вертолёта было прикреплено несколько граммов взрывчатки и заряд был активирован с земли, когда машина пролетала над ЛЭП.
После визита в МАК диверсионная версия долго казалась мне сомнительной. То, что Лебедь был на кремлёвском прицеле, в пользу этой версии ещё не говорит: для физического устранения генерала должны быть очень уж веские основания, а таковые напрямую не просматривались. Да и сам метод несколько сомнителен: нереально в авиакатастрофе подстроить так, чтобы погиб именно генерал. Да и кому нужна была гибель генерала, который уже был не на коне? То, что Лебедя могли раскрутить, например, к выборам 2004 года, тогда, в 2002-м, казалось почти нереальным.
Впрочем, кто тогда мог сказать, как упадёт фишка к предвыборному году? Ведь никуда не делась знаменитая харизма личного обаяния Лебедя, причём такая, рядом с которой путинская и близко не лежала. И не исключено, что в иных головах могла зародиться идея о возвращении Лебедя в большую политику: хорошие имиджмейкеры, хорошее денежное вливание, хороший пиар на ключевых телеканалах – их ведь заломали под Кремль позже, уже после «Норд-Оста»… Так что триумфальное возвращение смотрелось не таким уж невозможным. Но кто мог бы сделать ставку, вложив соответствующие деньги? Риторический вопрос: на ум не приходит иных имён, кроме одного – Борис Березовский. Последствия же такого уже апробированного альянса в новых условиях могли быть многообещающими. И неважно, что мысль о такой «бинарной бомбе» могла будоражить лишь эмпирически: уж где-где, а на кремлёвском холме прекрасно знают, что от самой фантастической идеи до её воплощения порой всего один шаг. Отчего не сыграть на опережение, пока губернатора вновь не раздули до фигуры общенациональной? Птицу надо бить в гнездовье, пока она не расправила крылья.
Всё это, конечно, версии, но что к весне 2002-го генерала зажали крепко, это факт. И он ушёл в вечность. Нам же Лебедь интересен не только как личность, безусловно, одарённая, неординарная и харизматичная, но и как феномен. Генерал не был первым, пытавшимся воплотить мечту о сильной руке. Но именно он стал первым, на ком политтехнологи в штатском практически опробовали технологию раскрутки такой фигуры. И ведь, по сути, эксперимент оказался удачным, только вот сливки сняли другие, а генералу-десантнику досталась лишь роль сговорчивого подопытного, внёсшего в 1996 году свою лепту в закваску сусла, из которого впоследствии сварили проект «Владимир Владимирович Путин».
Автор Владимир Воронов
