AVIACITY

Для всех, кто любит авиацию, открыт в любое время запасной аэродром!

Tag Archives: СНГ

Кубок Содружества могут возродить в Азербайджане

Организаторы планируют вновь собрать все футбольные топ-клубы СНГ в одном месте, выделив внушительный призовой фонд
Кубок чемпионов Содружества, закрытый в начале 2016 года, может возродиться в Азербайджане. По информации «Известий», Ассоциация футбольных федераций Азербайджана (АФФА) обратилась в Российский футбольный союз (РФС) с просьбой о передаче прав на проведение международного турнира (соревнование проходит под эгидой РФС и ФИФА). В пресс-службе АФФА «Известиям» подтвердили эту информацию.
Если РФС согласится на предложение АФФА, то Кубок Содружества вернется к прежнему формату с участием чемпионов из стран бывшего СССР. С 2012 по 2016 год в турнире играли молодежные сборные (U-21) из стран СНГ и других государств.
Президент РФС Виталий Мутко рассказал «Известиям», что существует несколько вариантов возрождения турнира.
— Вопрос о возрождении Кубка Содружества действительно стоит на повестке дня, — сообщил Виталий Мутко. — Недавно мы обсуждали эту идею с главой УЕФА Александром Чефериным. На данный момент есть несколько вариантов развития событий. Мы возвращаемся к формату с участием топ-клубов из стран СНГ и уходим из манежей на натуральные поля (предыдущие турниры проходили в московских манежах СК «Олимпийский», ЛФК ЦСКА и петербургском СКК. — «Известия»). Учитывая, что турнир исторически проходит в январе, нам надо смещаться на юг. Возможно, новым местом проведения Кубка Содружества станет стадион «Фишт» в Сочи. Также у нас есть вариант с переносом турнира в Азербайджан. У коллег из АФФА очень интересное предложение — как с коммерческой, так и с организационной точки зрения. Интерес к футболу и спорту в целом в Азербайджане сейчас на очень высоком уровне.
Призовой фонд Кубка Содружества в Азербайджане может составить от €1 млн до €1,5 млн, что может стать дополнительной мотивацией для чемпионов России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Узбекистана и других стран СНГ привезти в Баку свои основные составы.
Первый розыгрыш Кубка Содружества состоялся в январе 1993 года и проводился ежегодно вплоть до 2016 года. Турнир планировался как соревнование для чемпионов стран СНГ и Балтии, но по разным причинам их часто заменяли призеры соревнований.
За 24 года в турнире сыграли команды из 15 государств, роль 16-го участника в разное время выполняли сборные России — молодежная, олимпийская, юношеская, — сборная клубов высшего дивизиона ЧР, а также московское «Динамо» и дубль московского «Спартака». В 2007 году в Кубке Содружества впервые выступила команда из дальнего зарубежья — ОФК (Сербия).
Соревнования регулярно посещали экс-президент ФИФА Йозеф Блаттер и бывший руководитель УЕФА Мишель Платини.
Самым титулованным клубом в истории турнира является «Спартак» (шесть побед), четырежды побеждало в Кубке Содружества киевское «Динамо». Три победы у клубов из Азербайджана — «Нефтчи» (2006), «Хазар-Ленкорань» (2008) и бакинский «Интер» (2011). Дважды Кубок Содружества выиграл молдавский «Шериф» (2003, 2009), по одной победе — в активе узбекского «Пахтакора» (2007), тбилисского «Динамо» (2004), московского «Локомотива» (2005) и казанского «Рубина» (2010).

С 2012 года в турнире участвовали только молодежные сборные (U-21). Трижды Кубок Содружества выиграла сборная России (2012, 2012, 2016) и по одному разу — команды Украины (2014) и ЮАР (2015).

http://izvestia.ru/news/

Зачем разбегались?

Геворг Мирзаян, доцент департамента политологии Финансового университета при правительстве РФ
Через 25 лет после распада СССР стало понятно, что большинство стран постсоветского пространства так и не смогли найти свое место в мире. Не удивительно, что многие мечтают повернуть вспять ситуацию и вернуть модернизированный вариант Союза. Пусть он и будет называться «евразийским».
Крупнейшая геополитическая катастрофа XX века. Именно так называл распад Советского союза Владимир Путин. Тогда (да и сейчас) с его словами многие не согласны, особенно среди людей, считающих себя элитами в постсоветских странах. Выражение Путина списывали на российское имперское мышление, тоску по великому прошлому ну и, по традиции, на скрытое желание восстановить Советский союз, а затем доехать на танках как минимум до Варшавы.
Однако опыт и время показывают, что слова Владимира Путина оказались правдивыми. Распад СССР запустил целую череду конфликтных ситуаций на всем пространстве от Европы на западе до Китая на востоке, и от России на севере до Ирана на юге. Ну а что касается катастрофы, то она состоялась не только для большой геополитики. Ряд (а точнее почти все) страны постсоветского пространства так и не смогли реализовать те цели и задачи, которые они ставили перед собой на момент распада.
РЕКЛАМА
Экономику сейчас в расчет не берем, дабы не впадать споры о трактовке (да, рост экономики и показателя ВВП на душу населения по сравнению с 1990 годом наблюдается почти во всех странах, однако вопрос, насколько их экономический уклад соответствует развивающимся странам и тем более национальному достоинству жителей этих постсоветских государств).
Демократию, в общем, тоже. Да, ни на одном из стран постсоветского пространства не сложился подлинно демократический режим. На Украине власти нет вообще, в Прибалтике апартеид, в Молдавии и Армении олигархат, в Азербайджане наследственная монархия, в Средней Азии ханства (от мягкой формы как в Казахстане до жесткого туркменского варианта, с ритуальным целованием книги президента о чае), в России и Белоруссии чрезмерно сильна исполнительная ветвь власти, и разве что Грузия приближается к демократической модели. Но можно ли рассматривать отсутствие либеральной демократии в странах, ментально не готовых к ней, как к минус? Ближний Восток показал, что это скорее плюс.
А вот с суверенитетом дела обстоят куда более однозначно.
Зачем выходили?
Большая часть государств постсоветского пространства (в том числе Россия) выходили из Советского союза потому, что хотели сами решать свою судьбу, а не жить по звонку из Москвы. Суверенитет они получили, но как они им распорядились за последние 25 лет?
Некоторые нашли себе другую «Москву» в лице Брюсселя, который оказался гораздо менее справедливым, чем столица Советского союза. Первым свой суверенитет к ногам Писающего мальчика положили страны Балтии, которые вступили в ЕС в 2004 году. Однако особых бонусов от этого вступления население не получило – ну, кроме возможности уехать из страны на работу, проживание и учебу в другие страны ЕС, чем оно тут же и воспользовалась. По оценкам Еврокомиссии Литва и Латвия за последующие 50 лет будут лидерами по сокращению населения среди стран-членов ЕС (численность людей в этих государствах сократится на 38% и 30% соответственно). Хотя, конечно, можно воспользоваться примером фрау Меркель и заполнить демокрафическую дыру беженцами с Ближнего Востока.
Другие страны постсоветского пространства (Украина, Молдавия, Грузия) не выучили прибалтийские уроки и тоже готовы отказаться от своего «завоеванного в борьбе с коммунистами» суверенитета в пользу Брюсселя. Поскольку войти в ЕС они не могут (Брюссель-то как раз выучил уроки поспешного присоединения десятка бедных стран Восточной Европы), элиты этих стран заключили кабальные (в случае с Украиной) или неравноправные (в случае с Молдавией и Грузией) Соглашения об ассоциации с Евросоюзом, предоставляя европейским компаниям полный доступ на свой рынок и убивая тем самым целые сектора национального производства. Для сравнения, в период главенства Москвы в этих странах не убивали, а создавали отрасли.
Наконец, появилась третья группа государств, которая поняла, что суверенитет – это, конечно, хорошо, но совместное развитие лучше. Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и пока еще колеблющийся, но готовый Таджикистан готовы снова консолидировать экономики с Россией в рамках формально равноправного Евразийского союза. В ту же сторону посматривает Азербайджан, а также готовится посмотреть Узбекистан (туркменам же с их запасами газа вообще уже ничего не надо). Вопрос о том, зачем тогда было разбегаться, висит в воздухе.
Время наций прошло
С национальной идеей ситуация обстоит еще грустнее. Советский союз был не просто мультинациональным проектом – он (как США и ЕС) был ступенькой перехода человечества к новому этапу развития, от идеи национального государства к наднациональному. Этнический национализм – важнейший элемент в деле создания национальных государств в XVII-XIX веках – на сегодняшний день безнадежно устарел, и наиболее прогрессивные общества заменяли его концепцией гражданской нации. Советской, американской, европейской, югославской и т.п. И советский эксперимент вполне мог бы получиться, если бы в конце 80-х годов отдельные политики, желающие получить власть на местах, не начали бы раздувать затухающее было пламя национализма. Именно оно сожгло в итоге Советский союз.
Сжечь-то сожгло, но смогло ли помочь выковать новые национальные государства? По сути на момент распада Советского союза длительная история самостоятельной государственности была лишь у нескольких стран – России, Армении, Грузии и Литвы. Все остальные страны либо веками были частью других государственных проектов, либо вообще были скроены в нынешних границах большевиками. А некоторые – та же Украина — вообще были собраны из населения, существовавшего веками в конкурирующих друг с другом цивилизационных проектах. Неудивительно, что перед всеми ними встал вопрос по строительству собственной государственности, и далеко не все из них с этим вопросом справились. Именно потому, что попытались в короткие сроки создать национальные государства.
Проблема была в том, что выстраивание государственной модели на националистической основе нормально работало лишь в тех странах, население которых было более-менее мононациональным, и получилось, по сути, лишь в одной только Армении (Туркмения тоже обошлась без больших проблем, но там все понимают, что открытие рта может привести к сокращению желудка, который набивается очень неплохо). В ряде других государств эта концепция столкнулась с последствиями культивируемого в СССР мультинационализма в виде значительных общин «чужих» национальностей, не желающих становится чужими в своей стране. А поскольку в процессе создания государства национализм обычно принимает достаточно радикальные формы, конфликт оказался неизбежен. В некоторых случаях он закончился подавлением их сопротивления (страны Прибалтики). В других же ситуация вылилась в регулярные столкновения на национальной почве (Киргизия, Узбекистан) или гражданскую войну – например, в Грузии, Молдавии, Азербайджане, Украине, отчасти Таджикистане (хотя там конфликт имел скорее клановые причины).
Вернемся к советскому человеку?
Однако лидерам некоторых государств удалось найти лекарство от межнациональных конфликтов – они просто взяли на вооружение наднациональную формулу Советского союза. Речь, прежде всего, о Белоруссии, России и отчасти о Казахстане. Да, вотчина Нурсултана Назарбаева начала свое существование в качестве независимого государства с массового вытеснения русских и разгула казахского национализма, однако затем власти быстро одумались и стали вводить термин «казахстанец».
Итогом правильной политики стала социальная стабильность и титул самой успешной страны Средней Азии. Батька же не просто начал с правильного варианта, но и немного перегнул с его реализацией – президент суверенного государства в быту и на экранах говорит по-русски, язык повседневного общения белорусов тоже русский, а белорусский стал ассоциироваться скорее с деревней или оппозицией (хотя сейчас ситуация меняется, и родной язык входит в моду у молодежи). Москва после разгула национализма в 90-е и заигрывания с нациками в нулевые также осознала, что в многонациональной России может быть только наднациональная идеология, тоже стала продвигать идею «российскости» и термин «россияне». И сейчас Россия пытается внедрять концепции евразийской идентичности.
Это, конечно, не термин «советский человек», но уже хотя бы что-то. И если Кремль наконец-то научится эффективно использовать мягкую силу на постсоветском пространстве, то ему удастся исправить геополитическую катастрофу XX века и вновь собрать большую часть стран региона вокруг российского культурно-информационного ядра. Пусть даже оно будет называться евразийским.

http://expert.ru/2016/12/15/zachem-razbegalis/

Кто кого кормил в СССР

Бывшие советские республики считали, что кормят «бездонную Россию». А когда Союз распался, все поняли, что было ровно наоборот.
РАСПАД КАК НЕИЗБЕЖНОСТЬ?
Каждый август после 1991 года мы вспоминаем ГКЧП, провалившийся «путч», Михаила Горбачева, последовавший за этим распад Советского Союза, и задаемся вопросом: существовала ли альтернатива распаду великой страны?
Не так давно мне попалась советская книга сказок народов СССР с примечательной картинкой на обложке. Русский мальчик играет на гармошке, а дети разных народов пустились в пляс. Можно сказать, что все национальности пляшут под русскую гармошку. А можно посмотреть и иначе, пока все развлекаются, русский – трудится.
«Ленинская национальная политика» так построила политические, культурные и экономические отношения в СССР, что они больше всего начали напоминать пословицу «один с сошкой, а семеро с ложкой».
Причем речь шла не о случайной ошибке, не о перекосе, а об осознанной политике большевиков, считавших, что необходимо унизить русский народ, чтобы за счет его ненавистной «великодержавности» возвысить другие. Даже глава советского правительства Рыков был уволен со своего поста после заявления, что «считает недопустимым, что другие народы живут за счет русского мужика».
ТРИНАДЦАТЬ С ЛОЖКОЙ
К 1990 году в СССР сложилась ситуация с распределением по республикам вклада в производство и распределением доходов, которая нашла отражение в публикуемой таблице. Только две республики – РСФСР и Беларусь были «с сошкой» и производили больше, чем потребляли. Остальные тринадцать «сестер» ходили «с ложкой».
У кого-то ложка была небольшая – у Украины, причем мы понимаем, что восток Украины производил, и даже с избытком, а вот запад потреблял, и, при этом, рвался к незалежности.
Среднеазиатские республики производили совсем немного, но и потребляли сравнительно немного, хотя только в Киргизии уровень потребления был немного ниже, чем в РСФСР.
Республики Прибалтики много производили, но потребляли гораздо больше, фактически советские вожди пытались подкупить их запредельно высоким для СССР уровнем жизни.
Но в самом поразительном положении оказалось Закавказье. При сравнительно скромном производстве – огромный объем потребления, бросавшийся в глаза и визуально тем, кому приходилось побывать в Грузии – личные дома, автомобили, ковры, застолья с шашлыками и бесконечными тостами…
Одновременно во всех этих республиках любили порассуждать, что это они кормят «бездонную Россию» и остальных нахлебников большого советского колхоза. И стоит им только отделиться, как они заживут еще богаче.
ПОСЛЕДНИЕ В ОЧЕРЕДИ К КОРМУШКЕ
На самом деле весь этот великолепный банкет оплачивали русский крестьянин, рабочий и инженер. Каждый из 147 миллионов жителей РСФСР фактически отдавал ежегодно 6 тысяч долларов, чтобы покрыть разницу между производством и потреблением жителей других республик. Поскольку русских было много, хватало на всех, хотя для по настоящему веселой жизни республика должна была быть маленькой, гордой и страстно ненавидеть «пьяных и ленивых русских оккупантов», чтобы у товарищей из политбюро были основания залить пожар деньгами.
С огромным населением республик Средней Азии была другая проблема. Оно не особенно роскошествовало, зато непрерывно увеличивалось. При этом производительность труда в этих республиках практически не увеличивалась. Внутри СССР набухал свой собственный Третий Мир.
Русские (а под «русскими» я, конечно, имею ввиду все народы, населяющие Россию) бывшие самой многочисленной, самой образованной, самой профессионально развитой частью населения СССР ощущали глухое недовольство, хотя и не вполне понимали его источник. Но непрерывно сталкиваясь с тем, что места в ресторанах, все первые места в очереди на «Волгу», заняты представителями других наций, а если ты русский, то для доступа к заветной кормушке требуются дополнительные привилегии от партии и правительства, русские ощущали от советской системы все нараставший дискомфорт. Было ощущение, что ты пашешь и пашешь, но не на себя. А на кого? В теории – на государство, на общее благо, на грядущий социализм. На практике, получалось, что на ушлых цеховиков из Батуми и высокомерных потомков эсесовцев из Юрмалы.
ПЛАЧ ПО ПАРМЕЗАНУ И СОВЕТСКОЙ ЭПОХЕ
Советская система была устроена так, что произвести в её рамках национальную революцию, дав русскому народу больше власти, возможностей и материальных выгод, было невозможно. Упразднить республики в 1970-80-е годы было уже немыслимо. А значит СССР был обречен, поскольку ишачить без всякой благодарности и с тычками в спину (а кто не жил в 1989-91 году, тот не может себе представить с какой ненавистью часто сталкивались русские в Грузии или Эстонии, или на Западной Украине) русские были согласны не беспредельно.
Обставлен развал Союза был чрезвычайно подло и не к нашей выгоде. По уму следовало создать политический и экономический союз России, Беларуси, Восточной Украины и Казахстана, отправив остальных искать счастье в свободном плавании. Вместо этого раскалывали страну по советским административным границам, в результате чего русский народ был разрезан на части. От нас были отрезаны Крым, индустриальные центры Донбасса, верфи Николаева, много чего еще…
Но посмотрим на тот шкурный потребительский результат, который вышел из этой катастрофы. Впервые в своей истории за десятки, а может и сотни лет, русские начали работать на себя. А с приходом путинской эры начался настоящий потребительский бум. В итоге сегодня мы ругаем правительство, сидя за новенькими макбуками, проклинаем московские пробки сами создавая их дорогими иномарками, а некоторые горько плачут по сжигаемому пармезану ни секунды не сомневаясь в своей способности его купить.
Да, это потребительство было кривобоким, поскольку в то время как одни жили в роскошных особняках на Рублевке, другие едва наскребали на ипотеку, но с общего стола доставалось всем. Не кормя «семерых с ложкой» русские смогли позволить себе если не роскошную жизнь, то уж точно более обеспеченную, чем у отпавших окраин.
А те, по большей части, провалились в экономический, социальный и политический ад. Даже Прибалтика, где относительно приличная жизнь обеспечивается теперь дотациями ЕС, а главное – стремительным сокращением населения, чувствует, что серьезно потеряла по сравнению с советской эпохой. По большей части бывшие республики всецело зависят от подачек России в форме покупки товаров или денег, присылаемых из наших москвабадов гастарбайтерами.
ПОТОМУ И КРЫМ ВЕРНУЛСЯ
Нравится ли это кому-то или нет, но распад СССР в итоге выявил лидерство России и русского народа. Оказалось, что без нас – никуда. Оказалось, что мы можем не только легко, но еще и намного приятнее прожить без остальных, а вот попробуйте проживите без нас? Если когда-то входившие в нашу страну народы хотят хорошо жить, то жить им надо вместе с русскими. И, уже, на наших условиях.
Сегодня уже очевидно, что для России настают более сложные времена. Тучные годы всеобщего потребительства и чиновного воровства, похоже, заканчиваются. Но и атмосфера в России поменялась. Мы многое за эти годы поняли, узнали настоящую цену и соседям, и более дальним «уважаемым партнерам», а главное – себе.
Мы во многом поэтому и смогли вернуть Крым. Если бы уровень жизни в России не был вдвое-втрое выше, чем на Украине, возможно крымчане не проголосовали бы так массово за свое возвращение на историческую Родину.
Бывшие советские республики тоже явно все поняли. Но руководство некоторых из них продолжает по инерции вести себя по-большевистски. Подкармливаясь от щедрот России, одновременно внушая своим народам, что русские – главные враги. И тем самым заводя свои страны во все большую разруху и все более взрывоопасный политический тупик.
http://www.kramola.info/

Русские украинцы или украинские русские?

 За возвращение утраченных территорий, населенных преимущественно этническими русскими. Распад Советского Союза стал крупнейшей геополитической катастрофой для России не только в XX веке, но и во всей истории Нового времени. После 1991 года территория России уменьшилась на 24%, появилась проблема раздельности физического существования страны (Калининградский анклав), значительно сократился промышленный и военный потенциал государства, к Москве перешли вешние долги СССР, общая сумма которых превысила 120 миллиардов долларов. Но главной потерей для России, стали 25 миллионов русских людей, которые вынужденно остались жить в бывших союзных республиках.

 

Об экономических и политических последствиях распада Советского Союза писалось и говорилось очень много. Весьма справедливо утверждать о том, «парад суверенитетов», начавший в 1990-х годах нанес России несравненно больший вред, чем республикам бывшего Советского Союза. Одни только экономические потери составили для России миллиардов долларов. Но для того, чтобы восстановить свой экономический и политический потенциал России хватило 15 лет. Но этого срока оказалось недостаточным для того, чтобы решить основные социальные проблемы, и в первую очередь вопрос русского населения, не по своей воле оставшегося на территориях теперь уже бывших советских республик.

 

 Во времена СССР граждане Советского Союза расселялись по территории союзных республик, не обращая внимание на административные границы. Узбекистан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан, страны Балтии – все они тогда считались одной большой родиной. Эти республики были тесно интегрированы в единую хозяйственно-экономическую и военную систему Советского Союза. Так, например, республики Средней Азии были ключевой составляющей для советского ВПК, на долю Украины приходилась существенная часть промышленного производства, Белоруссия давала стране чуть ли не половину всей сельской продукции и так далее.

 

Кроме того, Москва была заинтересована в усилении этих республик, так как они являлись по своей сути периферией государства, то есть, защищали центр страны от возможной экспансии внешнего врага. Исходя из этого, Россия не жалела средств на то, чтобы эти республики не отставали в экономическом плане от центра. Один лишь пример, во времена Советского Союза в Грузии доход на душу населения был в несколько раз выше, чем в Российской Советской Федеративной Республике. И это при том, что роль Грузии в экономике СССР была минимальной и сводилась к поставкам на советский рынок фруктов, вина, минеральной воды и лаврового листа.

 

Для того, чтобы сделать советские республики полноценными, Россия жертвовала не только своими лучшими кадрами, но и своими землями. Русские люди строили в Средней Азии, на Кавказе, в Прибалтике дороги, школы, заводы, магазины, а русские земли позволили советским республикам усилить свою территорию и превратиться в полноценные государственные образования.

 

К моменту развала союзного государства в Азербайджане проживало 150 тысяч россиян, в Киргизии 756 тысяч или 17,1 % населения, в Туркмении около 400 тысяч (10 % населения) в Литве 354 тысячи (9,4 % населения), в Латвии 10 %, в Казахстане около 8 миллионов человек. Распад Советского Союза застал их в врасплох. Никто тогда не ожидал, чем обернется для них прекращение существования СССР.

 

Учитывая то, что во время СССР единство всех республик основывалось на коммунистической идеологии, кризис КПСС и системы ценностей создал духовный вакуум, который был заполнен националистическими идеями, базис которых сводился к кощунственному по своей сути утверждению о том, что, будучи в составе СССР, эти республики являлись колониями России. Клеймя Россию и вместе с ней русское население союзных республик, местные элиты, стремившиеся единолично владеть богатствами своих государств, искали поддержку среди титульных наций.

 

И, надо сказать, находили ее. Итогом такой борьбы за власть стало то, что во многих бывших республиках Советского Союза русских стали увольнять с работы и отдавать их рабочие места местным кадрам, лишать права заниматься государственной и общественной деятельности, ограничивать, а в отдельных случаях и лишать, политических, экономических и социальных прав.

 

Русский язык потерял статус государственного и для того, чтобы иметь возможность пользоваться равными правами с местным населением, русские люди должны теперь изучать местные языки. Наиболее радикально в этом плане поступаю прибалтийские республики. Особенно сложно дела обстоят в Латвии, где преподавание в школе преимущественно ведется на латвийском языке. И даже в Киргизии, конституция которой закрепила для русского языка статус официального языка общения, русский человек, не знающий киргизского языка никогда не станет президентом страны, потому что глава государства обязан сдавать экзамен по киргизскому языку. К 2000 году количество школ с русским языком обучения сократилась по всем странам СНГ от 46 % до 73 %.

 

В результате, уровень жизни русских людей значительно ухудшился, а это, в свою очередь чревато социальными и политическими конфликтами. Указанные действия являются далеко не единственной формой нарушения прав и свобод человека, гарантированных международными правовыми актами. Не редкость также произвол по отношению к русскому населению административных, правоохранительных и судебных властей, ущемление прав соотечественников в области социального обеспечения.

 

Практически во всех странах СНГ введены унижающие человеческое и национальное достоинство ограничения для российского населения при решении вопросов гражданства, собственности, приватизации, приобретении земли, предпринимательской деятельности, получения образования. Усугубляет ситуацию и то, что у соотечественников, живущих в СНГ нет опыта жизни в условиях разделенного народа. У многих из них в России остались близкие родственники, но их сообщение теперь затруднено.

 

А правящие на пост советском пространстве новые бюрократии, рекрутированные в основном из «титульных наций», не обладают историческим опытом государственного руководства и, как следствие, достаточной терпимостью и уважением к «инородцам». Отсутствие иммунитета к жизни в условиях разделенного народа сказалось и на самой России, чиновники которой сегодня не могут адекватно реагировать на вынужденную иммиграцию русского населения из стран СНГ, тем самым, нанося им новые, в первую очередь, психологические травмы.

 

Сегодня основные права и свободы наших соотечественников ущемляются и по национальному признаку. Русские, проживающие в странах СНГ, пытаются противостоять ущемлению их собственных прав, но зачастую эти попытки не приносят успеха. Не имея политической поддержки со стороны России, они вынуждены либо продолжать существовать в неравноправных условиях, либо покидать свои дома и возвращаться на историческую родину, в Россию.

 

За годы, прошедшие с распада СССР, из стран СНГ в Россию наблюдалось три волны массового переселения соотечественников. В начале 90-х годов прошлого века в Россию уехали большинство молодых русских семей, в середине и в конце 90-х стали уезжать их родители и молодежь. Однако сегодня в бывших союзных республиках все еще продолжает жить около 25 миллионов русских людей. И жизнь их за эти годы не улучшилась. К примеру, в 2006 году, после того, как Владимир Путин подписал указ о госпрограмме по оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотечественников, только в Киргизии о своем желании переехать в Россию заявили 60 тысяч русских граждан.

 

Но почему русские люди должны покидать свои исконные земли из-за произвола местных властей, которые, между прочим, заполучили свои государства практически даром? Возьмем, к примеру, Казахстан. Существовало ли государство Казахстан до того, как казахский народ вошел в состав России? Нет. А владели ли казахи теми территориями, что достались им после распада Советского Союза? Нет. Для того, чтобы сделать из Казахстана полноценную республику, во время СССР Россия отдала казахам исконные русские территории Южного Урала — земли бывшего Уральского казачьего войска — и Южной Сибири. Площадь отданной территории в несколько раз превышала площадь Франции.

 

 После того, как распался Советский Союз, Казахстан не вернул эти земли обратно России, они составили его восточную часть, населенную в основном русскими. В ответ же казахское руководство, состоящее в основном из казахов, создает невыносимые условия для коренных жителей этих земель – наших соотечественников, с одной лишь целью: чтобы они покинули эти земли. Но Казахстан — это лишь один пример из череды искусственных государств, созданных Россией.

 

Еще одним таким квазигосударством является Украина, которая вышла из состава СССР с территорией в пять раз превышавшей ту, с которой она вошла в состав Московской Руси в 1654 году. Приращение украинской территории происходило исключительно за счет земель Российской империи и РСФСР. Донбасс и Луганск – это все российские земли, которые в 20-х годах прошлого столетия были переданы Украине Владимиром Лениным. Такая же судьба и у Крыма. Что же касается Севастополя, входящего сегодня в состав Украины, то этот российский город никогда не принадлежал Украине, и, находясь на переданной ей российской территории, финансировался из бюджета Министерства обороны, так как считался военно-морской крепостью.

 

Очень похожа история и с Грузией. Такого государства не было во время Российской империи. На этой территории были две губернии — Кутаисская и Тифлисская. Армении и Азербайджана тоже не было.

 

На что претендуют прибалтийские страны – тоже непонятно. Там видимо забыли, что 200 лет тому назад с 1721 по 1920 года все эти территории, называвшиеся тогда Курляндия, Лифляндия и Эстляндия, входили в состав Российской империи по итогам Северной войны. А после распада СССР Прибалтике досталось не только русское население, жившее на этих землях в течение столетий, но и санатории, пансионаты, предприятия точного машиностроения, тонкой нефтепереработки, построенные еще в советское время и до сих пор приносящие прибыль, а Эстонии достался и весь новейший рефрижераторный флот СССР.

 

На этом фоне претензии правящих элит на обладание этими территориями являются необоснованными и незаконными. Незаконными, потому, что эти земли им не принадлежат, и достались им в результате исторической ошибки. Не принадлежит им и русское население, у которого никто не спрашивал согласия ни на передачу русской земли в управление новых государств, ни на то, согласны ли они жить в этих государствах.

 

 В том, что Советский Союз распался без большой крови – это заслуга в первую очередь России. Но эта заслуга не будет полной до тех пор, пока на русских землях будут унижать русский народ. Сам по себе исход русского населения из бывших союзных республик не решит этой проблемы.

 

KM.RU WWW.UA-PRAVDA.COM

Протоиерей Всеволод Чаплин: «Мы потеряли очень серьезные вещи, когда распался Советский Союз»

Когда было жить лучше — в СССР или сейчас?

 

В прямом эфире радио «Комсомольская правда» протоиерей Всеволод Чаплин в авторской программе «Время доверия» обсуждает с Александром Щипковым и радиослушателями, что мы потеряли и что приобрели с распадом СССР.

 

Чаплин:

 

— Добрый вечер, друзья. Рад вас слышать, рад вас приветствовать, рад, что вы слышите нас. Будем рады вместе с нашим гостем вашим звонкам по теме, которую мы сегодня хотели бы поставить. А тема очень сложная. В гостях у нас сегодня Александр Владимирович Щипков – главный редактор портала «Религия и СМИ». Это светский портал, пишущий о религии, о новостях и событиях разных религиозных общин, не только православной. Есть статьи и новости об исламе, об иудаизме, о буддизме, о католицизме, о протестантизме. И, помимо этого, Александр Владимирович является членом Совета общественного телевидения, которое у нас, если я правильно понимаю, еще не вещает, только готовится к вещанию.

 

Щипков:

 

— С 1 мая.

 

Чаплин:

 

— Так что скоро будем вас смотреть. Вас и тех, кто будет вместе с вами работать. Так вот о чем бы сегодня хотелось поговорить. Когда было лучше жить – в Советском Союзе, в советское время или сейчас? Александр Владимирович и в какой-то степени я тоже выросли в антисоветской ментальности. Александр Владимирович претерпевал притеснения за веру со стороны властей, со стороны начальства организации, в которой пришлось работать. Может быть, немножко попозже наш гость об этом расскажет. В течение многих лет, по-моему, с 70-х годов, если я правильно помню, Александр Владимирович был самым классическим диссидентом. Я тоже рос, по крайней мере, где-то с 1983-1984 года, как убежденный антисоветчик. Я с восьми лет слушал радио «Свобода», слушал «Голос Америки», я желал поражения Советскому Союзу в политических баталиях, которые тогда происходили. Я без малейшего пиетета относился к тогдашним советским лидерам. Презирал их, скажем прямо.

 

Так вот, по крайней мере я во многом теперь считаю, что мы потеряли очень серьезные вещи, когда распался Советский Союз. Он не мог не распасться, я в этом совершенно убежден. Это правительство, эта система государственная была обречена. И я это точно знал уже к году 1985-му — не знаю, может быть, Александр Владимирович понял это гораздо раньше. Но потеряли мы очень многое. Так вот, все ж таки, когда было лучше – сейчас или тогда? И хочет ли кто-то сегодня вернуться в Советский Союз во всех его проявлениях, в его плюсах и его минусах, во всей полноте его жизни, уж не знаю, какого года. Мало кто, наверное, хотел бы вернуться в сталинские времена. Ну а вот хрущевские времена, брежневские времена? Хотели бы мы опять жить там? И стало ли бы нам там лучше?

 

Александр Владимирович, не с точки зрения проблем, которые были с властью, у меня они тоже были, не с точки зрения того, что наши взгляды сегодня более приняты в государстве, чем 30-40 лет назад, а с точки зрения душевного мира, внутреннего мира, душевного комфорта, когда вам лучше — сейчас или тогда?

 

Щипков:

 

— Совсем непростая тема. Потому что душевный комфорт зависит ведь на самом деле не от политической системы, которая нас окружает и в которой мы находимся. Она зависит во многом, может быть, от нее тоже, но во многом зависит, конечно, от того, что внутри. И поэтому, безусловно, я вспоминаю многие годы, прожитые мною при Советской власти, с радостью, с удовольствием. Потому что это годы моей молодости, годы рождения первых детей, годы любви, годы прихода в церковь, годы первых книг прочитанных, и так далее. Но скажу честно, что 19 августа 1991 года, так случилось, что я тогда жил в Петербурге, в Ленинграде еще, оказался в Москве. Я просто приехал в «Независимую газету» получать гонорар за статьи свои и оказался во время путча здесь. Меня разбудили мои друзья, у которых я ночевал, было все непонятно. Разбудили меня возгласом «Убили Горбачева!», потому что было совершенно неясно, кто где и кто жив, кто не жив. И первая мысль, которая у меня была, это была мысль довольно горькая такая: эх, опять назад, в кочегарку. Потому что я большую часть при Советской власти работал по рабочей сетке, и в 1990-1991 году только вырвался оттуда и стал печататься, писать. И, конечно, мне это было намного комфортнее, приятнее и интереснее, и первая мысль у меня была мысль сожаления: ну, понятно, опять сейчас все закроется, нужно возвращаться в кочегарку. И очень не хотелось. А с другой стороны, была масса тяжелого, неприятного, и не только связанного с судьбой моей семьи, с преследованиями матери, которая попала в тюрьму, и так далее.

 

Чаплин:

 

— О ней ведь написана книга? Книга написана при вашем участии. Она сама писала книгу. А сейчас появились какие-то интересные воспоминания о ней.

 

Щипков:

 

— Были воспоминания. Я надеюсь, что к лету будет издано кое-что. Воспоминания о ней. А вот первая книга, которая вышла после ее смерти, это книга ее воспоминаний о лагере, в котором она находилась. Довольно любопытная книга, называется «Женский портрет в тюремном интерьере». Она описывает арест, пребывание в московских тюрьмах, потом этап, лагерь в Уссурийском крае. Довольно интересные записки, которые описывают жизнь, состояние — душевное, интеллектуальное – заключенных, с которыми она находилась. Это была бытовая зона, уголовная. Она сидела с уголовницами. Это не политический был лагерь.

 

Но я говорю не об этом даже. Я говорю о том, что лично мне было тяжело. Это было ощущение лжи, в которую ты втянут и в которой ты принимаешь участие. Вот это пребывание в лжи, пожалуй, было самым тягостным. Когда тебя заставляли говорить то, что ты не думаешь. И даже не то что говорить, а присутствовать в этом, жить. Скажем, не будучи комсомольцем, нельзя было поступить. Я поступал в институт, я был комсомольцем. А в это время был уже христианином верующим. Я прекрасно понимал, что в этой атеистической организации мне делать нечего. Но по факту я все равно там пребывал, потому что я понимал: если я выйду, то я не поступлю в вуз. И так далее.

 

Чаплин:

 

— Но при этом при всем отношения между людьми, как считается сейчас, были лучше. Если ты был в системе, если ты не был изгоем, если ты не шел наперекор той идеологии, которая официально исповедовалась, но в которую мало кто верил, ты как бы не мог рассчитывать на дружеское к тебе отношение. Но считалось, что отношение должно было быть дружеским и часто было дружеским, если ты свой, если ты не отщепенец – духовный или политический. Я тоже с юности, с 13 лет был активно верующим человеком. Довольно быстро стал об этом открыто говорить. Естественно, очень быстро стал чужим. Еще в восьмом классе средней школы, в возрасте 14 или 15 лет. И тогда, между прочим, очень многие мои друзья в школе подходили ко мне и говорили: как же так, ты против своей страны теперь будешь, ты врагом стал. Причем это говорилось совершенно искренне, не по наущению учителей, а вот так люди думали. Но внутри тех, кто свой, лучше было, чем сейчас, или нет?

 

Щипков:

 

— Я думаю, что отношения между людьми, безусловно, поменялись. Потому что конкуренция, конечно, была. На работе, в карьере и так далее. Но в целом градус этой конкуренции был намного, в тысячи раз меньше, чем сегодня. И, скажем, представить ситуацию конкуренции в журналистском сообществе сегодняшнюю и прошлую, хотя я прошлую, советскую, конечно, знал хуже, но были друзья, знакомые, которые работали. Но такого, безусловно, не было. Когда один журналист другому желает самого нехорошего именно из конкурентных соображений, чтобы первым передать новость, скажем, или первым схватить информацию, не поделиться. Подсказки на экзаменах. Ведь это же немыслимо сегодня себе представить, когда во время экзаменов ребята подсказывают друг другу. На вступительных, в высшие учебные заведения. Не в школе выпускные, а на вступительных экзаменах, потому что это твой конкурент.

 

Чаплин:

 

— В то же время, если не говорить об элите тогдашнего общества, во многих школах, дворах, ПТУ, наверное, даже в некоторых вузах на самом деле господствовала блатная мораль. Эти люди не сидели все в тюрьме, это часто были молодые люди, но они откуда-то понаблатыкивались, и вот эта мораль «умри ты сегодня, а я завтра» — она присутствовала в советском обществе. По крайней мере в его низах.

 

Щипков:

 

— Ну, не знаю. Я жил в детстве в маленьком городе – в Смоленске. Это такой был нищий полубандитский город. Конечно, отношения были у нас среди подростков довольно жесткие. Потому что улица на улицу, район на район.

 

Чаплин:

 

— Да и часто это просто все ориентировалось на какую-то криминальную среду, на человека, который вышел из тюрьмы и стал самым большим авторитетом для молодежи.

 

Щипков:

 

— Не знаю, но внутри нашего двора у нас была полная любовь и взаимопонимание. И дружба. И вот как раз внутри нашего двора, нашей дворовой корпорации была полная честность в отношениях, в помощи и так далее.

 

Чаплин:

 

— Можно послушать звонок. Приветствую вас, добрый вечер. Михаил у нас на связи.

 

Михаил:

 

— Я немножечко не согласен с вашим гостем. В том смысле, что в Советском Союзе все-таки было много честнее. По крайней мере, то, что официально декларировалось, пытали соблюдать. Я, конечно, понимаю, что Советский Союз развалился в основном из-за того, что именно наверху это не соблюдалось, а все было с точностью до наоборот. Но это уже тема другого разговора. А на самом деле все было намного честнее. А сейчас золотой телец – единственная движущая сила. И еще добавить по поводу, как вы сказали – уголовщины. Это, к сожалению, тоже сложный вопрос. В свое время я при Советской власти еще, до Андропова, а потом в андроповские времена был в двух замечательных городах – Повенец и Медвежьегорск. Если вы знаете историю, вы хорошо представляете, что это бывший лагерь и бывшие охранники. Когда я там был, не могу сказать, что долго, был еще достаточно молодой, там совершенно четко прослеживалось несколько линий. Первая – это линия именно диссидентов. Были такие. Но они делились на две части. Причем большинство уходили именно к уголовной иерархии, уголовным понятиям. А те, кто были загнивающей интеллигенцией, но выдержали, они остались достаточно разумными людьми, с ними можно было очень интересно поговорить. При мне не особо стеснялись разговаривать. Но в момент перестройки вылезли те, кто ушли больше к уголовникам. У кого громче глотка, тот и перекричал.

 

Чаплин:

 

— Такой есть взгляд – честнее было тогда.

 

Щипков:

 

— Не знаю, мне трудно согласиться с этим. Потому что все зависит от людей. Было предательство тоже. Все было. Я повторяю, из-за того, что в целом конкуренция была меньше, мне кажется, что отношения были более ровные, более гладкие. Все одинаково бедные были. В этом смысле было меньше расслоение. Хотя оно тоже было. Просто на другом уровне. У кого есть джинсы, у кого нет джинсов.

 

Чаплин:

 

— Из-за этого тоже разгорались страсти, люди завидовали друг другу, ссорились, делали подлости.

 

Щипков:

 

— Я считаю, что в первую очередь Союз развалился из-за того, что коммунисты побоялись освободить церковь. Я уверен, что если бы лет за 15 до 1991 года все-таки решились бы на этот шаг, где-то в середине 70-х, когда почувствовали это брожение, если бы рискнули освободить церковь, снять эти путы, я думаю, история страны пошла бы по совершенно другому руслу.

 

Чаплин:

 

— Это вряд ли бы произошло. Я прекрасно помню людей, которые стояли если не у руля тогдашней идеологической машины, то очень близки были к рулю. Это как раз журналистский мир советский, который я неплохо тоже знал. Я стал одним из первых верующих людей, одним из первых священников публиковаться в советской еще печати – в «Московских новостях», в некоторых других изданиях. Помню, в журнале «Сельская молодежь» в 1989 году мы чуть ли не впервые сделали ежемесячную подборку религиозных материалов, очень было интересно в это время работать. Я помню людей, которые тогда несли идеологическое «послушание» — скажем церковным словом. Это были люди, убежденные в том, что кроме их идеологии ничего главного, ничего центрального в обществе, в государстве быть не может. Они бы не согласились с этим, это были жесткие люди. Потом их ждала жизненная трагедия. Их было очень жалко. Я к некоторым из них приходил, когда они уже были очень больные, немощные. Приходил к ним домой. Они так и не изменились. Если бы власть у них была чуть подольше, вряд ли что-либо изменилось бы. Я это говорю без осуждения. Мне очень жалко было этих людей, это умные были люди. По-своему, кстати, очень честные. Мне было страшно и больно, когда они умирали в оставленности такой, в пустоте внутренней, почему я особое внимание к ним всегда проявлял, приезжал всегда с какими-то сумками с едой, с бутылками вина, и все прочее. Они не способны были измениться, к сожалению.

 

Щипков:

 

— Они, пожалуй, да. Потому что это были такие бойцы идеологического фронта.

 

Чаплин:

 

— Конечно.

 

Щипков:

 

— Это журналисты и преподаватели в вузах.

 

Чаплин:

 

— Педагогическая элита, совершенно верно.

 

Щипков:

 

— Но я-то имею в виду высший эшелон. Потому что судьба страны была в руках все-таки высшего эшелона. Если бы у них хватило разума сделать этот шаг, рискнуть, потому что я уверен, отец Всеволод, если в наших кругах, в самиздатских текстах обсуждалась проблема и были люди, которые говорили, что единственное, что надо сделать – это нужно оставить КПСС, все как есть, всю эту вертикаль огромную. Единственное, что нужно: выпустить церковь на свободу, и тогда все начнет меняться. Они не могли этого не знать.

 

Чаплин:

 

— При сильной советской власти не было возможности. Они этого не понимали. Конечно, многие из тех, кто принимал решение, это были хозяйственники чистой воды. Или военные люди, или спецслужбисты. Но все равно центром этого организма была идеологическая группа. Этих людей я себе представлял. Я познакомился с Яковлевым в послесоветское время, но в последние годы советского времени я уже хорошо знал его окружение. В 80-е годы я знал о каких-то его малоизвестных решениях. Он, некоторые другие идеологи тогдашнего времени не были готовы ни к каким идеологическим переменам…

 

Щипков:

 

— Вы-то как раз называете либеральную часть ЦК КПСС.

 

Чаплин:

 

— Тем не менее, они даже уже после 1991 года продолжали считать, что они были правы. Яковлев, может быть, изменил внешний вектор своих политических предпочтений, но даже изменив их, он вряд ли был бы готов к тому, чтобы Церковь заняла в жизни страны если не то место, которая она имела до 1917 года, то какое-либо подобное место. Давайте послушаем песню о счастливой советской жизни. Песня 30-х годов. Мне она, кстати, в чем-то нравится. Хотя там упоминаются некоторые имена, с которыми я не хочу никак ассоциироваться. Ирма Яунзем исполняет песню на стихи Василия Ивановича Лебедева-Кумача, музыка точно не известно, чья. Одна из самых популярных версий, скорее всего, основная версия – это музыка композитора Любови Штрейхер. «Советский простой человек».

 

(Звучит песня).

 

Чаплин:

 

— Вот такая песня 30-х годов. А нам пишут следующее: «За СССР — из Лондона». Еще одно послание: «Почти весь наш отдел уверен, в СССР было почти во всех отношениях лучше, чем сейчас». Это пишет Олег. Два «почти», впрочем. Мы сегодня говорим о том, когда было лучше – в Советском Союзе или в постсоветской России. Мы уже много сказали такого довольно проблемного о советских временах. Потому что мы оба росли как антисоветчики. Но вот люди считают, что раньше было лучше. Потому ли это только, что человек, проживший молодость в определенный исторический период, всегда его считает лучшим? Тогда мы были молодые, тогда была зеленая трава, люди были более искренние и умные. Или все-таки есть в советском времени что-то, что притягивает до сих пор даже людей, которые не жили в советское время? Между прочим, среди многих молодых людей популярна идея возвращения в Советский Союз.

 

Щипков:

 

— Тут как раз нет ничего удивительного. Потому что в 70-е годы для меня неким образцом был XIX век. И мне XIX век казался просто сказочным временем. А когда я постепенно что-то узнавал, читал, я начинал понимать, что далеко не сказочное было время. Была масса своих проблем. Что касается меня лично, я должен честно сказать, что главное наше требование, вот вы назвали меня диссидентом, на самом деле я и моя жена, мы не были диссидентами в классическом понимании. Потому что диссидентство было нацелено на изменение политического строя. Это нормально, это были их взгляды, устремления. У меня было очень много знакомых и друзей среди диссидентов. Но наши устремления, мои и моих друзей ближайших, мы не стремились к изменению политического строя. И вообще, честно говоря, нам в голову не могло прийти, что это вообще когда-то может поменяться. Социализм был вечен. У нас было одно требование – дайте нам верить так, как мы хотим. Позвольте нам воспитывать детей в вере. Позвольте нам открыто молиться. Позвольте нам не прятаться. Вообще-то это было нам даровано советской конституцией. В этом тоже была ложь.

 

Чаплин:

 

— Вы вышли сначала в самиздат, потом в тамиздат и сразу стали врагами народа.

 

Щипков:

 

— Конечно. И тогда нас начали шерстить, потому что это считалось антисоветской деятельностью. И мы в разговорах на допросах, я все время, помню, говорил: а в чем тут антисоветская деятельность? И даже был довольно забавный эпизод. Я спорил с одним капитаном госбезопасности во время допроса на Литейном, ныне это очень крупный чин и очень известный человек, не будем называть.

 

Чаплин:

 

— Знаем этого человека. Кстати, очень симпатичный человек. Известный политик. Очень верующий сегодня человек.

 

Щипков:

 

— И он мне говорил тогда в качестве аргумента: Саша, ты же родину не любишь! Пытаясь аргументировать, почему он с нами… А я ему говорю, что это вы не любите Родину! И у нас был спор.

 

Чаплин:

 

— В школе мой одноклассник, который потом стал видным деятелем российских спецслужб, а тогда нам было обоим по 14 лет… Мы с ним были друзьями и остались. Сейчас иногда встречаемся. Он меня в школе все время уверял: «Слушай, ну ты же против своей страны идешь! Против своего народа!»

 

Щипков:

 

— Но потом эти ребята поменяли свои взгляды. Он практически мой ровесник, он старше был меня на три-четыре года. Молодой был тогда капитан. Он поменял свои взгляды. Пересекались несколько раз в жизни. И я с радостью это узнал, что он поменял свои взгляды. Но даже тогда, в то время была ситуация, когда он помог моему другу, который тогда сидел, причаститься. Это было невозможно себе представить, это был 70-й год. Он уже был арестован. Осужден. И должен был отправляться в лагеря.

 

Сейчас, когда я рассказываю, он мне не верит, что это возможно было.

 

Чаплин:

 

— У нас уже несколько звонков. Сергей!

 

— Здравствуйте! Я хотел бы не согласиться с гостем вашей программы насчет того, что если бы разрешили свободу для церкви в нашей стране, то была бы гораздо лучше ситуация. Вряд ли. Наш народ довольно индифферентно относился к этому. Спокойно. И это не привело бы к каким-то большим результатам.

 

Чаплин:

 

— Как вы считаете, что-то могло спасти СССР без вот этой радикальной ломки, которая с ним произошла?

 

— Я думаю, нет. СССР мы убили сами. По той простой причине, что стали плохо работать. Государство нам платило хорошие деньги тогда. А народ, грубо говоря, спустя рукава относился к работе своей. Я сам хорошо застал этот период. Мне 53 года.

 

И в той ситуации экономической спасти уже ничего не могло.

 

Чаплин:

 

— То, есть причина экономическая и только? Были бы более высокие цены на нефть, удалось бы больше построить заводов, купить западной техники, и тогда все было бы в порядке?

 

— Не знаю насчет цен на нефть, но она единственная выручала нас. Экономика наша прибыль никакую не давала. Потому что то, что производилось в нашей стране, оно практически мертвым грузом лежало по магазинам и не продавалось. Я же помню сейчас наши магазины, битком забитые куртками, одеждой, ботинками, которые никому не были нужны. Государство платило нам деньги, а мы в ответ ему давали товар, который не продавался в магазинах никак. И государство просто надорвалось. И в экономическом плане оно загнулось. А нефть как-то поддерживала страну.

 

Но я хочу другое сказать… Этот советский период можно было бы разделить на две части. Есть понятие «большевики», а есть «коммунисты». Большевики – это те, кто сделал переворот в нашей стране, устроил гражданскую войны, коллективизацию, концлагеря. Но это категория людей сама себя практически побила. Еще в гражданскую и в первые годы мировой войны.

 

Чаплин:

 

— Спасибо. Очень интересная мысль. Я ее пытаюсь последнее время провести. Меня часто ловят некоторые блогеры, СМИ на якобы противоречии. Я выступаю за диалог Церкви и левых сил. Этот диалог, на самом деле, ведется. Я выступаю за то, чтобы мы не мазали только черной краской весь советский период. Я при этом в основном имею в виду все то, что происходило, по крайней мере, после 30-х, когда, кстати, были самые тяжелые репрессии, в том числе против духовенства и других социальных слоев – репрессий, которые нам однозначно нужно осуждать как преступления. Я в этом совершенно убежден. Но в то же время началось позитивное государственное строительство. Была выиграна война, отброшены идеалы мировой революции и все то, что происходило в 20-е годы, а также после 17-го года, когда страна стала трамплином для продвижения совершенно чуждых для себя идей этой самой мировой революции. Я провожу ясную черту между большевиками первой волны и, по крайней мере, военным и послевоенным периодом советской истории.

 

Щипков:

 

— Мне кажется, что после 45-го, даже после 43-го года страна изменилась кардинально.

 

Чаплин:

 

— Россия стала возвращаться к себе. Она не могла долго быть доменной печью мировой революции. Я в этом совершенно убежден. И она еще сильнее вернулась к себе в 90-е годы.

 

Щипков:

 

— Возвращаясь к звонку Сергея. Мне кажется, что экономическая составляющая, безусловно, важна. Нефть и все эти цены. Но посмотрите назад, на это переломное время. Ведь страна рушилась, а народ ее не защищал.

 

Чаплин:

 

— И люди, между прочим, испытывали позитивные эмоции, рождаемость резво пошла вверх в самые, казалось бы, бедные времена в конце 80-х – начале 90-х. Люди поверили во что-то позитивное. Потом стало хуже.

 

Щипков:

 

— Нет. Здесь хитрая вещь… Дело в том, что для повышения рождаемости Горбачев предпринял конкретные шаги. Был увеличен декретный отпуск до трех лет. Уже одно это повлияло. И тогда стали рожать. И, потом, в начале 90-х был резкий спад. Но мне интересно, почему не защищал народ? У меня такое ощущение… Я смотрел на этот перелом в некотором отупении и онемении. Я не участвовал в этой революции. Я скажу честно, у меня революция 91-го года вызывала отторжение. У меня было такое ощущение, что масса маленьких человечков набросилась на это большое тело российское, эсэсэсэровское, и рвет его на части. И мне в этом совершенно не хотелось принимать участие. Мне предлагали баллотироваться в депутаты с моим диссидентским бэкграундом. Это было невероятно легко сделать тогда. И мне было это неприятно. Я был мертвый наблюдатель. Я смотрел в ужасе, что происходит. Мне не хотелось принимать в этом участие.

 

Чаплин:

 

— У нас еще один звонок. Олег Петрович!

 

— Здравствуйте! Самое интересное в том обществе – это взаимоотношения людей. Таких, наверное, уже не будет никогда. Вот 50-й год… Баржа на Сахалине была унесена в море. И 49 дней молодые парни-солдаты остались без еды и без воды. Их спали американцы. И чудо, что татарин, русский, вероятно, еврей и прочие, все 49 дней они друг друга поддерживали, делили последнее.

 

Чаплин:

 

— Мы получаем самые разные мэсседжи. И все они за Советский Союз. И в звонках мы слышим примерно такую же позицию.

 

Кстати, еще один звонок. Петрас у нас на связи.

 

— Здравствуйте!

 

Чаплин:

 

— Откуда вы?

 

— Из Литвы. На примере Литвы… Когда Горбачев начал перестройку, в Литве начался золотой век. Экономический и политический. Он начал демократизацию и экономическое процветание. Литва опережала по развитию западные страны.

 

Чаплин:

 

— Я помню, с каким воодушевлением люди митинговали за независимость.

 

— Это не устраивало продажных кэгэбистов, которые накинули маску либералов и демократов и они повели народ… Обещали дать еще больше экономического процветания, меньше налогов. На самом деле, они возглавили процесс, чтобы взять власть под себя. В Литве, в России и в Белоруссии они взяли полную власть.

 

Чаплин:

 

— Вы считаете, что СССР можно было сохранить, если бы более умные и честные люди им руководили?

 

— Могу утешить. СССР остался. Он еще и расширился. Только более противный и кагэбэшный стал. И все КГБ стали у власти и миллиардерами.

 

Чаплин:

 

— Спасибо за ваше мнение.

 

Мне понравилось сообщение Марфы. Она говорит, что страна была великой державой. Искренне строили коммунизм, самую светлую мечту человечества. Но я боюсь, что построить ее никогда не удалось бы… Но вот она пишет, что не хочет назад: «Я нестандарт, я тогда мучилась».

 

И вот центральный вопрос нашей беседы. Много было хорошего и плохого в СССР. И сейчас много хорошего и плохого. Хотите ли вы назад?

 

Щипков:

 

— Я хочу только вперед. Дело в том, что левая идея – прекрасная идея. Я сам человек левых убеждений. Дело в том, что при СССР оставили левую идею и полностью убрали традиции. Ведь не только церковь. Это касается и церкви, и культуры. Будущее России в сочетании левой идеи и традиции. Вот что нужно сочетать. И тогда мы начнем двигаться. А у нас происходит искусственное разделение. Отдельно либералы, отдельно консерваторы. Нет третьего пути. А он очень прост – соединение левой идеи и традиции. И двигается вперед спокойно. Я оптимист.

 

Чаплин:

 

— Диалог правых и левых не будет означать жесткой конкуренции, о которой мы сегодня говорили?

 

Щипков:

 

— Единственный выход сегодня – договариваться.

 

Чаплин:

 

— И все-таки? Можно ли вернуть то хорошее, что было в СССР?

 

Щипков:

 

— Если мы соединим левую идею с традициями, тогда у нас все получится. Посередине стоят либералы. Надо просто их чуть в сторону убрать. И тогда правые с левыми договорятся.

 

Чаплин:

 

— А что, они не имеют права участия в диалоге?

 

Щипков:

 

— Имеют. Я их нежно люблю. Но в данной политической ситуации они стоят посередине.

 

Чаплин:

 

— Я благодарю за участие в разговоре Александра Владимировича, главного редактора портала «Религия и СМИ», а также члена совета Общественного телевидения.

 

Мы непростую тему сегодня подняли. Интересно. Очень интересно, что практически все, кто позвонил и написал скорее стоят на стороне старого, советского времени.

 

Щипков:

 

— Это неплохо.

 

Чаплин:

 

— Мы — люди, которые на противофазе этого времени начали свою активную жизнь. Тем не менее, я убежден, что мы все договоримся и будем помогать друг другу в добрых делах. Всего доброго!