На сто девятой минуте матча на первенство мира 2006 года Зинедин Зидан ударил головой в грудь защитника итальянской сборной Марко Матерацци. Тот упал как подкошенный и корчился на траве, но телеоператоры прозевали удар, и арбитр тоже ничего не увидел.
Матч продолжился, Матерацци остался лежать на земле, вратарь итальянцев Джанлуиджи Буффон вышел из ворот, сыпля отборными ругательствами. На сто десятой минуте судья Орасио Элисондо остановил матч, но неразбериха только усилилась: никто не знал, кого надо наказывать.
Помощник арбитра разводил руками, игроки, наперебой споря друг с другом, толпились вокруг судьи… И тут оказалось, что одна из телекамер все-таки сняла то, что произошло: немецкий режиссер Вольфганг Штрауб показал запись судье, тот взмахнул перед носом Зидана красной карточкой, и капитан французской сборной поплелся в раздевалку, так и не ответив на вопрос арбитра:
— Что же произошло?..
На поле и трибунах между тем творилось невообразимое, градус безумия зашкаливал, даже вменяемые люди начали делать странные вещи. Джанлуиджи Буффон поцеловал Зидана в висок, тренер французов Раймон Доменек стал ему аплодировать. Понять, что в этот момент творилось у них в головах, не смог никто, а они так это и не объяснили. Доменек не хотел брать Зидана в сборную, несколько минут назад тот перечеркнул все, над чем работала команда, но смертельно бледный тренер хлопал подставившему его игроку. Он чувствовал то же, что и те два миллиарда человек, которые 9 июля 2006 года смотрели трансляцию с Олимпийского стадиона в Берлине: финальный матч чемпионата мира обернулся шоу другого порядка — на десерт публика получила трагедию.
Зинедин Зидан обвел взглядом оцепеневшие трибуны: в официальном секторе, рядом с воротами, сидит его семья: жена Вероника, брат Нурдин и старший сын Энцо. Он поплелся в раздевалку и сел перед шкафчиком со своей одеждой, уставившись в стену. В соседней клетушке работал телевизор, и Зидан услышал, что судья назначил пенальти. Меньше чем через полчаса итальянская сборная стала чемпионом мира.
Предположить такого не мог никто. Зинедин Зидан был разумным и расчетливым человеком: давно собирался уйти из футбола и хотел сделать это сейчас, после победы на первенстве мира 2006 года.
Он мечтал пробежать по стадиону, размахивая над головой своей легендарной майкой с цифрой 10, слушая, как трибуны скандируют:
— Зи-зу! Зи-зу!
Подержать в руках заветный кубок — тяжелый, отливающий золотом.
Он точно знал, что президент Ширак собирается устроить торжественный обед для игроков сборной, а потом их наградят орденами Почетного легиона. Он решил повесить бутсы на гвоздь, и все шло к тому, что его уход будет триумфальным. Еще несколько месяцев назад предположить иное было нельзя. Судьба всегда была к нему добра, а в 2006 году фортуна вдруг от него отвернулась.
Он все чаще получал травмы, мадридский «Реал», где он играл, больше не зарабатывал титулов. Французская национальная сборная находилась в тяжелом кризисе: ведущие игроки состарились, молодежь так и не вышла в «звезды», и новый тренер Доменек безжалостно чистил ее состав. Поначалу они не договорились, и Зидана не включили в сборную, в «Реале» он играл все хуже и хуже — два последних сезона были провальными, а потом все изменилось. Доменек пришел к нему на поклон: в своей последней игре за «Реал», 7 мая 2006 года, Зидан забил фантастический гол, спас команду от поражения и ушел со стадиона под крики «Оле-е-е!», посылая ликующей публике воздушные
поцелуи. Когда начались игры Кубка мира, от французской сборной никто не ждал ничего хорошего — команда была самой старой из всех, что приехали в Германию. На отборочных турнирах команда Доменека показала себя такой слабой, что на нее все махнули рукой. Ее спонсором не захотела быть ни одна известная марка одежды. Со Швейцарией и Южной Кореей французы сыграли вничью, с трудом переползли в одну восьмую финала, обыграв команду Того, — а потом начались чудеса.
Команда Доменека вдребезги разгромила фаворитов турнира — испанцев, обыграла Бразилию, положила на обе лопатки Португалию — и вышла в финал. Светопреставление в Париже началось сразу после игры с Испанией: Елисейские поля заполонила раскрашенная в цвета французского флага толпа, а Зидан, сделавший решающую передачу в игре с бразильцами, стал национальным героем.
Ему исполнилось тридцать четыре года, он был слишком стар для профессионального футболиста и донельзя измотан травмами. Газеты писали, что у него нашли редкое генетическое заболевание — этим-де и объясняются его худоба и вспышки ярости во время игры. Все свыклись с мыслью, что лев одряхлел, — но в этих матчах Зидан снова играл как бог, и парижане дружно скандировали: «Зи-зу!» Накануне игры с Италией он сказал жене, что все его мечты сбылись и до того, как осуществится последняя, остался всего один шаг.
Их семья счастлива, у них прекрасные дети, он стал опорой для своих родственников. Зинедин Зидан знаменит, богат и уйдет с футбольного поля чемпионом — мог ли надеяться на это мальчишка из семьи иммигрантов, учившийся играть в футбол на марсельских пустырях? Два парня из его первой, уличной команды спились, трое не выходят из тюрем, остальные стали обычными работягами и вкалывают, где придется… А он вытянул счастливый билет.
Все могло сложиться по-другому. Его отец Смаил, бедный как церковная мышь алжирский рабочий, заработал во Франции кое-какие деньги и собрался домой — его тянуло назад, в родную деревню Агмун. Ярко-голубое небо, апельсиновые рощи, степенные мужчины в длинных белых джеллабах, по вечерам собирающиеся в кафе, — чудесная, размеренная, спокойная жизнь: Смаил ее любил, и ничего другого ему не было надо. Он уже купил билет на пароход и приготовил подарки родным — через несколько дней Смаил обнимет отца и мать… Но в одном из марсельских кафе работала молодая девушка с большими зелеными глазами, какие часто встречаются у алжирских кабилов. Малика принесла ему поднос с завтраком: кусок пиццы, кофе, зеленый салат. Смаил пошутил, но девушка не ответила: она была воспитана в строгих правилах, родители запретили ей знакомиться с посетителями кафе. Тем же вечером Смаил ждал ее после работы — он проводил девушку до дома, разговорил, а на следующий день попросил Малику познакомить его с родителями.
Их роман был скоротечным: предложение Смаил сделал уже через неделю, Малика его приняла, ее родители не возражали. Единственным их условием было, чтобы молодые остались во Франции.
Смаил Зидан прожил хорошую жизнь. Иногда ему снились апельсиновые рощи и поля вокруг Агмуна, белые, словно лист почтовой бумаги, домики… Но к полудню, когда работы становилось невпроворот, тоска проходила. Он работал охранником в супермаркете и часто помогал грузчикам и продавцам — если не делать больше, чем от тебя ждут, можно лишиться работы, а этого Смаил позволить себе не мог.
Начальство его ценило, время от времени Смаилу повышали зарплату. Ему удалось накопить на цветной телевизор. У них была совсем маленькая, но уютная квартирка, а их дети — три сына и дочь Лила — учились в приличных школах. Нурдин хорошо играл в футбол, Зинедин раз в неделю занимался дзюдо в социальном центре и даже получил зеленый пояс, у Фарида был черный, а про Лилу учителя говорили, что ей надо поступать в университет…
Вспоминая прошлое, Зинедин часто думал о том, что было бы, если б отец согласился на просьбу Нурдина и отпустил его играть в профессиональной команде — к старшему брату всерьез приглядывалась «Бордо». Но Смаил не разрешил, он не верил в то, что мужчина может заработать на жизнь футболом, спорт казался ему делом ненадежным. К тому же сын должен был уехать из дома, а Смаил Зидан боялся, что среди чужих людей мальчик начнет курить или, чего доброго, пить и проторит дорожку к падшим женщинам.
Нурдин никуда не уехал и зажил обычной неприметной жизнью, той, что хотел для него отец. Несмотря на разницу в возрасте, братья начинали в одной и той же уличной команде, и порой Зинедину казалось, что старший брат его ревнует: то и дело осаживал, не давал ему свои бутсы… Позже Зизу часто думал, что это было не случайно: Нурдин чувствовал: его судьба достанется брату.
В девять лет он играл за клуб своего квартала, в двенадцать — за пригород, а через четыре года на матче в Экс-ан-Провансе его заметил человек, искавший новых игроков для «Канна», и сказал директору клуба, что видел парня, у которого ноги работают так же ловко, как и руки.
Когда в их квартирку пришел менеджер «Канна», отец заколебался: теперь он знал, как живут добившиеся успеха футболисты, и ему было не по себе из-за того, что сломал судьбу своему первенцу. Нурдин не упрекнул его ни единым словом, но отец понимал, что он чувствует, когда по радио рассказывали об успехах его друзей, попавших в профессиональный клуб.
Смаил был добрым человеком — так же распорядиться судьбой младшего сына он не смог.
Люди из «Канна» приняли все его условия: до совершеннолетия Зинедин должен жить не в общежитии среди таких же, как он, сорванцов, а в семье. Отец должен знать, как мальчик себя ведет. В десять часов вечера Зинедин обязан быть в постели…
Зидан часто думал о том, что жизнь — цепочка случайностей: если бы отец не зашел в маленькое марсельское кафе, на свет не появились бы он, его братья и сестра, если бы Нурдин уехал в «Бордо», отец не отпустил бы из дома второго сына, и Зинедин стал бы продавцом или автомехаником.
Давным-давно, рассказывая об этом своей невесте, Зинедин добавил: — …И тогда я не встретился бы с тобой. Я был бы несчастнейшим человеком на свете…
Вероника Лентиско-Фернандес улыбнулась и погладила его по голове. Худенький зеленоглазый футболист отличался роскошной шевелюрой — в молодежном общежитии в Каннах, где они жили, Зидана прозвали «одуванчиком». Тогда Зинедин был стажером футбольного клуба «Канн» и получал восемьсот франков в месяц, а Вероника училась танцам в школе Розеллы Хайтауэр на улице Фессоль. Они давно нравились друг другу, но были так застенчивы, что расходились в коридорах общежития, не поднимая глаз. Зидана тянуло к ней, но заговорить первым он не смел — ему не исполнилось и семнадцати лет и у него никогда не было девушки. Так продолжалось несколько месяцев, в конце концов Веронике это надоело.
Она заговорила первой:
— Привет! Меня зовут…
И он тут же пригласил ее посмотреть игру «Канна» и «Нанта» — свой первый матч в высшем дивизионе.
Вскоре они перебрались в студию на третьем этаже общежития — с окнами в сад и телефоном. Через несколько месяцев президент «Канна» подарил Зидану красный Renault Clio, и он сделал Веронике предложение. Но поженились они чуть позже, когда он играл за «Бордо», — Зидан купил двухкомнатную квартирку в одном из дальних районов города. Все только начиналось. Поверила бы она, если бы ей сказали, что через десять с небольшим лет ее муж станет лицом Christian Dior и подписанный его именем рекламный контракт будет стоить десятки миллионов евро?
У родителей Вероники были испанские корни, арабов они не любили, но Зинедин сразу пришелся им по душе: спокойный, уважительный, домашний — о лучшем зяте нельзя и мечтать. Вероника была с ними согласна — в первые годы брака ее муж все свободное время проводил с ней: никаких посиделок с друзьями, кафе, поздних возвращений домой… У него были строгие родители, семейство Элино, где он поначалу жил, держало его в ежовых рукавицах. Вероника знала: ее муж человек добрый и покладистый, но то, о чем она иногда читала в газетах, пугало. На футбольном поле Зинедин порой становился сущим дьяволом: он больно бил, мог ударить лежащего… Вероника пыталась ему втолковать, что этим он вредит себе. Зидан слушал не прерывая, с непроницаемым лицом, и она понимала, что ее слова ничего для него не значат. Принадлежащая ему компания Zidane Diffusion, где братья и сестра получают зарплаты топ-менеджеров. Их великолепный дом в Мадриде с дизайнерской мебелью, Porsche и Mersedes, яхта, которую Зинедин купил, чтобы катать по морю детей… У них было все, но в душе он так и остался парнем с марсельской улицы, где на тычок надо отвечать ударом в печень, уступчивость считается слабостью и вызывает презрение. Ее муж мягко стелил, но хватка у Зинедина оставалась железной. Он умел получать то, что ему нужно, от владельцев футбольных клубов, спортивных журналистов и деловых партнеров. Уличная марсельская закваска осталась с ним навсегда. Иногда Вероника побаивалась Зинедина.
Его старший брат Нурдин стал правой рукой мужа. Он занимался его рекламными контрактами, контактами с журналистами, контролировал все, что имело отношение к Zidane Diffusion. Отец хотел, чтобы Нурдин стал врачом или адвокатом, — этого не произошло, но теперь он зарабатывал больше многих из них. И все же Вероника подозревала, что ее родич не слишком доволен своей жизнью. И то сказать: легко ли быть тенью младшего брата, если когда-то ты подавал куда большие надежды?
Однажды Нурдин рассказал ей, как однажды с другом заглянул в ночной клуб. Приятель пообещал сюрприз — и, когда музыка стихла, залез на стул и крикнул:
— …Среди нас Нурдин, старший брат Зинедина Зидана! Он познакомит с ним ту, что приглянется ему больше всего!
О том, что было дальше, спокойный и рассудительный Нурдин говорил Веронике с ужасом и восторгом:
— Хочешь верь, хочешь нет, но наш столик облепило около сотни девиц! И при этом они были не слишком пьяны и не под наркотиками! Я мусульманин и все знаю о гуриях из рая, но в тот вечер подумал, что от них не слишком много радости. Зинедин только что принес Франции победу на чемпионате мира 1998 года, имя брата было у всех на слуху, молодежь от него фанатела. По рекламному контракту с дисконтными магазинами Leader Price, в их торговых залах стояли его фигуры в полный рост, и их то и дело воровали.
Девушки визжали от восторга, протягивали ко мне руки, я испугался, что сейчас меня разденут. Но вышло иначе: одна сорвала с себя футболку, и началось безумие. Остальные последовали ее примеру, через секунду перед моими глазами запрыгали Тут благовоспитанный Нурдин опомнился и замолчал.
Веронике почудилось, что его глаза блестят как-то не по-доброму. А чего бы ему, казалось, расстраиваться? Зидан платит старшему брату больше десяти тысяч евро в месяц, а сколько он зарабатывает на откатах, можно только гадать, но Нурдин все равно примеряет на себя чужую корону…
Нурдин рассказывал Веронике и о том, как они жили в Марселе. Узкие прокаленные солнцем улочки, убогие муниципальные дома, запах гниющих водорослей из порта. Здесь все играют в футбол, но для приличных людей слова «футболист» и «хулиган» — синонимы: кожаный мяч отскакивает от стен и со звоном разбивает окно, а через секунду он крепко стукнет по голове похожего на мелкого чиновника лысеющего блондина в дешевом пиджаке и с портфелем в руках. Тот схватится за лоб и завопит:
— Арабское отродье! Мерзавцы! Полиция!
Он чужой человек в районе Кастеллана, где живут магрибцы из Алжира, испанцы, негры и выходцы с Коморских островов. Людей с таким цветом кожи здесь не жаловали, и блондин полетел в одну сторону, а его портфель — в другую.
Испанцы терпеть не могли магрибцев, и те, и другие не выносили африканцев, выходцы с Коморских островов были сами по себе, но когда границы Кастелланы нарушала чужая банда, все объединялись. Дрались жестоко, сломанные руки и ребра были не в диковину, но ножи — выкидные стилеты с длинным узким лезвием и любимые испанцами навахи — шли в дело только в крайнем случае. Закон в Кастеллане не уважали, а вот тюрьмы боялись и точно знали грань, которую лучше не переходить. То, что это не имеет отношения к его, казалось бы, сдержанному, благоразумному младшему брату, Нурдин понял, когда стая Зидана наведалась на соседнюю с Кастелланой улицу — им всем было по восемь-девять лет, они зашли в кафе «Петух и курица» и заказали лимонад и мороженое. И это в «белом» квартале, где правила банда хромого Дидье! Нурдин говорил Зинедину, что этого делать нельзя, но мелкие выпендривались друг перед другом, демонстрировали храбрость… Вот и допрыгались: Дидье и двое его парней заглянули в кафе и привели с собой нескольких ребят постарше, к тому же те были много крупнее. Они вывели мальчишек из Кастелланы на улицу и устроили бойцовский турнир. Хозяин кафе не хотел проблем с соседним кварталом и позвонил Нурдину. Когда он кликнул Джамеля и Фарида, вице-чемпиона Алжира по дзюдо, и примчался с ними на улицу Бальзака, трое друзей Зинедина, хныча, утирали разбитые в кровь носы, а его брата оттаскивали от лежащего на земле мальчишки. Зинедина держали трое здоровых парней, а он вертелся, как бесенок, кусался, бил их локтями и при этом ухитрялся пинать своего противника. Белый как мел Дидье оглянулся на Нурдина и крикнул:
— Забирай поскорее своего чертенка! Кажется, он его убил!
Нурдин обхватил Зизу за плечи и оттащил в сторону. У брата была рассечена бровь, но он изо всех сил вырывался и был готов снова броситься в бой.
Его противник занимался боксом: он пару раз навесил братишке слева, а потом Зидан нагнулся, врезал ему головой в живот, повалил и начал бить затылком об асфальт. Убить он его не убил, но сознание парень потерял, и в больницу его все-таки отвезли. В Кастеллане Нурдин как следует отругал Зизу и пригрозил все рассказать отцу: «Он хочет, чтобы мы чего-то добились в жизни, а ты что творишь? Будущие адвокаты не дерутся на улицах».
Зинедин сказал, что противник оскорбил их мать, и Нурдин замолчал, а потом хлопнул его по плечу. К таким вещам в Кастеллане относились серьезно — этого не прощали ни испанцы, ни магрибцы, ни негры, ни выходцы с Коморских островов. За это в их краях могли зарезать.
И все же в тот день братишка Нурдина поразил: он дрался, будто был готов
умереть. Через двадцать два года, вспоминая об этом в малой гостиной их мадридского дома, где стены оклеены тисненой кордовской кожей, а в огромные, от пола до потолка окна видны деревья сада, Нурдин сказал Веронике, что Зизу всю жизнь старается притушить горящий в нем огонь, но время от времени тот прорывается наружу.
Взять хотя бы его тренировки в «Ювентусе»: «Бордо», купивший Зидана у «Канна», продал своего лучшего игрока итальянцам в тридцать раз дороже, чем тот ему обошелся, чуть больше двух миллионов евро пошли в карман самого Зизу. Но по стандартам «Ювентуса» Зидан был слабоват, и на тренировках в альпийском спортивном центре качался так, что в конце каждого занятия его рвало.
Он умеет работать на разрыв аорты, быть жестким переговорщиком — и при этом мягок и обходителен, как девушка. Поэтому у Зизу великолепный имидж, и крупнейшие компании готовы платить бешеные деньги за его имя — лицо братишки резко поднимает продажи…
Тут Нурдин наклонился к Веронике и сжал ее руку:
— …Теперь Зизу больше, чем человек, — это легенда и очень большой бизнес. Но внутри у него все тот же огонь, и ты должна следить за тем, чтобы он не прорвался наружу. Если он, не дай бог, сорвется и люди увидят его таким, каким двадцать лет назад я застал на террасе «Петуха и курицы», мы очень многое потеряем. Все без ума от великого Зидана — мягкого и доброго, прекрасного мужа и отца. О его красных карточках, о том, что кое-кому после знакомства с его кулаком пришлось накладывать швы на лицо, они почему-то забывают…
Этот разговор состоялся в 2002 году, когда маленькое интервью с Зиданом делало тираж любой газете. За четыре года до этого он получил «Золотой мяч» как лучший футболист Европы и был объявлен лучшим футболистом мира, в 2001 году «Реал» купил его у «Ювентуса» за 75 миллионов евро. Фанаты были готовы носить его на руках — гол Зидана в матче против «Байера» помог «Реалу» выиграть «Лигу чемпионов». У него бывали удачные и неудачные сезоны, иногда он играл провально, но ему все прощали — Зидан был футбольным гением, это стало ясно еще в 1994 году, после дебюта в сборной Франции, когда он за две минуты забил два гола в матче против Чехии. А еще он был хорошим, заботливым мужем, и Вероника ни разу не пожалела о том, что когда-то
заговорила с застенчивым пареньком в молодежном общежитии. Ему все давалось легко — и спорт, и бизнес, и отношения с людьми… Но к 2006 году он смертельно устал, и Вероника боялась, что это плохо кончится.
Успех меняет человека, а за последние годы Зинедина окружила куча прихлебателей, посредников и коммерческих агентов. Вероника не знала, что с этим делать: бизнесом должны заниматься его братья и сестра, но каждый второй из приятелей мужа тоже хотел урвать свой кусок. Они договаривались об интервью и брали с журналов деньги за посредничество, приносили сомнительные рекламные контракты, продавали телевидению информацию о ее муже, а когда он переставал отвечать на их звонки, сетовали, что успех окончательно испортил Зизу. Это выводило его из себя, и он отгораживался от людей, все чаще меняя номера телефонов. Мир Зидана суживался, скоро в нем останутся она, их дети, родители, сестра и братья.
К тому же успех дается ему мужу все тяжелее: он все дольше восстанавливается после игр, то и дело дают о себе знать старые травмы, она чувствует, как напряжены его нервы…. Будь на то воля Вероники, муж ушел бы из футбола до лета 2006 года, но Зинедин Зидан хотел еще одного триумфа. В то, что это произойдет, Вероника не верила: французская сборная, лидером которой он был, состарилась, в 2002 году она не забила ни одного мяча и потеряла корону.
Вероника помнила их молодыми: добряк Десайи с бесенятами в глазах — когда-то Зизу рассек ему бровь, но это не помешало им стать друзьями, Лизаразю с тонкими щегольскими усиками… Команда мужа, сорвиголовы, прославившиеся одновременно с ним. К 2006 году все разбогатели, отяжелели и утратили былой задор — чемпионат мира начали вяло, а Зидан даже получил две желтые карточки… Но потом началось то, о чем Вероника и не мечтала.
9 июля 2006 года она не сразу поняла, что произошло. Игра остановилась, потом началась опять, судья и его помощник о чем-то спорили с футболистами: Орасио Элисондо размахивал руками, как ветряная мельница, полузащитник Диарра, судя по всему, кричал. Потом в кармане сидевшего рядом с ней Нурдина зазвонил мобильный — он ответил и схватился за голову:
— Проклятие! Сукин сын Матерацци! Что теперь будет с контрактами с Ford и Adidas? Что скажет Danon?
Вероника встала, чтобы пройти к мужу, но Нурдин схватил ее за локоть:
— Останься. Сейчас ему лучше побыть одному.
Вероника знала: на ее мужа можно рассчитывать и в большом, и в малом. За все время их брака он только один раз дал ей повод заподозрить его в неверности, и она не была уверена, что эту историю не раздули журналисты. Плохо, что о его романе с певицей Надией в Интернете начали писать как раз перед чемпионатом мира — это выводило мужа из себя.
Интернет гудел о том, что их видели вдвоем, что Зизу делает ей подарки и вот-вот разведется… Муж уверял ее, что все это ложь, и Вероника ему верила — печально то, что все остальные верили Интернету.
На это можно было бы махнуть рукой, но Нурдин говорил, что это вредит его репутации и бизнесу Zidane Diffusion: рекламодатели считают Зизу курицей, несущей золотые яйца, и это в немалой степени связано с его имиджем идеального мужа.
Глядя на то, что творится на поле, Вероника подумала: Нурдин обязательно помянет Надию. Она не ошиблась.
— А тут еще эта дура певица! Ну ничего. Рано или поздно об этом напишет какой-нибудь журнал, мы вчиним ему иск на миллион евро и выиграем дело. Тогда от всей этой истории мокрого места не останется… Но что же сукин сын Матерацци сказал Зинедину?
И Вероника решила, что Нурдин не только жадина, но и дурак: погубить свою карьеру Зизу мог только в одном случае. Матерацци скорее всего оскорбил кого-то из их семьи.
На поле между тем продолжало твориться что-то невообразимое. Итальянцы победили по пенальти, но занявшая второе место французская сборная отказалась присутствовать при вручении кубка мира победителям: остались только тренер и пятеро игроков запасного состава. Чудеса происходили и в раздевалке французской сборной: набившиеся в нее игроки были так возбуждены, что туда не пустили министра внутренних дел Николя Саркози. Двери открылись лишь перед президентом Франции Жаком Шираком: он отвел Зидана в сторону и говорил с ним десять минут. Когда президент ушел, Зидан извинился перед командой, а потом тренер Доменек произнес речь в его честь. Кто-то из игроков ругался сквозь зубы, другие рыдали. Зинедин выглядел полумертвым. Он не знал, что его настоящая слава только начинается.
На следующий день весь мир ломал голову над тем, что же Марко Матерацци сказал Зидану. Первым получившим самое широкое распространение вариантом легенды было: «твоя мать шлюха-террористка». В это сразу поверили земляки Зинедина, французские алжирцы и алжирцы из Алжира, уроженцы Юго-Восточной Азии, африканцы — они решили, что итальянец оскорбил одного из них, а Зидан отомстил за всех сразу. Все хотели знать подробности, но Зидан молчал, и случившееся обрастало новыми толкованиями.
— …Чтоб ты сдох, проклятый араб…
— …Твоя сестра Лила работает на панели…
—… Пойди умойся, чумазый…
Таблоиды выходили из себя, телеведущие разводили руками — но Зидан молчал, и мало-помалу Марко Матерацци, прекрасный игрок и известный футбольный хулиган, стал казаться воплощением зла. Все знали, что Зидан бывает жесток. Он и сам об этом говорил: тот, кто вырос на марсельских улицах, должен отвечать ударом на удар, иначе ему не выжить. Но все знали и то, что Зизу разумный человек и соизмеряет свои поступки с последствиями. Для того чтобы заставить его погубить финал своей карьеры, Матерацци должен был сказать что-то совершенно ужасное.
— …Иди в задницу, черножопый…
— Твоя мать — потаскуха…
Зидан молчал, и Матерацци стал казаться исчадием ада.
О том, что он услышал от Матерацци, Зидан сказал обиняками во время телеэфира, извинившись перед всеми детьми, которые видели эту сцену.
— …Матерацци так тяжко оскорбил мою семью, что я не выдержал…
Перед взрослыми он извиняться не стал, и его выступление лишь подлило масла в огонь.
Матерацци был откровеннее. В одном из интервью он сказал, что во время игры часто хватал Зидана за майку. В конце концов тот огрызнулся:
— Если она тебе так нравится, я подарю тебе ее после игры!
А в ответ услышал:
— Подари мне лучше свою шлюху-сестру, педрила!
Но Зидан по-прежнему молчал, и Матерацци мало кто поверил. Все решили, что итальянец себя выгораживает, и на самом деле сказанное им куда страшнее.
Через несколько месяцев после того, как он сбил с ног Матерацци, Зинедин Зидан стал суперзвездой. Во время зарубежных поездок его приветствовали толпы людей, президенты арабских и азиатских стран предлагали ему свои личные самолеты, поднимали тосты за храбреца, не побоявшегося поставить на кон свою карьеру, чтобы отстоять семейную честь. Мало-помалу Зизу начал принимать это как должное.
Впереди была такая слава, которой Зинедин до тех пор не знал, но вечером после игры с итальянцами Зидан чувствовал себя полностью раздавленным — ничтожеством, погубившим себя, подставившим товарищей, опозорившим собственную семью.
Он сидел, тупо уставившись в стену, а рядом хлопотала Вероника. Сына Нурдин увел в кафе, и они остались вдвоем, кроме нее муж никого не хотел видеть. Ни он, ни она не знали, что впереди и как их встретит Париж: Зидан думал, что его освищут на улицах, что все рекламные контракты будут разорваны и он никогда больше не сможет работать в футболе. Он хотел стать тренером или спортивным директором какого-нибудь знаменитого футбольного клуба, но чему может научить футболистов тот, кто поступил так, как он?
Зинедин Зидан был сильным и трезвым человеком, но сейчас он расклеился. Веронике показалось, что на глазах у мужа выступили слезы, она обхватила его за плечи и поцеловала в затылок. Позже они часто вспоминали этот вечер: Зинедин и Вероника пили вино и говорили о первых годах супружества, когда у них было совсем мало денег и они жили в типовой квартирке с маленькой кухней и тесной прихожей.
Она стряпала нехитрую еду, какой ее научила мать, а он спешил домой после тренировок и каждый раз приносил маленький подарок: цветы, флакон недорогих духов или коробку конфет. На большее у Зинедина не было денег. Потом к мужу пришел успех, и они смогли позволить себе все на свете, но то, что связывало их во времена «Канна» и «Бордо», мало-помалу уходило. Теперь им казалось, что прошлое вернулось и они снова стали влюбленными друг в друга детьми:
Зинедин и Вероника вспоминали свою свадьбу, на которой он щеголял в только что купленном галстуке в белый горох, как она подрабатывала продавщицей в магазине на улице Святой Екатерины. Вероника погладила мужа по руке и сказала, что никогда не вышла бы за него замуж, если бы знала, что он станет таким знаменитым, — ведь она всегда мечтала о тихой, спокойной жизни. Зидан улыбнулся и накрыл ее руку своей:
— Прости меня за то, что я тебя подвел…
Вероника улыбнулась, и Зинедин Зидан почувствовал себя совершенно счастливым.
Алекс Макдермотт
