AVIACITY

Для всех, кто любит авиацию, открыт в любое время запасной аэродром!

Зарплата гражданских и военных летчиков (пилотов).

 Доллары в кошелькеГражданские и военные лётчики (пилоты) поднимаются в небо практически каждый день, а в ряде случаев, их вылеты могут осуществляться и по нескольку раз за сутки. Очевидно, стоит подчеркнуть, что профессия лётчика, вне зависимости от того, является ли пилот командиром гражданского или же военного воздушного судна, является опасной, а, следовательно, наверняка будет и высокой зарплата пилота.

 Действительно, на сегодняшний день квалифицированные лётчики ценятся очень сильно, ведь благодаря действиям опытных авиаторов даже самолет, вышедший из под контроля можно посадить без ненужных жертв. И, здесь, следует подчеркнуть, чем большим опытом обладает пилот, тем выше будет и зарплата лётчика.

 Конкретные цифры зарплаты пилота могут варьироваться от минимума к максимуму исходя из того, в какой авиакомпании работает командир воздушного судна, а также от того, какие задачи поставлены перед ним. Если брать Великобританию, то минимальная зарплата лётчика здесь составляет порядка 32 тысяч долларов в год, в то время, как максимальная может превышать 120 тысяч долларов. Что касается самоё высокой зарплаты лётчика, то она зафиксирована в Китае, где пилот грузового самолёта Boeing 747-400 получает свыше 250 тысяч долларов в год, что естественно, делает такую профессию весьма перспективной.

 Весьма часто, зарплата лётчика зависит от того, каким типом воздушного судна он управляет. Если это небольшой легкомоторный самолёт, то всего скорее, пилоту придётся рассчитывать на относительно небольшую заработную плату, но в том случае, если это гигант на подобии Airbus A380, то вероятно зарплата лётчика будет приближена к максимуму, так как управление этой сложной воздушной машиной требует максимальной квалификации.

 

Что касается зарплаты пилота в России, то здесь она не настолько высока как того хотелось бы, что зачастую и приводит к утечке лётного состава. Для примера, лётчики гражданской авиации, работающие в авиакомпании «Аэрофлот», получают порядка 72 тысяч долларов в год. Тем не менее, квалифицированные специалисты действительно необходимы отечественной авиации, а потому, ряд авиаперевозчиков, специально стимулирует работу опытных пилотов, предлагая им заработную плату в размере 100-120 тысяч долларов в год.

 Что же касается военных летчиков (пилотов), то в среднем они зарабатывают 110 тыс. рублей в месяц. Лейтенант, отслуживший 1 год, зарабатывает в среднем 40 тыс. рублей в месяц. Офицеры, прослужившие от 5 лет, могут довольствоваться заплатой 70-90 тыс. рублей в месяц. Но не будем забывать что всех военных летчиков Государство обязало обеспечить жильем.

 Как бы то ни было, главным для пилота любого воздушного средства являются далеко не деньги, а уникальная возможность вновь и вновь подниматься в небо, навстречу бесконечному горизонту.

 

http://avia.pro/

Необычные авиационные обычаи

Развитие российской авиации началось в XX веке. 100 лет для мировой истории совсем небольшой отрезок времени. Однако за этот период среди летчиков сформировались свои традиции, обряды и неписаные законы. Например, всем известно, что практически не бывает самолетов № 13, многие летчики не фотографируются перед вылетом, а в годы Великой Отечественной войны плохой приметой считалось бриться перед полетом. Но обряды существуют не только у российских летчиков, но и у авиаторов других стран…

 

В процессе визита ознакомления с авиабазами ЮАР, на одной из них Hoedspruit после наземного осмотра базы нашим летчикам предложили совершить ознакомительный полет по окрестностям этого аэродрома на боевых самолетах ВВС ЮАР «Мираж-4». А какой летчик откажется от предложения полетать на иностранном самолете?!

 

Полеты всех российских летчиков, среди которых

были заместитель командующего ВВС России генерал- полковник Михаил Сорока и полковник Александр Харчевский, прошли замечательно. Однако по окончании полетов российскую делегацию ожидало интересное « представление ».

В ВВС ЮАР, как и в других странах, существует свой негласный обычай, который друзья по службе совершают над летчиками, выполнившими полет на новом для них типе самолета. Этот обряд у африканских летчиков получил немного странное название — «Адольф». Такое «имя» он получил благодаря Адольфу Гитлеру, известному всему миру своей жестокостью.

 

«Варварский» обычай заключается в следующем… Летчика, вернувшегося из полета, естественно, все поздравляют с выполненным заданием, но затем просят снять шлем, обувь и расстегнуть до конца молнию летного комбинезона. После этого двое рослых и накачанных военнослужащих торжественно приближаются с двух сторон к виновнику торжества, аккуратно берут его, каждый со своей стороны, одной рукой за рукав, а другой — за штанину и, аккуратно подняв в воздух, несут в вертикальном положении к огромной ванне, наполненной холодной водой с мелко наколотым льдом. При этом следует заметить, что на улице стоит жара — температура выше +40° С в тени!

 

Военнослужащие аккуратно опускают героя босыми ногами в воду. Резко поджимая ноги, виновник торжества, естественно, кричит «ой!» В этот момент «богатыри» переворачивают его вверх ногами и макают в ледяную воду головой, а когда герой вне себя от «радости» начинает вырываться, его целиком бросают в ванну со льдом и, спасаясь от брызг холодной воды, разбегаются в разные стороны. Убегать надо быстро, так как намокший летчик, естественно, очень резво выскакивает из ванны, отряхиваясь и выгребая из комбинезона застрявшие куски льда.

   

Необычные обычаи

 

Но и это не все…

 

После обряда «крещения» водой герою дают немного прийти в себя и подают серебряный кубок с напитком. Объем сосуда примерно 200 грамм (то есть наш родной

стакан), а крепость — 70 градусов и аромат соответствующий.

Если вы когда-нибудь пробовали или нюхали самогон из буряка, который варят в деревнях Белоруссии, — поймете меня.

 

Летчик должен с радостным выражением лица понюхать поднесенное угощение, затем набрать в рот небольшую порцию, прополоскать горло, как это делается при лечении ангины, и проглотить… Наши летчики, естественно, достойно выполнили этот обряд до конца по строго установленному порядку. Затем в соответствии с программой все герои должны осушить бокалы до дна и сказать речь.

 

Вечером в клубе ВВС был устроен торжественный товарищеский ужин, который протекал по своему обыкновению — приветственные речи, обмен тостами и дружеские разговоры.

Вдоль одной из стен клуба был расположен бар с напитками. А рядом, на архитектурном выступе, висел очень красивый колокол — настоящая морская «рында». В непринужденной беседе я проходил вдоль бара. Когда поравнялся с колоколом, рука сама потянулась к нему. Раздался громкий звон, и весь зал дружно взорвался аплодисментами.

 

Необычные обычаи

 

Оказалось, что по еще одной военно-африканской традиции человек, ударивший в этом баре в колокол, должен за всех заплатить. Однако хозяева заверили меня, что на сегодняшних гостей из России это правило не распространяется.

В чужой стране, если вы не знаете местных обычаев и традиций, с вами могут произойти курьезные, а иногда и не очень смешные ситуации. Но основные традиции летчиков ВВС ЮАР оказались очень душевными.

 

 Автор: Gagarin

Яков Антонов, летчик: одна из самых неразрешимых загадок войны…

© Фото: ru.wikipedia.org

 

 

Сколько «недоговоренного» оставила нам война! Неисчислимое множество: мы до сих пор разыскиваем и хороним солдат, ищем их имена, достаем из непроходимых болот разбитую технику, десятки поисковых отрядов с весны до глубокой осени безвылазно находятся на местах боев. Как самых ожесточенных битв, так и локальных, известных жителям небольших населенных пунктов, где и воевали армии… Множество архивных документов не открыты, хоть и прошли все сроки давности

 Но есть одна неразрешимая загадка, много лет тревожащая умы поисковиков: Яков Антонов, советский ас, летчик-истребитель, Герой Советского Союза. 25 августа 1942 года Яков Иванович Антонов в воздушных боях за Кавказ, выполняя задание по прикрытию штурма немецкого аэродрома под Моздоком, был сбит. Немцы рвались к нефти, и бои за Кавказ были страшные. Уже были оккупированы огромные территории, но Кавказ не сдавался. А уж наша авиация и подавно не давала немцам передышки.

 

Когда в воздухе загорелся самолет Антонова, его товарищи решили, что Яков Иванович погиб. На самом деле, сбитый командиром 77-й немецкой истребительной эскадры майором Гордоном Голлобом, Антонов выпрыгнул с парашютом, приземлился и был захвачен в плен. Есть фотографии, сделанные как раз в тот момент, когда Антонов спускается на парашюте. Дальше — неизвестность. Неизвестность, оставившая нам ту самую фотографию, которую до сих пор изучают военные историки: Антонов в плену. Знаменитый немецкий ас Гюнтер Ралль в своей книге «Моя летная книжка» описывает пленение Антонова. Тут он несколько «совравши» — присвоил себе честь пленения советского летчика. Сбил его все-таки Голлоб. Отрывок привожу полностью. Он известен, также изучается и приведен во многих книгах о войне в воздухе.

 

«21 сентября 1942 года во время второго вылета мне повезло — около половины пятого я сбил МиГ-3 совсем недалеко от нашего аэродрома. Его пилот сумел выброситься с парашютом и спастись. Унтер-офицеры моего штаффеля сразу же поехали на машине к месту его приземления, чтобы захватить его.

 

Русский приземлился на одном из огромных подсолнуховых полей, которых в этих местах было множество. Он был быстро окружён, но его сумели взять только, когда он расстрелял по нашим все патроны из своего пистолета, к счастью, не причинив никому вреда.

 

После того, как ему обработали резаную рану на лбу, которую он получил, выпрыгивая из самолёта, его доставили ко мне. Я как раз находился у радиомашины, слушая переговоры пилотов.

 

Русский чертовски юн, так же, как и большинство из нас — ему едва за двадцать. Свои прямые светлые волосы с высокого лба он откинул назад, чтобы освободить место для двух огромных компрессов, покрывающих его порезы. В умных карих глазах в равной степени отражаются и гордость, и разочарование. На его губах играет лёгкая улыбка. Его грудь украшают три ордена, из которых мне известен только один — он называется «Герой Советского Союза». Так вот как они выглядят на самом деле — представители монгольских степных орд, как представляет их пропаганда, те самые недочеловеки, к которым недопустимо гуманное отношение! Перед нами Воин, который сразу же вызывает уважение у любого, кто сам является Воином. Я тогда саркастически подумал, что порой с врагом тебя может роднить большее, чем с некоторыми людьми из твоего окружения.

 

Капитан Антонов боится. Предложенную сигарету он сразу же отложил нетронутой в сторону, но когда я сам закурил одну, он немного расслабился. Наш чай, холодный и свежий, но налитый из чистой бензиновой канистры, вызывал у него недоверие, пока я на его глазах не выпил чашку. Мы нашли одного фельдфебеля-переводчика и сидели вместе, разговаривая о нашем воздушном бое, об идущей войне.

 

Мой противник прекрасно держится и полон достоинства. Он не делает ни малейшей попытки заискивать или втираться в доверие. По его словам можно понять, что политофицеры в ВВС рассказывают о нас то же, что и в Красной Армии. Пропаганда порождает ненависть, ненависть рождает жестокость, жестокость порождает новую пропаганду. Чёртов замкнутый круг.

 

Советский лётчик остаётся у нас ещё несколько дней, так как нет возможности его отправить. У нас нет ни желания, ни возможности держать его под замком. Под ответственность нашего штаффеля, он получает довольствие, как любой другой лётчик, и может свободно перемещаться по аэродрому у деревни Солдатская без постоянного надзора. При таких условиях он и не пробует бежать, оценивая такое отношение с нашей стороны, вопреки всем предписаниям. Своим побегом он причинит нам неприятности и понимает это. Позже мы посылаем его с Ju-52, везущим раненых в лазарет. И тогда он использует удобный случай. Как — мы не знаем точно. Но капитан Антонов точно не прибыл в место назначения. Скорее всего, он воспользовался немецкой шинелью из тех, что перевозили на том Ju-52, чтоб затеряться и бежать. Но то, что Антонов пережил войну, — я знаю точно из официальных русских источников». Вот такой рассказ.

 

Итак, что мы видим? На фото — майор Яков Иванович Антонов, летчик-истребитель в немецком плену, в окружении германских летчиков, которые с интересом слушают своего коллегу. Видно, что разговор идет профессиональный. Наш летчик удручен: ситуация и впрямь очень серьезная. Время съемки: 25 августа 1942 года. Это время вражеских побед и уверенности, что великая Германия «прирастет» огромными территориями, которых так не хватало для всемирного господства. Если бы нашего летчика сбили после Сталинграда — вряд ли мы прочитали бы такой проникновенный (и, возможно, честный) рассказ немецкого аса. Даже если и не он сбил нашего героя. Русского бы просто расстреляли без лишних сантиментов. Но в 42-м фашисты шли «за нефтью». Они еще могли позволить себе великодушие к поверженному врагу.

 

Но вот что говорят те, кто долгие годы искал Антонова и даже встречался с автором книги «Моя летная книжка» Гюнтером Раллем. «Чертовски юный» Антонов на добрый десяток лет старше своих пленителей, ему 34 года. Он никогда не летал на МиГ-3. Его самолет — И-153, его и сбили. Видно, что ордена на груди в неправильном порядке: орден Красного Знамени должен располагаться перед орденом Ленина. Скорее всего, награды сначала отняли, потом вернули для снимка. А может, еще бытовало рыцарство среди летчиков?

 

Не совпадает также звание сбитого летчика: Ралль называет его «капитан Антонов», в то время как Яков Иванович имел звание майора, и на фотографии отчетливо видны две майорские «шпалы».

 

Военные историки и поисковики предполагают, что никуда Антонова не переправляли — он был помещен в лагерь для военнопленных под Моздоком. А уже оттуда переправлен немцами в украинский Мариуполь. А дальше — кто во что горазд: якобы там его освободили местные подпольщики, имевшие связь с разведотделом Черноморского флота. Если верить этим данным, наш летчик-истребитель после побега из мариупольского лагеря скрывался в доме санитарки больницы Матрены Кузенковой, подпольщицы. Далее Антонов был переправлен в город Ейск, после чего затерялся окончательно. Никаких следов, вообще никаких, не осталось. То, что такой летчик был, — бесспорно. Воевал в финскую кампанию, успел совершить пять боевых вылетов в Великую Отечественную. Имел высшие государственные награды, был храбрым и профессиональным человеком. Есть фотографии: в кругу семьи, в армии, на документах. Вот эта — в плену. Историки предполагают, что не было этих бесконечных «переходов» и побегов: вероятнее всего, он погиб при единственном переводе как раз в Мариуполь, на каком этапе — неизвестно. Может, здесь у нас, на Кавказе. Может, на территории Украины… Есть документы, подтверждающие, что искали Антонова спецотделы нескольких армий — там ребята серьезные, врать им не с руки: не нашли ничего, ни одного упоминания о герое. Хотя свои выводы сделали: ну не из тех был майор, кто просто так сдается или бесконечно прячется! Возможно, завязался бой или просто застрелили конвоиры… Догадок может быть много. Смерть одна. И она, бесспорно, наступила — Герой Советского Союза Яков Иванович Антонов погиб при невыясненных обстоятельствах в 1942 году. На родине героя, в Новгородской области, ему установлен памятник.

 

Самое странное, что те, кто ищет сведения об Антонове, не останавливаются: а вдруг? Вдруг откроет история войны одну из самых странных своих загадок?

 

Источник: Вечерний Ставрополь

 

Наталья Буняева

Воспоминания о войне. Андреев Иван Иванович

— А.Д. (Артем Драбкин) Как вы попали в авиацию?

 

— Я с 1923 года рождения. Жил в сельской местности в Башкирии. Родители мои переехали из Белоруссии в 1910 году, когда из густонаселенной части Европы было переселение на Восток, на Урал Из-под Гомеля мать, из Могилева отец. Вот так мы оказались среди башкир, в 80 км от Уфы. Деревушка — 100 дворов.. Все родня. В 30-е годы, чтобы не было генетических нарушений, стали жениться и замуж выходить в другие деревни. Следующая, чисто русская деревня, за 10 км. Мы ее жителей называли челдонами. В семье три дочери, я — один парень.

 В 1931 г. началась коллективизация. Отец, мать занимаются хлебопашеством, как они только приезжают с поля, я гоню лошадей на выпас в ночное. Возвращаемся утром, в 6-7 часов, и родители идут на работу. Такой круговорот в семье. В деревне была школа — пятистенный деревянный дом. Две классные комнаты. В одном классе 1й и 3й, во втором — 2й и 4й. Учительница была одна. На 85 деревень — одна больница, один врач от всех болезней. Отец закончил 2-3 класса — ходил еще в соседнюю деревню, тогда у нас школы не было. Считался на селе грамотным. Как началась коллективизация, он вошел в состав правления, председателем правления сельсовета, потом уже колхоза. У нас три сельских совета входили в колхоз. Я до 4-го класса учился у себя в деревне, а 5-7 класс ходил за 9 верст в соседнюю деревню.

 Семья была состоятельная. Отец получал зарплату, у нас и хозяйство было — коровы, лошадей мы сдали в колхоз, как организаторы коллективизации. Мне первому купили велосипед. Потому что у наш сельсовет состоял из хуторов и приходилось много ездить. Отец ездил на велосипеде. Потом и я. Я был знатоком техники.

 В 1937-м году начались репрессии. Стали выселять кулаков. По отцу стреляли. На отца было три покушение за всю его жизнь. Стреляли скорее всего башкиры или татары.

 

— А.Д. Было покушение по национальному признаку?

 

— Да. Татары считали, что мы на их земли приехали. Хотя, когда я учился в школе, мы изучали местный язык. Я с того времени стал «знатоком» восточных языков. Дальнейшая моя жизнь была связана с востоком. Когда из армии пришел в 1946 году, меня через год направили в Китай, в Урумчи.

 Первый раз увидел самолет в 1937-м году. Был Сабантуй — большой праздник. По-2 прилетел к нам в деревню. Уфа от нас 80 км, оттуда облетывали смотреть, что же делается в Республике.

 В 39-м году закончил семилетку и поехал в Уфу учиться. Перед тем первый раз поехал на поезде. Башкирия поставляла мясо государству. Мы отправляли в Москву скотину. Для этого выделялись вагоны и, вместе со скотиной, ехал сопровождающий. Меня отец и направил в сопровождение, что бы я кормил и поил скотину по дороге. Неделю из Уфы ехали в Москву. Жарко, август. Скотина обезводилась. Приехали в Раменский. Напоили их водой, и быстрее на комбинат, что бы сданная масса была побольше.

 В 1939-м году приехал в Уфу. Думал пойти в Речной техникум. Уфа стоит на реке Белой, та впадает в Каму и так до Москвы можно доплыть. У нас еще был такой плакат: морячок стоит, пароходство — красиво. Приехал в центр города на трамвае. Вижу объявление: «Прием в железнодорожный техникум». Прихожу туда, они говорят: «У нас набор закончился, но нас просил автодорожный техникум присылать к ним». А это за город. Приехал туда. Есть общежитие, берут, как правило, мужчин. В перспективе можно поступить в Московский автодорожный институт. Итак, я в 39-м году поступил в этот техникум. Год отучился, а на следующий, 1940 год, приезжаем в сентябре месяца на занятия, и к нам приходит летчик из Уфимского аэроклуба. Рассказал про Комсомольский набор и задачу дать стране 5 тысяч летчиков. Все парни пошли на комиссию. Директор был не доволен. Но из 12 человек приняли только 3-их. Остальных отсеяли по состоянию здоровья. Меня освободили в техникуме от учебы. Зиму проучился теории и вышел на полеты в мае месяце 1941го. Летал на самолет У-2. Конечно, сдал на ГТО, получил Ворошиловского стрелка. Парашютистом стал. 14 июня уже закончился программу. 22 июня в 12 часов нас собрали на аэродроме. Начальник политотдела объявил: «Началась война. Вам дается два дня на сборы, через два дня вы должны быть в аэроклубе на построении». Поехать домой я не успевал. От Уфы за 40 км жила тетка. Приехал к ней. Оставил вещи. Попросил булку хлеба, кусок сала, сменное белье. Прибыли на построение. Перекличка по алфавиту: «Андреев, Азоров и т.д. — сюда становитесь». Другие — в другую сторону. Объявляют: «Кто в этом строю — на бомбардировщиков учиться. Остальные — на истребителей в Тамбовское училище» Нас посадили на баржу, и мы поплыли в Пермь. Там была школа пилотов. 27 июня мы были в Перми. Помыли нас в бане, переодели. С 27 июня я являюсь призванным в армию. Курсант Молотовской авиационной школы пилотов. Школа пилотов и школа летчиков — это разные вещи. Истребители заканчивают школу летчиков, а бомбардировщики — пилотную школу, поскольку водят самолет штурманы. А летчики пилотируют машину.

 По-хорошему, в школе надо было учиться три года. Первый год — курс молодого бойца. Учат стрелять, в строю ходить. Но у нас была сокращенная программа, и школу мы закончили в 1942 году. Правда, прежде чем получить звание пилота, я пять машин изучил и был доволен, что получил большую практику самолетовождения. 22 июня 1942 года меня из Перми привезли в Москву. Пришли в переулок Хользунова, в здание ВВС. Нас закончило 50 человек — это резерв главного командования. Выходит Гризодубова: «Мне нужен только один летчик. Машин нет.» Не знают куда нас девать. Потом нас с Хользунова переулка отправили в Щелково на аэродром, деревня Хомутово, между Щелково и Ивантеевкой. Нас там обучали летать на Ил-2. Для этого получили один самолет. В сентябре нас отправили на юг, под город Чапаевск. Пару раз от нас забирали группы человек по 12. Когда второй раз пришли набирать, я спросил: » Товарищ полковник, прошлый раз Иткина брали, мой знакомый из Уфы. Как он?» Он говорит: «Погиб под Сталинградом.» Арифметика такая — под Сталинградом летчик-штурмовик делал по три вылета прежде чем его собьют, а когда я попал на фронт — шесть вылетов.

 

— А.Д. Когда вы попали фактически на фронт?

 

— 23 мая 1943 года. Наш 810 штурмовой полк был сначала на СБ. Рассказывали, что в марте месяце 1942 года они сформировались в Липецке и полетели на Воронежской фронт. Они сделали один вылет всем полком на Орловский аэродром и в этом вылете Мессершмитты все наши 18 самолетов сбили. 3 человека остались в живых. В апреле месяце за нами прилетел начальник штаба со знаменем получать новые самолеты. Так я попал в этот полк. В полку 3 эскадрильи, 30 летчиков, 30 машин. 3 полка в дивизии. 23 мая 1943 года мы перелетели на Брянский фронт..

 

— А.Д. Уже Ил-2 со стрелком?

 

— Да. Уже со стрелком. Стрелками были специалисты — Работник связи, техник. У меня рост — 180, вес — 90 кг. Чтобы уравновесить вес, мне дали очень маленького стрелка чтобы в среднем было по 70 км. Я за всю войну сделал 105 вылетов. Мне посчастливилось 3-й вылет перенести и 13-й. Три машина подо мной поменялось…

 

— А.Д. Первый вылет помните?

 

— Да. Мы первый вылет делали всей дивизией. Три полка, 90 самолетов. Это 5го или 6го Июля. Нас привезли на аэродром в 2 часа 30 минут. Построение. Зачитали приказ, сказали, что вылет сейчас. Не говорят, куда, что. Командир полка пронес знамя, летчики все сначала были в строю, потом преклонили колени, поцеловали знамя и поклялись бить врага. Было такое состояние — разорвем немцев. Воспитание было грамотное и приятное.

 

В 4.45 надо быть на линии фронта. Лететь 30 минут. Представляете, приходит на фронт армада 90 самолетов. Нашего ведущего немножко мандраж взял — не дай бог опоздать. Видит, что он на 5 минут раньше пришел и попытался газ сбросить. Строй стал расстраиваться. Но обошлось. Подходим к линии фронта, смотрю — земля дышит взрывами. Поднимаю глаза, надо мной на высоте 3-5 тысяч «пешки» висят. Артиллеристское наступление еще не закончилось. РС летят, пламя из него, дымит. Нам дали задание ниже 200 метров не снижаться. Докладываю вам, что немцев было не меньше. Тесно было. Отбомбились мы. Сборный пункт на нашей территории над городком Новосил. Там железная дорога есть, и шоссейная. На высоте метров 400. На этой же высоте на встречу мне немец, Ю-87. У него приоткрыто окно. У меня тоже. Я смотрю на него, он на меня. Он прошел мимо меня. Стрелок кричит мне: «Командир, самолет!» — «Так стреляй!» У меня скорость 400, у него 400. Мы расходимся с такой скоростью, что мы не успеваем ничего сделать. Я выполнил задание, он выполнил задание. Секундное дело — пока поговорил — командира упустил. Догоняю его, а он уже собирает группу. Пришли мы. В этот день всего 3 вылета. Больше трех вылетов не делали. Физически это невозможно.

 

— А.Д. Три вылета это максимум?

 

— Вылет на боевое задание длился час — час двадцать. Туда надо подойти 20-30 минут, обратно. Построить и распустить, сесть. И сядешь без горючего, с пустыми баками. Хочешь, не хочешь а надо в это время найти цель, отбомбится. После этого БАО должно подготовить самолет к вылету. В общем, больше 3х вылетов и не получится.

 

— А.Д. За Курскую битву большие потери были?

 

— За 27 дней из 30 потеряли 18 экипажей. У меня в эскадрильи почти каждый день сбивали по человеку. Мы спим все вместе на травяных матрасах. Все рядом, то этого нет, то другого… Кто следующий?

 

— А.Д. Безвозвратно?

 

— Двое вернулись.

 

— А.Д. — Когда вас сбили первый раз?

 

— Сбили над линией фронта 10 ноября 1943 года. Орел мы взяли 5 августа и нашу 15 Воздушную армию переправили оказывать помощь Ленинграду. Там мы бомбили отступающих немцев. Потом перешли в Прибалтику. Меня сбили над линией фронта, Упал я в лес, в самую гущу — очень не хотел садиться на передке. Я знал, что на переднем крае летчиков уничтожали. Там разговор короткий. Ни мы их не возили, ни они нас.

 

Получилось так, что первым же снарядом попали мне в мотор. Черный дым от взрыва затянуло в кабину, но форточка открыта и его вытянуло. Тихо в воздухе сразу стало. А бомбы еще не сброшены. Высоту теряю. Самолет не держится. Сбрасываю бомбы и ракеты. Развернулся. Высота 300м. Горючее все цело. 20 минут как взлетел. Впереди линия фронта. Я подбираю машину, чтобы перетянуть. А там уже метров 18-20 высотой сосновый бор. Чиркнул по верхушкам, скорость теряю, меня зажимает, крылья мне обламывают. Я ноги вытаскиваю из педалей. Упираюсь им в приборную доску. Торможение быстрое и по инерции меня тянет вперед. Последняя стадия торможения самая страшная. Главное, что бы самолет не клюнул вертикально вниз, тогда удар, искра и взрыв баков. У меня бак впереди 400 литров, сзади и подо мной 200 литров. Сижу на трех баках. А когда самолет скользит, то он хорошо теряет скорость. Последние мои действия — ручку на себя. (Вот почему у нас, летчиков, яйца раздавлены. Ручка-то между ног. При вынужденной ты движешься вперед всем телом и некуда деваться. Так Снегирев погиб, Гришка Сысоев, мой земляк из-за этого погиб. Он после выхода из госпиталя слетал домой в отпуск. Вернулся и говорит: «Никакой жизни потом не будет. Давай мне вылеты!» Похоронили его уже в последние месяцы войны.) Я из сосняка вывалился. И по откосу противотанкового рва самолет съехал вниз и лег на лопатки. Хвост оборвало. Ручкой ударило в грудь. На следующий день утром у меня все тело синие было. Я лежу и слышу, что-то гудит. Бомбы я сбросил. Лежу и думаю: «Неужели у меня какой взрыватель остался?». Оказалось это волчок гироскопа. Стрелок вылез через дырку, где фюзеляж от бронекорпуса отломился: «Как ты командир?» — «Видишь, на голове сижу». Смотрю — бегут пехотинцы в белых полушубках. Наверное, это наши. Пехотинцы прибегают. Стрелок говорит: «Командира надо спасать». Колпак не отодвинешь. Отбили кабину, я вывалился. Через пять минут немцы открыли минометный огонь по месту падения самолета. Они же в 100 метрах. Страшно — ужас. Я же этих взрывов не слышу, а пехота слышит это каждый день. Он по свисту знает что делать. Меня в землянку. Через три дня прислали за мной машину. Мишка Соколов, летчик который шел за мной, увидел, что я весь поломанный и доложил. Пехотинцы попросили у меня бутылку бензина, а то зажигалки не работают на автомобильном. Я говорю: «Вот 700 литров бензина. Только ломом не пробивайте, а то искра — рванет!»

 

Для всех 3-й — вылет страшен. 13-й — страшен. Я уже говорил, что под Сталинградом летчики погибли на 3-м вылете. На Курской дуге — на 6-м погибли.

 

— А.Д. В полку, когда закончилась война, с вашего призыва много осталось?

 

— Три человека. Я, Максимча и Женька Белый. А тогда моя задача была выйти за статистику. И я начал на Брянском фронте самостоятельно ходить на охоту. Без прикрытия.

 

— А.Д. Для вылетов?

 

— Да. 30 вылетов нужно для Героя. А где их набрать? Фронт установился. Вот мы втроем из полка и летали: «Худой», «Холдыбек» и «Башкир». Такие у нас были неофициальные позывные. Вот идешь: «Холдыбек, ты где?» — «Я под церковью немцев выковыриваю». — «Я не мельнице.» … Я помню вышел на станцию Унеча. Немцы эшелон грузят. Паровоз под парами стоит. Весь перрон в войсках. Я на бреющем как шел, так по ним и дал! Подорвал машину, бомбы сбросил, спрятался. Никто же меня не охраняет.

 

— А.Д. На бреющем ходили?

 

— Да, конечно. Тут и ориентировка, и знания и расчет на сколько можно удаляться. Поэтому мы морально поддерживаем друг друга.

 

— А.Д. Это ваша личная инициатива?

 

— Инициатива командования полка. 30 вылетов на Курской дуге я не набрал, а когда стали давать Героя за 80 вылетов, мне их не засчитали, якобы потому, что командование не давало разнарядки на эти вылеты. Хотя у меня и без этого 80 вылетов было, но Героя так и не дали.

 

— А.Д. Как получилось, что Вас еще раз сбили?

 

— Не сбили. Упал я в Хотынце, не достигнув линии фронта. Взлетел и в 3-х км от аэродрома упал. Я до этого жаловался инженерам, что у меня захлебывается двигатель. Инженер сел, проверил, газанул и доложил командиру, что виноват летчик (после того как я упал командир его разжаловал, за то, что он не прислушивался к моим замечаниям). Там получилось так, что когда топливный шланг двигателя соединяли с трубкой, что проходит вдоль центроплана самолета к топливным бакам, резиновая прокладка встала косо и частично перекрыла подачу топлива. Причем поскольку эта прокладка свободно ходила, то взлететь я взлетел, а потом под давлением ее затянуло и все — подачи топлива нет. Вот три километра пролетел. Высота 20 метров. Шасси еще полностью не убрались. Так и приземлился плавно к тетке в огород! Весь ее огород вспахал и в сени заехал. Сейчас, думаю, взрыв будет. Смотрю — тихо. Вывалился за борт и метров на 10 отбежал в канаву, лег. Кричу стрелку, чтобы прыгал. Стрелок отвечает за борт-паек головой. Как бы мы не упали, где бы не упали, он должен борт-паек взять с собой. Мы должны же как-то жить. А у него он под ногами. Смотрю, он задерживается. Кричу: «Прыгай!» Борт-паек достал и вывалился. Повезло, что ни бомбы, ни РСы не взорвались.

 

У нас с командиром полка, Ермолаевым, летал стрелком Бахтин — хороший стрелок. Их сбили на высоте 200 метров. Командир выбросился. А было условлено, если летчик открывает кабину, значит, ты прыгай без предупреждения, потому что некогда. Ни мне ни ему. Увидел, что командир открыл кабину, полез за борт-пайком, и не стало его… погиб

 

Еще раз меня здорово побили над Мценском, над танками. Я пришел домой, видите в каком состоянии.

 

— А.Д. Стрелки часто гибли?

 

— У нас плюс 6 человек по отношению к командирам экипажа. Практически один к одному. Всего полк с 1943 по 1945 год потерял шестьдесят шесть человек.

 

— А.Д. Женщины были стрелками?

 

— Нет.

 

— А.Д. Как вы одевали в полет?

 

— Комбинезон, гимнастерка, шлемофон, сапоги…Без орденов и документов.

 

— А.Д. Зимой?

 

— В кабине тепло. Унты давали. Куртка летная. Никаких брюк теплых не носил.

 

— А.Д. Как отдыхали, расслаблялись после вылета?

 

— Значит, жили по-эскадрильно. Питались в столовой. Стояли, как правило, на полевых аэродромах, самолеты между домами прятали. Когда уже на запад перебазировались, там уже бетонные, хорошие аэродромы. Это где-то начиная с Великих Лук. В Великих Луках был до войны построен гражданский аэродром. Была там и гостиница, по нашему «Красный клоп». Она была разрушена.

 

У нас был баян полковой. Мишка Соколов, командир звена первой эскадрильи, играл. Вечером, когда поужинаем, в этой же столовой сыграет. Два секретаря, женщины, Аня Перерва и Клава. Мы на переформировку проходили в Ефремове. Там нам дали 4 молодых девушки. Стали давать в воинские части секретарей, зав. делопроизводства, оружейных мастеров. Нам дали 4 оружейных мастера. Куда их? Дали каждой эскадрильи по одной. И одна при штабе эскадрильи. После вылета она подходит: «Командир, как у вас самолет? Как работало вооружение?» Должность официальная у нее. Мы договорились с командиром эскадрильи. Он с 19-го года. Он не трогает, потому что он командир, и старше меня. А я, потому что молодой. И мы так ее полтора года мы сохраняли. Потом она познакомилась с летчиком не с нашей эскадрильи. Забеременела. Все они беременели. Хорошо война кончилась. Мы свою девушку отправили рожать в деревню. Собрали парашют на пеленки, шоколада дали. А другие, три, вышли замуж.

 

Артистов стали на фронт посылать. Когда мы взяли Орел. Затишье было. Мне дали второй орден, Орден Отечественной войны, за Орел. Приехала вручать Рина Зеленая. На машине бортовой, опустили борта, поставили нам скамейку. Я их поблагодарил за представленное удовольствие. Руку ей поцеловал. Она в ответ давай меня целовать. А от нее водкой пахнет. Я мужчина не пью днем, меня могут в любой момент вызвать на полет, а она выпила. Меня это удивило.

 

— А.Д. Водку не пили? Или вечером чуть-чуть позволяли себе?

 

— А на войне, вечером свои 100 грамм, как правило, я выпивал. Водку не всем давали, а только кто участвовал в вылете. А так как я командир, у меня всегда было.

 

— А.Д. Романы на фронте

 

— Я на фронт приехал нецелованным мальчишкой. Мне было 19 лет. Я говорил, что сначала нас поселили между Щелковым и Ивантеевкой. Все деревни пустые. Все сбежали. Фронт под Можайском. Я получал фронтовой паек. Вечером привозят бочку пива. Пекут блины, оладья, сметана. Не дают ничего такого, чтобы желудок пучило. По нормам питания летного состава это нельзя. С месяц пробыли в Ивантеевке. Нас попросили помочь обеспечить дровами детские сады. Побыли, походили, первых раз женщину встретил. Она пригласила. Познакомила с матерью: «Попей чаю. Куда ты пойдешь? Ложись спать.» Она меня научила, сказала, что делать… Она включила радио, там передают, что бой под Москвой идет и отличилось такое-то соединение. Она говорит: «Ой! Это же мой Колька отличился.»

 Перед началом боевых действий два месяца стояли на аэродроме. Я был на приеме у зубного врача. Познакомились, встретились. Она молодая девушка была, намерения хорошие: «Я письмо напишу. Буду вашей женой. Давайте Вашей маме поможем, что нужно из лекарств…» У нас всегда для летного состава был свободный режим.

 

В 1944 году в июле месяце приехал в Краснодар в школу штурманов. В каждой эскадрильи был штурман. А на фронте, надо сказать все блудили. Один компас, магнитный. Под курском есть магнитная аномалия, так у нас ни один летчик не садился на свой аэродром.

 

Мы приехали два человека. Со второй эскадрильи, Женька Белый и я. Он мне говорит: «У меня здесь где-то есть родичи». В выходной день пошли в адресный стол. Приняли нас хорошо. С нами полдня провозились. Двух женщин нашли. Взяли адрес. В Краснодаре машин не было, трамваев не было, на повозках возили. К одной заходим. Оказалось, молодая для нас. Был выходной день, она поехала домой. Приходим ко второй. Дом во дворе далеко. Сад. Сзади огород. Посередине домик. Долго не открывали мы зашли. Разговорились. Он стал объяснять, рассказывать. Мать ее и говорит: «Это же ты Карпа сын? Ой, да, боже мой!» Звонят мужу. Муж оказался главным инженером завода Шампанских вин Абрау-Дюрсо.. И нас, как делигацию фронтовиков включили в комиссию по определению сортности вина. Он поставил условие: напишите — кислое, сладкое. Я никогда таких вин не пил. Вино никогда не продавали. Пил самогон, водку. Дал задание, хорошая бочка остается. Привозят бочки по 50 литров, меньше не привозят на дегустацию. Эту бочку, которую он определил, возьмите домой. Две бочки нам привезли. От калитки до дома метров 50 прикатили, нам их открыли. После этого приходили каждый выходной это пить.

 

— А.Д. Потери в основном от зенитного огня или истребителей?

 

Больше мы гибли от зенитных, чем от истребителей. Истребителей на всех не хватало. Меня прикрывают мои истребители. Слава богу всегда давали прикрытие. Только на свободной охоте без истребителей летали

 

— А.Д. Где Вы закончили войну?

 

Под Кенигсбергом. Первое мое письмо в 1945-м году, когда закончилась война три строчки: «Мама, я остался жить».

 

           

Запись и литературная обработка Артем Драбкин

 

Константинова Тамара Фёдоровна. Биография

Константинова Тамара Фёдоровна

 

 07.11.1919 — 28.07.1999

Герой Советского Союза

     Даты указов         

 

            1. 29.06.1945 Медаль № 6355

 

 

Константинова Тамара Фёдоровна — штурман эскадрильи 566-го штурмового авиационного полка 277-й штурмовой авиационной дивизии 1-й воздушной армии 3-го Белорусского фронта, лейтенант.

 

 Родилась 7 ноября 1919 года в деревне Нигерёво ныне Лихославльского района Тверской области в крестьянской семье. Русская. Сестра Героя Советского Союза Константинова В.Ф. Окончила среднюю школу, курсы лётчиков-инструкторов при Калининском аэроклубе в 1940 году.

 

 В Красной Армии с марта 1943 года. В действующей армии с марта 1944 года.

 

 Штурман эскадрильи 566-го штурмового авиаполка (277-я штурмовая авиадивизия, 1-я воздушная армия, 3-й Белорусский фронт) комсомолка лейтенант Константинова Т.Ф. к марту 1945 года совершила шестьдесят шесть успешных боевых вылетов на штурмовку оборонительных сооружений, скоплений войск противника.

 

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками лейтенанту Константиновой Тамаре Фёдоровне присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 6355).

 

 После войны старший лейтенант Константинова Т.Ф. — в запасе, а затем в отставке. Окончила партшколу, экономический институт. Член ВКП(б)/КПСС с 1949 года. Работала в отделе социального обеспечения Воронежского облисполкома.

 

 Жила в городе Воронеже. Скончалась 28 июля 1999 года. Похоронена в Воронеже на Коминтерновском кладбище.

 

 Награждена орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями.

 

Мастерство не пропьёшь!!!

      И сотрясая землю громом, глуша подспудную печаль, во мне гудят аэродромы, зовут и плачут по ночам…                                     

 

       Когда на самолётах ИЛ-28 установили бортовой магнитофон МС-61, мы его сначала через раз забывали включать. Из разговора, невольным свидетелем которого я оказался. Начальник Боевой Подготовки авиации Балтийского Флота полковник Цыбин провёл послеполётный разбор с лейтенантом Геной Напёрстковым.  Он уже лейтенанта отпустил, и тут его осенило: «Да, Напёрстков, ты магнитофон включал?»  Тот ему подобострастно: «Так точно, тов. Полковник, включал». Цыбин: «А он у нас есть?» Напёрстков: «Нету…» (Магнитофоны устанавливали долго, не один месяц, так «часто» они к нам поступали, и привыкли мы к «энтим шпиёнам» не сразу)…    Всё это я к тому, что мастерство лётчика, о котором мы сейчас поговорим, заключается не только в том, как лётчик может «баранку крутить».           

 

           И второе, даже «Бальшой Начальник» может чего-то не помнить… так что не надо раньше времени перед ним «каблуками щёлкать»!!!

 

     Теперь попробуем посмотреть на вопрос «надёжности лётчика» с точки зрения его мастерства и опыта лётной работы. Когда мы заканчивали вывозную программу, и каждый внутренне ждал этой фразы: «Завтра пойдёшь сам», для меня она прозвучала настолько неожиданно, что я вместо военного слова «Есть», задал инструктору риторический вопрос: «А почему я? Саша Тараненко лучше летает и психанализ сдал на пятёрку». Мой инструктор старший лейтенант Виктор Иванов отвёл меня в сторону и наедине произнёс: «Тараненко пока всё хорошо летает лучше, но как только что-то не так, он теряется. Он не надёжен. А ты хоть и делаешь как холерик и боксёр «кучу ошибок», но успеваешь сам их исправлять. В тебе я уверен, поэтому полетишь ты». Сами понимаете, «возражать я не стал» и следующий день стал для меня праздником.

 

         Вот так наши командиры и учителя с первых наших шагов за лётной «партой» начинали  делать выводы о нашей  профпригодности, и только спустя много лет можно сказать, правильный ли они по тебе сделали вывод или нет.

 

        Каждый лётчик приход мастерства или полного овладения самолётом ощущает по разному. У меня это произошло так. Я лейтенант-«солопед» выполнял первую свою посадку при предельном боковом ветре 12 м/сек на фронтовом бомбардировщике  ИЛ-28 с командиром звена капитаном Анатолием Крохиным. Касание было очень мягким, я своевременно дал ногу по сносу, и в первый момент даже испытал «разочарование» — никакого разворачивающего момента, никакой «борьбы» с  «ураганным» ветром я не ощутил. Мелькнула даже мысль: «Наговорили «страхов», а тут оказывается всё просто». В ту же секунду нас слегка «поддуло», самолёт сделал три отскока, каждый раз приземляясь всё ближе к боковому краю полосы. И ни мои «судорожные движения» ногами, ни правильные действия командира звена не привели сразу к желаемым результатам, изменению траектории движения самолёта. Мы «чудом» увернулись от очередного фонаря по краю полосы и лишь потом смогли выскочить на осевую линию, по которой обычно осуществляет пробег каждый  «уважающий себя» лётчик.

 

        После этой посадки я навсегда заимел уважение к боковому ветру и никогда его не до оценивал. Прошло 7 лет.  В чине майора захожу на посадку, РП выдал условия: «Боковой под 90 градусов 12 м/сек. Я произвёл посадку, зарулил и тут понял, что слова Руководителя Полётов не вызвали во мне никаких эмоций. Я произвёл посадку машинально, думая об обязанностях, которые мне надо сделать как замкомэске по планированию следующей лётной смены. Руки, ноги всё сделали «сами».

 

         Аэродром Быхов, Белоруссия, меня в должности командира эскадрильи ТУ-16 контролирует командир дивизии генерал Иван Семёнович Пироженко. Полёт я выполнил на «отлично»,  но на посадке самолёт слегка «притёр» на повышенной скорости. Иван Семёнович вместо разбора мне сказал всего одну фразу: «Чечельницкий, Вам не стыдно? Вы лётчикам должны пример показывать, а Вы расчёт посадкой исправляете.  Как воевать собираетесь? Ведь придётся садиться на полосы ограниченных размеров».

 

       Прошло десять лет. Я командир полка,  у меня выходит  срок планового контроля техники пилотирования по приборам. Мне позвонил оперативный дежурный и передал приказ Командующего, спланировать себе два контрольных полёта в варианте минимума погоды с генералом Пироженко И.С.  Утром позвонил сам Иван Семёнович, сказал: «Полёты начинайте по плану, у нас в Калининграде туман, как только хоть немного рассеется, я прилечу». Он тогда занимал должность заместителя Командующего ВВС Балтийского флота.

 

        Начали полёты. Стоит хороший «жёсткий» минимум 150 на 1,5. Я выполнил несколько полётов инструктором. Прямо в воздухе получил доклад: «АН-26 с Пироженко  вылетел с Калининграда , расчётное  время прибытия  12.20. Думаю, нормально, успею ещё с одним лётчиком отлетать.  Когда АН-26 был уже в районе аэродрома, РП передал приказ Пироженко: «Занять места в кабине самолёта, сразу после посадки он подъедет».

 

       Я отправил свой уазик на стоянку транспортных самолётов, сами  всем экипажем расселись по кабинам. Мой правый лётчик  Юра Лончаков проверил и подготовил своё рабочее место для генерала, рассупонив лямки парашютной системы. Я промаркировал магнитофон, прочитали карту обязательных проверок, причём Юра отвечал за Пироженко, после чего правый лётчик покинул самолёт, а мы заняли режим «ожидания».

 Подъехала моя машина, и вдруг из неё вместо одного генерала «вылезло» сразу двое: генерал Пироженко И.С. и за ним генерал Волков Геннадий Иванович, Главный Штурман ВВС БФ. Обоих я очень уважал и уважаю, но тогда мелькнула чёткая мысль:  «Блин, два генерала на один самолёт – это, однако. «плохая» примета!» —  Примета оправдалась, чутьё меня не подвело…

 

        Начинаем взлетать. Дал команду: «Держать газ». Побежали…  Вдруг в момент отрыва, когда самолёт был ещё на земле, Пироженко резко стягивает  обороты правого двигателя, имитируя его отказ.  Скажу честно    первая мысль у меня «Шок». Со мной так ещё никто никогда  не делал, и я не слышал, чтобы кто-то с кем-то делал нечто подобное. Во-первых, это небезопасно, мы же не испытатели. В Инструкции указано, какие действия должен предпринять лётчик до отрыва самолёта в случае отказа двигателя на взлёте, и какие после отрыва. А в момент отрыва?  Об этом Инструкция «молчит»…

   

          Во-вторых, зачем Пироженко в чине генерала так себя «напрягать», а если я «дров наломаю? Не царское это дело в его солидной должности так судьбу испытывать, а вдруг нам тяги не хватит?»  В-третьих, говорил же «внутренний голос», что два генерала в одном самолёте –  «плохая примета». И ещё «куча мыслей» пронеслась в моей голове в долю секунды. Но «мозги мозгами», а руки-ноги делают то, чему научены. Продолжаю взлёт, удерживаю самолёт, парирую кренящий и разворачивающий момент, прижимаю в горизонт для разгона скорости. «Рявкаю»: «Шасси не трогать, всё по команде». Обычно лётчики стараются шасси убрать поскорее, тогда, если тяги не хватит, посадка на грунт на «брюхо», как это и положено при посадке вне аэродрома. Но в данном случае в первый момент при повороте тележек шасси при их уборке сопротивление воздуху возрастает. Надо дать самолёту разогнаться.  Дальше набрали высоту, убрали шасси, механизацию, думаю, надо же «народ» предупредить: «Внимание,  экипаж, отказ правого двигателя. Заход и посадка на одном». Постарался сказать это всё как можно более спокойным голосом.

 

           Потом  опять умная мысль: «Что ж я народ «пугаю»?  «Экипаж, уточняю. Не отказ двигателя, а имитация отказа.»  Дальше свои действия не описываю, скажу только, пилотировал очень собранно и чувствовал, что полёт получился.

 

        Освободил полосу, по плану второй полёт, надо рулить «на предварительный». Пироженко мне: «Не надо, на стоянку».  Вышли из кабин, построил экипаж: «Тов. Генерал, разрешите получить замечания».  Вижу Волков, большой палец показывает. Пироженко отвёл меня в сторону: «Оценка за полёт «отлично». Единственное замечание, Вы не предупредили  экипаж». Отвечаю: «Никак нет, предупреждал, дважды». Иван Семёнович Волкову: «Ты слышал?» Тот отвечает: «Нет». Я стою на своём: «Тов. Генерал, предупреждал». Пироженко мне: «Ладно, прослушаешь магнитофон, мне доложишь». 

 

        Потом поднёс кулак к моему носу: «Узнаю, что ты делаешь это с кем-то из лётчиков, сниму с должности. Я знаю Вас ещё с должности командира эскадрильи, поэтому был уверен, что справитесь. Но Вы теперь знаете, что более сложного, чем этот, случая  отказа  двигателя у Вас не будет. Откажет раньше, взлёт прекратите. Откажет позже, если Вы смогли уйти в момент отрыва, то позже тем более сможете взлететь. Это я сделал для Вашей уверенности. Но повторяю, Вы такую проверку действий при отказе двигателя не имеете права делать никому. Поняли?»  Я сказал: «Есть». После чего мы  перекинулись парой слов о боеготовности  полка,  и генералы улетели обратно в Калининград, даже обедать не стали. А я пошёл слушать магнитофон.

 

       Прокрутили запись, точно, моих этих двух докладов об отказе двигателя нет. Что за «чертовшина»? Весь радиообмен по СПУ (самолётному переговорному устройству) есть, и до, и после,  а моего предупреждения экипажа – нет. Точнее, если вывести сверхмаксимальную громкость и «напрячь фантазию», то на магнитофоне можно услышать какое-то жалкое подобие на «детский лепет», но это никак не мой командирский голос. Так и не решил я тогда этот «ребус».

 

         Спустя 1,5 года после катастрофы Васи Ефимова, когда я водил сводную группу двух полков на Север, мы все, кто был тогда в воздухе, убедились, как может измениться тембр голоса во время смертельной опасности.  Возглас Ефимова в эфир: «Вот так б…дь» никто не узнал и не понял, что это Васины последние слова. Размышляя над явлением изменения голоса под влиянием сильного стресса, я вспомнил, как голос генерала Лецис из баритона превратился в фальцет, когда девятка ТУ-16, загруженная под завязку боевыми бомбами, с открытыми бомболюками  пошла на трибуны. Вспомнилось  ещё несколько случаев, очевидцем которых удалось быть. В общем,  я посчитал, что при взлёте с генералом Пироженко у меня произошло нечто подобное. И хотя «перепугу» у меня тогда особого не было, а просто шок от удивления, что можно себе сознательно убирать двигатель в момент отрыва, но факты – упрямая вещь. Пришлось  потерю на магнитофоне этих двух фраз  списать  на «испуг»…  И лишь когда я ушёл из армии и начал преподавать «Выживание в экстремальных условиях дикой природы и города» на военной кафедре Николаевского университета, я смог разобраться в этой «загадке  века».  

 

        Сначала я как «пионер» затягивал резинку на шее с ларингофонами так, чтобы меня было хорошо слышно моему первому инструктору и всем последующим за ним. По мере роста моих должностей и веса с 53 кг при поступлении в училище до 59 кг в чине полковника (это всё с «трусами и контрабасом») я стал позволять себе некоторые «вольности» в плане натяжения резинки на горле. А когда поставили командиром полка, вообще «обнаглел», ларингофоны (по-простому, ларинги) стал спускать вообще на «пузо». Тем более,  научился не всё подряд «ляпать» в эфир, а сначала заимел привычку «подумать», а потом уж «глаголить» что-то умное. Соответственно, пока думаешь, всегда было время левой рукой поднять и прижать эти ларинги к горлу. А в ситуации с Пироженко обе руки были заняты пилотированием самолёта, вот и вышел этот «казус», когда говорил, ларингофоны были значительно ниже того положения, при котором они ловят голос лётчика.

 

         Но после  полёта  с генералом Пироженко  И.С. меня посетила одна «умная» мысль, как улучшить качество техники пилотирования полка, пользуясь нестандартными методами. Дело в том, что летел я как-то через родной гарнизон Быхов, что в Белоруссии, возвращаясь с Омеги – Центра выживания лётчиков Морской авиации, и по старой памяти зашёл в штаб полка – «молодость вспомнить». Смотрю, в коридоре стенд висит. На нём круги, как на мишени для стрельбы, а в кругах фамилии  с разными цифирьками в рублях. Я спросил у главного штурмана, что  в азартные игры играете? Ответ меня удивил своей логичностью: «Командир, Вам интереснее со штурманами в волейбол играть на «пиво» или просто так»?  «Конечно, на пиво», — отвечаю. Вот и нам интереснее бомбы бросать, когда за это деньги платят. Поэтому мы с получки сбрасываемся по 10 рублей, а в конце месяца подводим итоги бомбометания. Победитель берёт половину, второе место берёт 60% от этой половины, третье место получает 40%. И уверяю Вас, результативность боевого применения у нас с введением этого «новшества» заметно повысилась. Я ему сказал: «Молодцы» и забыл об этом эпизоде.

 

         А вот после полёта с Пироженко неожиданно вспомнил. И подумал: «А что если»…   На разборе полётов я объявил, что Зам.Командующего мне сделал замечание как командиру полка, что мои лётчики садяться на повышенных скоростях и не очень стараются при расчёте на посадку. Поскольку слово «Вы должны» для большинства малоэффективно, сделаем так:

 

       Тут я сделаю «лирическую паузу» — мой командир эскадрильи, у которого я был замом, подполковник Владимир Стефанович Кондрашов , когда ему говорили: «Вы должны»,  любил повторять: «Мой член должен ведро держать, когда стоит, а он и кружки не держит.  Я ему говорю, ты должен, а он не держит. Так что ж теперь будем делать»? Я перенял эту поговорку у Владимира Стефановича, и лётчики это знали.

 

       «Чтобы кроме слова «должен» у вас был ещё стимул, объявляю соревнование, у кого из лётчиков будут самые маленькие посадочные скорости с учётом полётного веса, разумеется; самые маленькие перегрузки на посадке и самые точные расчёты по итогам года награжу денежным призом из фонда, что Командующий выделяет на безопасность полётов. (одно время был такой). Сразу предупреждаю, если я увижу или мне доложат, что какой-то ПРП (помощник руководителя полётов) делает поблажки кому-то при расчёте на посадку по дружбе, в том числе и мне, накажу самым беспощадным образом. С Начальником группы Объективного контроля я уже поговорил, там тоже всё будем честно, и никакая бутылка не поможет перегрузку исправить». Обговорил с пилотами кое-какие детали, и соревнование началось. Я периодически контролировал, что учёт идёт так, как надо, но в основном поручил это замам. У командира полка дел «по горло» и некогда «мелочами» заниматься.

 

       Сам я естественно стал более внимательно относиться к посадке, но «из кожи не лез» — меня мои командиры с лейтенантов и так научили всё делать «на совесть», а если я об этом иногда забывал, как было в Быхове в чине комэски, мне тут же умные начальники об этом напоминали. Прошёл год. Я, если честно, даже забыл, что пора подводить итоги. Но «народ, который жаждал денег», мне об этом напомнил. О результатах я заранее не знал. Их обнародовал  всему лётному составу мой заместитель по лётной подготовке подполковник Сергей Осокин, вывесив три схемы размером 2 на 1,5 метра: скорости, расчёты и перегрузки на посадке каждого лётчика. Он вышел перед лётным составом с указкой в руке, как преподаватель перед школярами: «Я когда готовил результаты, хотел «командира хлопнуть по голенищу» и выторговать себе отпуск летом. Мол, тов. Командир. Вот тут я Вам немного «натянул», чтобы Вы заняли 1 место, Вы уж мне учтите, пожалуйста. Но вот перед Вами три схемы, где видно, что у нашего командира  лучшие результаты по всем трём показателям. Так что денежный приз уходит к нему.

 

        Мне все похлопали, потом мы дружно посмеялись, т.к. я объявил, что все деньги пускаю на «пропой» полка, а это было как раз в разгар «сухого закона», когда месячная норма была  — две бутылки водки «на нос». Но главным результатом я был удовлетворён, лётчики стали более требовательно относиться к своей технике пилотирования. Кстати, если мне некоторые «умники» скажут, что лётчики и так всегда стараются на посадке, я им возражу.  Очень долго я не мог понять фразу в «Руководстве по лётной эксплуатации»:   посадку при неисправным шасси производить при повышенном внимании лётчика.  Думаю, оно (внимание) и так всегда повышено.  И только когда  самому  пришлось садиться при неисправном шасси, я ощутил, что значит повышенное внимание лётчика, его действительно можно сознательно повысить за счёт волнения или страха перед возможными последствиями такой посадки. 

 

         В общем, из этих примеров ясно, что определяющим критерием надёжности лётчика является его квалификация и мастерство. Но это ещё не всё. Когда я на должности Начальника Службы Безопасности Полётов 33 Центра стал изучать фактическое состояние обеспечения безопасности полётов, бросилось в глаза два факта:

      

 

 1)Было достаточно много предпосылок к лётным происшествиям из-за опасного сближения самолётов в воздухе по вине группы руководства полётами. Я посмотрел уровень руководителей полётов. Все были опытными, но ПЛП раньше допускали. Почему? С каждым штатным РП я просидел на КДП по нескольку смен и докопался до причины. В НПП сказано, что РП (ПРП) помимо всего осуществляет управление прожекторами. В Центре было заведено, что этим занимался Руководитель полётов. А что это  такое для  РП?  Когда экипаж находился на удалении 6-7 км, Руководитель полётов обязан был дать команду водителям-матросам, сидящим на прожекторах: «Приготовиться». На удалении 4-3 км выдать команду: «Дать луч». И во второй половине пробега самолёта по полосе: «Убрать луч». Т.е если в этот момент он получал доклады экипажей, требующие немедленных действий, он их просто пропускал, т.к. человек одноканальная система, и не может два равноценных действия делать одновременно. Одно должно осуществляться, как минимум автоматически. А здесь ТУ-22м идёт на посадочном курсе на скоростях порядка 350-370 км/час,  и всё внимание РП в течение 30-40 секунд приковано только к нему, он не может отвлечься на другие доклады. Неделю мне пришлось «уламывать» Начальника Центра генерал-лейтенанта Ю.С. Гудкова отдать управление прожекторами помощнику руководителя полётов. Когда это было сделано, предпосылки по вине группы руководства полётами в Центре прекратились. Странно, что никто из инспекторов Центра не увидел эту причину и не разгрузил внимание РП от обязанностей, которые может выполнять другой член Группы руководства полётами.  Данным примером я просто хотел подчеркнуть, что если выполнять свои функциональные обязанности с высоким уровнем профессионализма – уровень безопасности полётов повышается автоматически.

 

 

 2) Ещё удивило достаточно большое количество предпосылок, допускаемых  опытным инструкторским  составом в условиях, в которых они были подготовлены летать. Например, капитан Ковалёв  допустил  превышение ограничений самолёта по трём параметрам (приборной скорости, перегрузке и числу М) при отправке его на запасной аэродром. Или командир полка   Северного флота полковник Тетюцкий с инструктором Центра майором Поповым произвели посадку на самолёте ТУ-22м3 с недовыпущенной  передней стойкой шасси  по вине инструктора и т.д. Я приказал всем лётчикам, начиная от рядовых командиров кораблей и кончая инспекторами Центра, дать мне данные, какие у них были ОСП (особые случаи в полёте)  и сколько. Т.Е. какие отказы случались в воздухе, сколько раз садился при предельном боковом ветре, сколько раз производил посадку на запасном аэродроме или в условиях ниже своего минимума и т.д. Потом произвёл анализ этих данных.  Оказалось, что у меня и у тех лётчиков, которые до прихода в Центр послужили в боевом полку, этих особых случаев на порядок больше, чем у лётчиков, которые попали в Центр сразу после училища. Почему? А потому что, инструктора Центра в основном летают по учебным заданиям, учения, как таковые у них бывают редко, где риск полётов увеличивается, и если ещё инструктору везёт, ОСП у него случались мало, то у некоторых  психика просто растренировывается реагировать адекватно на усложнение задания. Происходит её сбой, что, в конечном счёте,  и приводит к предпосылкам по вине подготовленного вроде бы  лётного состава.

 

 Главный вывод, который хочется сделать в заключение, говоря о надёжности лётчика. Самое  неправильное к этому вопросу подходить прямолинейно. Например, американцы говорят: «Если лётчик тактической авиации налётывает менее 15 часов в месяц – это аварийный лётчик. Если верить этой логике, значит, если налётывает больше 15 часов, то лётчик надёжен. Да в том-то и дело, что нет, этого мало. Надёжность, как и уровень техники пилотирования,  есть постоянно меняющаяся величина, даже в течение одного дня.  На неё влияет большое количество разных факторов: влётан лётчик или не влётан,  отдохнул перед полётами  или его раньше времени вызвали на службу, был в отпуске или не был, как отношения в семье, как переносит лётную нагрузку, устал — не устал и т.д. И только  постоянным анализом всех факторов, влияющих на безопасность полётов лично самим лётчиком, а также вышестоящими командирами можно  повысить надёжность лётного состава при выполнении полётных заданий в воздухе.

 

       И ещё мне хочется напомнить методику обеспечения безопасности полётов, которую впервые применили в авиации ПВО СССР.  Лётный состав,  прежде чем подняться в воздух,  должен чётко себе уяснить: 1) опасности, присущие данному типу летательного аппарата, опасности и особенности данного полётного задания, опасности условий, в которых предстоит выполнять полётное задание.  2) Что надо делать, чтобы в эти опасности не попасть.  3) Что делать, если Вы туда всё-таки попали. Если Вы всё это уяснили на земле при подготовке к полётам, то у Вас есть все шансы эти опасности не допустить или справиться с ними в воздухе…

 

     Кто смог дочитать до конца эти «умные рассуждения автора». может смело налить себе «стопарик» и похвалить себя за проявленную силу воли… Но если Вы лётчик, этот выстраданный опыт, я думаю, пойдёт Вам на пользу,  даже если Вы не совсем согласны с «постулатами» автора. А если не лётчик, эта статья будет способствовать выработке у Вас философского взгляда на жизнь, что тоже само по себе не мало. Удачи!!!

 

      

 

© Copyright: Полковник Чечель, 2012

 

Грицевец Сергей Иванович. Биография

Родился 19.07.09 г. в селе Боровцы Новогрудского района Гродненской области, в семье крестьянина. Белорус. С пяти лет жил в селе Шумиха Курганской области. В 1925 г. окончил семилетку. Работал чернорабочим на станции Шумиха. С 1927 г. — ученик слесаря, а затем слесарь эфесного цеха Златоустовского механического завода. Был секретарем цеховой комсомольской ячейки и заводского комитета комсомола, делегатом 1-го съезда ударников.

 

В РККА с 1931 г. По комсомольской путёвке был направлен на учёбу в 3-ю военную школу летчиков и летнабов в Оренбурге. Член ВКП(б) с 1931 г. В 1932 г. окончил авиашколу.

 

С сентября 1932 г. служил в Киевском истребительном авиаотряде, а с 1933 г. – в 1-й Краснознамённой истребительной авиационной эскадрилье им. Ленина Забайкальского военного округа. Был командиром звена.

 

В 1935 г. возглавил рекордный перелет шести истребителей И-16 по маршруту Бочкарево — Спасск-Дальний с посадкой в Хабаровске, завершив его за 3 часа 10 минут.

 

В 1936 г. был направлен на учёбу в Одесскую школу воздушного боя, а по завершении учёбы оставлен в ней летчиком-инструктором.

 

С 1938 г. старший лейтенант Грицевец служил летчиком-инструктором в Кировабадской школе особого назначения, известной как 20-я военная школа летчиков. Готовил к воздушным боям испанских лётчиков-республиканцев. Неоднократно подавал рапорты с просьбой направить его в Испанию.

 

Прибывшая в начале апреля 1938 г. в Испанию очередная группа из сорока двух советских летчиков-истребителей за 23 летных дня с 10 апреля по 23 мая 1938 г. потеряла выбывшими из строя по различным причинам двадцать пять человек. Из них четверо погибли в боях, один — в тренировочном полете, двое пропали без вести, десять были ранены, двое заболели и еще шестерых пришлось отчислить, как непригодных к боевой работе на фронте.

 

Им на смену была спешно отправлена новая группа из 34 летчиков-истребителей, в состав которой вошли летчики-инструкторы и наиболее опытные строевые летчики.

 

В июне 1938 г. последняя группа советских летчиков-добровольцев, в составе которой находился и Грицевец, прибыла в Испанию.

 

Участвовал в национально-революционной войне в Испании с 10.06.38 по 26.10.38 гг. под псевдонимом «Сергей Иванович Горев». Командовал эскадрильей И-16. Совершил 115 боевых вылетов, провел 57 воздушных боев, сбил 30 самолетов противника.

 

21.06.38 г. в письме к жене он писал: «Дорогая Галочка! Сегодня прибыл на место. Климат здесь не из легких, выдерживают его не все. Но я — выдержу». Такая уверенность звучит и в других письмах: «К работе я уже приступил… Погода очень жаркая, да и работа жаркая, даже в глотке пересыхает, но ничего — на то и работа».

 

8.07.38 г. английская газета «Дейли Ньюс» вышла под крупным заголовком «Русский летчик Сергей Грицевец — человек изумительной храбрости, впервые за всю историю военной авиации уничтоживший в одном бою 7 самолетов!»

 

В этом боевом вылете на И-16 тип 10 в течение получаса Грицевец сбил 7 самолетов, в т.ч. 5 «фиатов» Cr.32. Его машина тоже была изрешечена, но он смог ее посадить на своем аэродроме. Бой происходил на глазах у многочисленных свидетелей, один из которых, корреспондент английской газеты, описал его затем в своем репортаже. Из этого полета Грицевец возвратился на самолете практически без элеронов, с наполовину срезанным правым крылом.

 

18.08.38 г., в День советской авиации, Грицевец сбил 2 «фиата».

 

Особенно Грицевец отличился в заключительных, тяжелых боях на реке Эбро, где мятежники широко использовали свои новые истребители Messerschmitt Bf.109, вооруженные пушками и значительно превосходящие И-16 в скорости.

 

Над Эбро только за 20 дней августа 1938 г. республиканскими летчиками было сбито 72 вражеских самолета.

 

4.10.38 г. пять республиканских летчиков (С. Грицевец, М. Федосеев, Н. Герасимов, И. Свергун и М. Онищенко) «не дойдя до Эбро, завязали бой с 10-ю М/Шмидтами, бой длился 45 минут, в результате боя сбит 1 (один) М/Шмидт, с нашей стороны потерь не имеется. Задание выполнено». Немецкий летчик, сбитый в этом бою, выпрыгнул с парашютом и был взят в плен. Им оказался один из наиболее опытных и результативных асов Легиона «Кондор» Отто Бертрам.

 

15.10.38 г. пилоты группы Грицевца участвовали в бою в последний раз. В воздух было поднято 7 эскадрилий республиканских ВВС — около 100 истребителей. В этом бою республиканские летчики сбили 3 «мессершмитта» и 5 «фиатов». Наши потери составили 3 самолета (все летчики спаслись на парашютах).

 

Составляя отчет о своей работе в Испании, военный советник А.П. Андреев писал: «Бывали случаи на Эбро, когда наша эскадрилья из 9 самолетов атаковала и разгоняла группу в 36 «фиатов», когда один летчик дрался с 5 истребителями и разгонял их. Таких случаев особенно много было в эскадрилье Грицевца, которая покрыла себя славой. Ее знали и с восторгом говорили о ней друзья-испанцы. Даже немцы и итальянцы узнавали в воздухе нашу эскадрилью и старались не вступать с ней в бой. Об этом говорили и взятые в плен фашистские летчики».

 

Однако, ко времени окончания 113-ти дневной битвы за Эбро, из тридцати четырех летчиков прибывших в Испанию вместе с Грицевцом в июне 1938 г., в строю осталось лишь семеро.

 

В октябре 1938 г. республиканское правительство приняло одностороннее решение о выводе из Испании всех бойцов, не имеющих испанского гражданства, после чего большинство «интербригадовцев» покинули страну. Лишь группе советских истребителей попросили продлить срок спецкомандировки. Однако с такой постановкой вопроса советское руководство не согласилось. Видя, что война в Испании фактически проиграна, оно отказалось пожертвовать ценными летными кадрами.

 

В декабре 1938 г. Грицевцу было присвоено внеочередное воинское звание майор.

 

22.02.39 г. за образцовое выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и за проявленное геройство майор Грицевец Сергей Иванович был удостоен звания Герой Советского Союза.

 

Отказавшись от предложенной ему должности начальника Борисоглебской Краснознаменной военной авиашколы им. В.П. Чкалова, он направляется в строевую часть на Дальний Восток.

 

2.06.39 г. в составе группы летчиков, имевших боевой опыт, прибыл в Монголию для укрепления частей, участвующих в советско-японском конфликте у реки Халхин-Гол.

 

Участвовал в боях у реки Халхин-Гол с 22.06.39 по 30.08.39 гг. Командовал эскадрильей 70-го иап, а затем — группой истребителей И-153 «Чайка», проходивших войсковые испытания. Совершил 138 боевых вылетов и лично сбил 12 самолетов противника.

 

Он был не только прекрасным воздушным бойцом, но и замечательным наставником. Десятки молодых летчиков учились у Грицевца искусству воздушного боя. Он учил их сочетать маневр и огонь: «Только секунда отводится летчику на прицельную очередь, — говорил он. — Только одна секунда!» Сам он атаковал всегда неожиданно, никогда не допуская шаблона в тактике.

 

Генерал-майор авиации Ворожейкин вспоминает: «Бой кончился на преследовании… Мой новый ведущий догнал противника и попытался с ходу атаковать. Японец, обладая лучшей маневренностью, ускользнул… Незнакомец на И-16 шел одним курсом с японцем и немного в стороне, выбирая момент для атаки. Противник, видя, что его никто не атакует, мчался по прямой.

 

Последовавшее затем движение моего ведущего изумило: словно предупреждая врага о своем дальнейшем намерении, он покачал крыльями, привлекая к себе внимание, заложил глубокий крен в сторону японца. Противник понял, что это разворот для атаки… также круто развернулся на атакующего. Но тут я заметил, что наш истребитель, заложив демонстративный крен, удерживает машину в прямолинейном полете. Это была имитация атаки, тонкая хитрость. И японец клюнул… В следующее мгновение он уже понял свою ошибку и попытался ускользнуть. Но было поздно… Блеснул огонь — и противник, словно споткнувшись, рухнул в реку. Это был Сергей Грицевец».

 

26.06.39 г. в 15.20 у озера Буир-Нур появилась группа из 17 японских истребителей Кi-27. Навстречу ей взлетело 27 И-16 и 13 И-15бис из 70-го иап во главе с командиром полка майором Забалуевым. Японцы развернулись и, не принимая боя, ушли в направлении Ганьчжура. Наши истребители бросились в погоню. Но первая группа японцев была лишь приманкой. Над Ганьчжуром к ним присоединилось еще до 40 истребителей. На помощь истребителям 70-го иап, были подняты в воздух 20 И-16 и 21 И-15 бис из 22-го иап во главе с майором Кравченко. Помощь подошла вовремя: у наших летчиков уже кончались боеприпасы и горючее.

 

Подбитый в ходе боя, Забалуев совершил вынужденную посадку на маньчжурской территории, у дороги, идущей из Ганьчжура в Обо-Сумэ. Грицевец увидел происходящее, приземлился в степи и вывез Забалуева на своем И-16. С воздуха их прикрывал лейтенант Петр Полоз.

 

Рассказывает Ворожейкин: «В первую минуту это известие… произвело на меня ошеломляющее впечатление. Мне показалось вначале, что такой поступок просто невозможен. Разве кто-нибудь имеет право садиться на территории противника? Достаточно какой-то ничтожной случайности — камера лопнет или мотор заглохнет на малом газу, — и отважившийся на такое дело сам может остаться там, на чужой земле! Кто докажет тогда, что он не сдался добровольно в плен, не изменил Родине? Позор падет не только на него, но и на всю семью, на родственников. Допустим, кончится война, его обменяют как военнопленного. Кто же поверит ему, что он сел к врагу, движимый благородными намерениями?!

 

Грицевец рассказал, как это было. При этом лицо его, сухое и сильное, обтесанное ветром больших высот и в то же время полное какой-то детской чистоты, с необыкновенной живостью меняло выражение.

 

— Был у нас воздушный бой с японцами. Не стану вам описывать его. Врага мы потрепали здорово и гнали его далеко. Вдруг замечаю я, что Забалуева нет. А бились мы рядом. Делаю круг, ищу его сначала вверху, потом внизу и вдруг вижу: Забалуев сидит на земле. А земля-то чужая, маньчжурская. От границы километров шестьдесят. На горизонте уж город виден — Ганьчжур. Крыши домов, столбы телеграфные, грузовые машины. И уже я ничего не чувствую, ни о чем не думаю. Одна мысль у меня: забрать командира и улететь. Начинаю спускаться. Все время, не отрываясь, смотрю на Забалуева. И вижу: он выскочил из самолета и бежит. Бежит и на ходу все с себя скидывает — парашют, ремень, ну, словом, все тяжелое. Бежит с пистолетом в руке.

 

Мне плакать захотелось, честное слово! Ну, куда, думаю, ты бежишь? Ну, пробежишь сто, двести метров, а дальше? Ведь до границы шестьдесят километров. А там еще перейти через фронт надо. Я так думаю: вероятно, он застрелился бы. Не такой человек Забалуев, чтобы сдаться живым в руки врага.

 

Рассказываю я это вам долго, а подумать — тысячная доля секунды. В это время я вижу, что он мне машет рукой: дескать, улетай, не возись со мной! Он, конечно, не знал, что это я. Он думал, какой-то советский летчик просматривает местность и маленько заблудился. Каков Забалуев! Сам он в таком положении, а за другого испугался.

 

И вот интересно: казалось бы, не до этого, а вдруг я вспомнил, как он накануне про своего сынка маленького рассказывал. Черт его знает, какая-то отчаянная нежность у меня была к Забалуеву в этот момент. «Погибну, — думаю, — а выручу тебя!».

 

Захожу на посадку, и, знаете, так спокойно, на горке, ну словно сажусь на свой аэродром. Рассчитываю при этом так, чтоб сесть возможно ближе к Забалуеву. Тут ведь каждая секунда дорога… Приземляюсь. Беру Забалуева в створе — так, чтобы подрулить к нему напрямую, не теряя времени на повороты. Самолет уже бежит по земле. Прыгает. Место кочковатое. Конечно, была опасность поломки. Но что же, остались бы двое, все же легче. А он уже бежит ко мне, на перехват. Самолет остановился. Момент решительный. Надо было действовать без промедления, секунда решала все. Беру пистолет и вылезаю на правый борт. Сам озираюсь: не видать ли японцев? Все боюсь: сбегутся, проклятые, на шум мотора. Забалуев уже возле самолета. Лезет в кабину. Говорить нет времени. Лихорадочно думаю: «Куда бы тебя, дорогой, поместить?» Самолет ведь одноместный. В общем, втискиваю его между левым бортом и бронеспинкой.

 

Вдруг мотор зачихал. Забалуев в этой тесноте захватил газ и прижал его на себя. И винт заколебался, вот-вот остановится. А повернуться ни один из нас не может. Вот момент! Ведь если мотор заглохнет, завести его невозможно здесь! Но тут я даю газ «на обратно», и самолет у меня как рвануло — и побежал, побежал! Новая беда. Не отрываемся. Уж, кажется, половину расстояния до Ганьчжура пробежали, а не отрываемся. Поднимаемся! Думаю: «Только бы ни одна кочка под колесо не попалась…» Оторвались! Убираю шасси. Теперь новое меня волнует: хватило бы горючего. Ведь груз-то двойной. Высоты я не набираю, иду бреющим, низенько совсем, чтобы не заметили. Таким манером скользим мы над зеленой маньчжурской травой.

 

Как дошли до речки, легче стало. Тут и фронт показался. Взяли машину «на набор». Взвились. Ну, черт побери, как будто выкарабкались. Нашел я свой аэродром, сел, выскочил.

 

— Ну, — кричу всем, — вытаскивайте дорогой багаж!

 

Никто не понял, думали, что японца привез, вот история! А когда Забалуев вылез — такой восторг, честное слово! Ведь его в полку страшно любят. Человек он замечательный. Как командир и вообще. И семья у него замечательная. Он с ней меня после познакомил. Я его сынка увидел, про которого, помните, он мне накануне рассказывал.

 

— Смотри, — говорит мать, — вот дядя, который нашего папу привез. Что надо сказать?

 

— Спасибо, — говорит мальчик».

 

29.08.39 г. за образцовое выполнение боевых заданий и выдающийся героизм, проявленный при выполнении боевых заданий, дающий право на получение звания Героя Советского Союза, майор Грицевец Сергей Иванович первым в СССР был удостоен звания дважды Герой Советского Союза.

 

Генерал-майор авиации Смирнов вспоминал позднее: «Сергей Грицевец добился у командования разрешения принимать участие в боях на «Чайках» не только над монгольской территорией, но и за ее пределами. Новый самолет И-153 оказался неплохой машиной, особенно во взаимодействии с самолетами И-16.

 

Грицевец сумел сплотить нашу, летавшую на «Чайках», группу, как я уже говорил, состоящую из опытных бойцов. Старшие лейтенанты, капитаны и майоры летали в ней в качестве рядовых летчиков. И хотя каждый из них мог быть ведущим, никаких недоразумений не возникало. Всех объединяла боевая дружба. Грицевец всем нам очень нравился. Предельно откровенный, всегда с открытой душой, он умел поддержать и подбодрить любого человека в трудную для него минуту. Когда Николай Герасимов брал в руки баян, Грицевец любил ему подпевать. Отличительной чертой его характера была смелость, сочетавшаяся с мгновенной находчивостью. Всех нас без исключения поразил его беспримерный поступок, когда в одном из воздушных боев Грицевец… приземлился… на прифронтовой полосе и… вывез оттуда… майора Забалуева…

 

Что побудило Сергея Грицевца пойти почти на верную гибель? Слава? Нет. Он имел ее. За подвиги в Испании он уже был удостоен звания Героя Советского Союза — высшей награды Родины. Принять благородное, но крайне рискованное решение его побудила боевая дружба, только она одна!

 

Как-то в перерыве между вылетами я услышал от Сергея совершенно неожиданную оценку событий на Халхин-Голе. Он сказал, что эта война идет в очень благоприятных условиях и его как бойца вполне устраивает. Такое на первый взгляд странное рассуждение о войне озадачило меня, но Грицевец объяснил:

 

— А ты вспомни Испанию! Там рушились города, горели деревни, гибли дети и женщины, а здесь, в Монголии? Мирное население из зоны боев давно откочевало. Здесь гибнут только те, кто сражается на земле и в воздухе. Пусть уж будет лучше так!..

 

Грицевец любил людей и делал для них все, что было в его силах. Не помню сейчас, кто мне это рассказывал. В Испании Сергей вынес из пылающего дома после бомбежки двух детей. А теперь здесь, в Монголии, выхватил из объятий смерти товарища. Кстати, в этом же воздушном бою участвовали многие летчики, не менее опытные и смелые, чем он, но из всех решился на этот подвиг именно Сергей Грицевец, не думая и не догадываясь, что станет за него первым в стране дважды Героем Советского Союза».

 

О Грицевце его товарищи всегда отзывались исключительно тепло. Окружающих подкупала его простота, скромность, отзывчивость.

 

Ворожейкин вспоминает: «Ни словом, ни одним жестом не выказывал Грицевец своего превосходства перед другими летчиками и был совершенно свободен от благосклонной, всегда унижающей других снисходительности. Немного смущенный повышенным к нему интересом, он охотно говорил о товарищах, и все видели, что делается это не из дешевого кокетства, а потому, во-первых, что он прекрасно их знает, во-вторых, потому, что говорить о них доставляет ему удовольствие. Его суждения о людях были коротки и отличались меткостью. Отзываясь о ком-нибудь из летчиков, он любил подчеркнуть не столько его профессиональные, сколько человеческие качества: «Очень добр душой, но не мямля», «Свободно входит в чужие беды, но принципиален».

 

В начале сентября 1939 г. еще до завершения боев на Халхин-Голе, началось сосредоточение авиации в западных приграничных округах — предстоял освободительный поход в Западную Украину и Белоруссию.

 

12.09.39 г. группа Героев Советского Союза вылетела на двух транспортных самолетах из района реки Халхин-Гол в Москву. В Улан-Баторе советских летчиков приветствовал маршал Чойбалсан. В честь их был дан торжественный обед.

 

14.09.39 г. в Центральном Доме Красной Армии в Москве также состоялся торжественный обед в честь героев Халхин-Гола. В зале прибывших встретил Ворошилов. Он отечески обнял Грицевца и Кравченко и посадил их рядом с собой за стол.

 

Грицевец стал рассказывать Кравченко о встрече с семьей в Одессе, куда он успел слетать сразу же после возвращения из Монголии. Появился он дома неожиданно. Радости родных не было границ. Жаль только, побыть дома пришлось всего лишь сутки. Во время этого душевного разговора обоим было что вспомнить: ведь оба выросли в Курганской области. Родители Грицевца были переселенцами из Белоруссии, жили в селе Шумиха, всего в ста двадцати километрах от Звериноголовского. Семья тоже была немалая: четверо сыновей и дочь.

 

После приема Грицевец вылетел к новому месту службы в Минск.

 

16.09.39 г. в Минске состоялся Военный совет Белорусского особого военного округа. Перед собравшимися выступил Маршал Советского Союза Буденный. Он проинформировал о сложившейся обстановке, поставил перед командным составом округа конкретные задачи. Грицевец был назначен советником в истребительную авиабригаду. Вечером, на своих истребителях, офицеры этой бригады и советники вылетели в Болбасово, близ Орши.

 

Над аэродромом, где базировалась Оршанская авиабригада, уже нависали сумерки, но еще вполне можно было обойтись без ночных огней. Летчик снизился, не делая круга над аэродромом, приземлился и стал рулить на нейтральную полосу. Невдалеке от посадочной полосы собралось много людей. Грицевцу это бросилось в глаза. Отстегивая ремни, еще не заглушив мотора, он спросил у финишера:

 

— Что случилось?

 

— Должен прилететь дважды Герой Советского Союза, и люди вышли его встречать, — ответил красноармеец.

 

— К чему это? — недовольно проговорил Грицевец и в это время заметил мчавшийся на него истребитель. Он схватился за сектор газа, мотор взревел… Но отрулить он не успел. Вращающимся пропеллером Грицевцу отрубило голову. Второй пилот, капитан Хара, отделался ушибами.

 

Грицевец был похоронен в Балбасово. Из-за начавшейся военной операции по освобождению Западной Белоруссии похороны были скромными.

 

Вспоминает летчик-истребитель Петров Н.И.: «Усиленно по плану боевой подготовки проходили тренировку на боевых самолетах И-16 и к началу боевых действий против Польши, то есть к 17 сентября 1939 г. уже летали в составе пары. Находясь в боевой готовности на аэродроме Балбасово перед перебазированием на аэродром Лида (Польша) (до переименования и присоединения к Западной Белоруссии), на глазах у летно-тактического состава произошла катастрофа с гибелью прекрасного советского аса майора Грицевца, дважды Героя Советского Союза. При следующих обстоятельствах. Возвращаясь с разведки аэродромов, на которые должны были перебазироваться во время боевых действий 31-й и 21-й ИА полки к боевым действиям с поляками, с предполагаемыми изменениями при наступлении – командиры 31-го ИАП майор Путивко, 21-го капитан Хара, инспектора ВВС майор Кравченко дважды Герой Советского Союза, и майор Грицевец, дважды Герой Советского Союза – заходили на посадку по одному. Капитан Хара и майор Грицевец зашли на посадку с противоположными стартами, произвели посадку на встречных курсах, на пробеге столкнулись правыми бортами, в результате майор Грицевец погиб, притом нелепо, такой боевой летчик. Похоронили его с почестями у Дома Красной Армии в гарнизоне Балбасово».

 

Именем Грицевца названы Харьковское высшее военное авиационное училище летчиков, улицы в Москве, Минске, Кургане. В г. Балбасово ему установлен памятник.

 

Дважды Герой Советского Союза (22.02.39, 29.08.39). Награжден орденом Ленина и орденом «За воинскую доблесть» МНР.

 

Хроника одного прыжка

Да простят меня десантники и спортсмены за последующий ниже рассказ. Тем более что я очень уважительно отношусь к их любви к парашютным прыжкам, но у большинства лётного состава к этому виду спорта несколько иное отношение. Может быть потому, что это обязаловка, а может быть потому, что лётчику противоестественно покидать исправный вертолёт (самолёт). А может потому, что экстрима достаточно и в обычных полётах, не знаю…

Возможно, кто-то посчитает это юмором, но могу поклясться, во время приведённых событий, я не улыбнулся ни разу!

    

                   Хроника одного прыжка. Правда, и только правда!

 

Сказать, что прыгать страшно, ничего не сказать. Представь себе, человек в полном здравии и рассудке добровольно делает шаг в бездну, полагаясь на безотказную работу навьюченных на него двух мешков с симбиозами тряпок и верёвок. При этом неизвестно кем и как они уложены.

Нет, конечно, среди пилотов встречаются деятели, которые прыгают с удовольствием. И внешне они похожи на обычных людей. Но это только внешне. На самом деле, у них явно что-то не в порядке с психикой, в частности с чувством самосохранения.

Так примерно начинают работать мысли у индивидуума, после того, как эти мешки на себя навьючил, или собирается навьючить. И ваш покорный слуга в этом не исключение.

  

   Я вздохнул, и принялся надевать на себя парашюты.

   Накануне, у нас в училище ушёл на пенсию один хороший человек, начальник парашютно-десантной службы, сокращенно ПДС. Отношение к прыжкам у него было философское: хочешь — прыгай, а нет — сиди в сторонке и не мешай другим. Главное, присутствуй на старте, а заветную галочку тебе поставят.

Новый же начальник, отличался несколько иными взглядами: если должен лётчик два раза в год прыгнуть, значит прыгнет. И первое что он сделал, поднял ведомости. Здесь следует сказать, что предыдущий начальник, так же философски относился и к ведению делопроизводства, все отметки в документации делал раз в год, а именно по его окончании.

А так, как была только середина марта, то он (новый) обнаружил, что часть курсантов, согласно документов, не отпрыгала. И обуреваемый жаждой деятельности, как и полагается при вступлении в новую должность, начальник ПДС начал наводить порядок.

Короче говоря, собрал всех не прыгавших курсантов.

Набралось нас таких немного. Человек сто. Четверть курса.

Прохаживаясь перед нашим строем, новый начальник, сволочь, довольно потирал руки:

  — Ну что, гвардейцы десантники, завтра попрыгаем? Не вижу радости на ваших лицах!

  

Как всегда, меня выручила смекалка: похоже, этот раз в кустах не отсидеться, придется прыгать, — смекнул я. Как прошли последующие вечер и ночь подробно не расскажу, помню одно, уж слишком быстро. Утром нашу сводную роту отвели на завтрак, а затем на медосмотр. Всё происходило в полной тишине, не было обычных шуток, подколов, мне почему-то всё время лезли в голову аналогии с одним французским фильмом. Там подобный ритуал проходили приговорённые к смертной казни. Затем нас посадили в автобус, и мы поехали на старт. Это была самая быстрая автобусная поездка в моей жизни.

Вот и старт, чисто поле, на котором на брезентовых полотнищах уложены парашюты. Рядом, в одну шеренгу, стояли подчинённые начальника ПДС — сейчас они достанут винтовки и их начальник скомандует «пли», — опять полезла аналогия.

Но, увы, нас ждала куда более суровая участь. Раздался шум винтов и из-за ближайшего холма показался вертолёт. Я увидел родимую машину в ином свете:

  — Предатель, предатель, — беззвучно шептал я. Не укладывалось в голове, что наш старый, добрый Ми-8 сейчас выступит в роли предмета экзекуции.

  

Но я замечтался, парашюты надеты и мы, вместе с другими товарищами, обречёно поплёлись на линию осмотра. Нас быстро осмотрели, лица проверяющих не выражали ничего. Наверное, так же без эмоций осматривают скот перед бойней.

Зато лицо начальника ПДС было полно восторга. Он сделал замер ветра — почти 5 метров в секунду! На минуту у меня затеплилась надежда: при ветре более 5, прыжки положено закрывать. Но тут же умерла: «Отлично, дополнительная тренировка», — закончил фразу начальник.

  

Обычно поднимают по двадцать человек, прыгают двумя заходами по десять. Здесь есть одна хитрость, лучше быть в середине. Так легче прыгать, когда тупо упираешь свой взор в спину впереди идущего, в то время как тебе сзади уже наступают на пятки. Тут уж «паучком» в двери не застрянешь, хотя я таких фактов и не помню. И я, выслушав, как мои товарищи назвали свой вес, быстренько произвёл в голове необходимые расчеты, назвал вместо своего веса «нужную» цифру и оказался в середине строя. В целях безопасности более «тяжёлые» прыгают первыми. Чтобы в процессе снижения, не «сесть» более «лёгким» на купол.

Мы гуськом поднимаемся в вертолёт, через блистер видно, как лётчик сочувственно и виновато смотрит на нас: простите ребята, работа такая.

Начальник ПДС решил пойти выпускающим, хотя его место на земле, осуществлять общее руководство. Видать, не смог отказать себе в удовольствии, посмотреть на выражение наших физиономий перед прыжком. Он лично пристёгивает вытяжные фалы наших парашютов к тросу, заботливый, гад!

И вот сдвижная дверь закрывается, всё, обратной дороги нет. Лётчик выводит двигатели на режим, и машина мягко отрывается от земли. Все молчат, наверное, размышляют о правильности выбора профессии.

Набираем высоту. Выпускающий, посматривает на карманный высотомер.

Зачем? По моему эту информацию, с точностью до метра, можно прочесть по изменению выражения на наших лицах. Особенно глаз.

Кажись, набрали. Выпускающий довольно хмыкнул и открыл сдвижную дверь. Мне показалось, что он взвёл гильотину. В салон ворвался шум забортного воздуха. Где-то далеко внизу, в голубой дымке плыла земля. Хочется вернуться туда. Правда, не столь экзотическим способом.

  — Приготовится, — поднял руку выпускающий.

  

Мы послушно встаём с откидных скамеек и строимся перед дверью в цепочку. Я сочувствую первому, он стоит перед бездной и ему первому делать туда шаг.

  — Пошёл! — следует команда.

  

Мы, начинаем быстро покидать вертолёт. Я убеждаю себя, что он сейчас развалится и надо спасаться.  И я почти убедил себя!

Вот впереди идущий вываливается из вертолёта, и я делаю шаг, чтобы последовать за ним.

  — Стоять! — железная рука выпускающего хватает меня за плечо, — ты одиннадцатый, первый в следующем заходе.

  — Во я попал! Обхитрил сам себя! — сгубила меня страсть к точным вычислениям, уж слишком точно в середине оказался. Теперь мне не только прыгать первому, а еще целых длиннющих шесть минут ждать, когда вертолёт по новой зайдёт на выброс. И всё это на пороге открытой двери.

  

Я смотрю широко открытыми глазами в открывшуюся бездну. Земля почему-то кажется, очень маленькой и я всерьёз начинаю опасаться, что промахнусь.

Но, похоже, земля не хочет терять своего сына, она манит, зовёт меня.

Выпускающий, что-то орёт мне на ухо. Но я не слышу его, я в трансе.

 

Что было дальше, рассказываю со слов товарищей.

Выпускающий повернулся в салон и дал команду:

  — Приготовится! — и при этом на долю секунды убрал руку с моего плеча. Когда он попытался взять за плечо менё вновь, то под его рукой оказался воздух. Я был уже за бортом. Выпал, как куль, лишённый опоры.

   Это странное чувство невесомости.

  — Странно, почему мои ноги стоят в пустоте? — крутилась в голове мысль.

  

Неожиданно мои размышления были прерваны хлопком над головой, и моё тело вновь приобрело вес — раскрылся!

Я быстренько выполняю необходимые действия после открытия купола.

Один на один с небом. Меня охватывает восторг. Хочется орать, плеваться, материться, что я и делаю. И судя по отдалённым крикам, мои товарищи делают то же самое. Благословенные минуты свободного полёта. Нет рева двигателей и шума винтов. Тишину ничего не нарушает. Жаль только что гады ПДСники умышленно подсунули нам парашюты Д-1-5, сейчас таких уже нет. В отличие от более современных Д-1-5У они не управляемы и не имеют поступательной скорости. Приходится лететь по воле ветра.

Горизонт понемножку сокращается, а вот и земля. Я группируюсь и выполняю приземление по всем правилам, на чуть согнутые в коленях ноги с переходом на третью точку, или говоря проще, задницу.

  — Всё, отмучился! — ликует душа.

  

Но неожиданно моё ликование было прервано резким рывком.

  — Блин! Ветер! — вот о чём пытался мне втолковать мне выпускающий, чтобы я не мешкал на земле и гасил купол.

  

Но было уже поздно, мой парашют уже принял форму паруса, и мы отправились в путешествие по воле ветра.

Я начал, как учили вытягивать на себя нижнюю стропу, чтобы погасить купол.

Но не так просто это было сделать. Чуть подтаявший мартовский снег, был довольно плотным и скользким. И я вскоре набрал приличную скорость. Поэтому, когда я подпрыгивал на очередной кочке, вынужден был отпускать стропу и выставлять руки вперёд. Чтобы не приземлиться на физиономию. После чего, мне приходилось начинать всё заново.

Спустя пять-шесть подобных попыток, я начал убеждаться в преимуществах более плотной посадки лесополос практикуемой на Украине над тем, как это делают в саратовской области.

Не успел я проехать каких-то несчастных три километра, как неожиданно мой купол погас. Оказалось, те кто прыгал раньше, проявили взаимовыручку. Благодарю своих спасителей и быстро поднимаюсь. Скидываю подвесную систему и быстро пакую парашюты в сумку. От греха подальше. Осматриваю себя, моё галифе с честью выдержали испытание, дыр нет. А вот его швы оказались явно слабоваты, я был одет в отдельные куски материи. Достаю иголку с ниткой и быстро накладываю временные швы. Не идти же в таком виде на старт.

В это время приземляется очередная партия. И я вполне естественно оказываю помощь такому же, как я недавно бедолаге. Хватаю его купол за край и укладываю на землю.

Но проклятая тряпка не сдается. Я хватаю парашют за стропы, не даю ему вновь наполниться воздухом. При этом не замечаю что под ногами у меня тоже стропы.

Мне уже почти удалось это сделать, как вдруг раздался крик: поберегись! — и я получаю мягкий толчок в спину. Через меня перекатывается «парус» очередного «яхтсмена».

Я пытаюсь схватить за стропы свободной левой рукой, но скорость большая и я, получив ожог, одёргиваю руку. Не судьба брат мне помочь и тебе. За «парусом», буквально порхает курсант небольшого роста.

Ему предстоит следовать далеко дальше, но вдруг погашенный мной ранее парашют оживает. Немножко, чуть-чуть приподнялся край купола.

И, туда как шар в бильярдную лузу, влетает со всего размаху этот самый курсант.

Резкий рывок, и я падаю на землю. Мои ноги и правая рука захлёстнуты стропами. От левой руки помощь небольшая, она обожжена. Во, думаю, впутался в историю.

   Причём в буквальном смысле слова. Ветер усилился, и вскоре мы втроём отправились в путь.

Самое обидное, что мы ничего не могли втроём сделать. Хозяин парашюта, был как в мешке в другом куполе, я был опутан по рукам и ногам, ну а крайний в нашей связке волочился далеко на стропах позади и тоже не мог вмешаться в процесс.

   Спасибо славным труженикам сельского хозяйства!

Спасла нас так заботливо оставленная ими и вмёрзшая в землю на поле борона. Не иначе у них есть свой астролог, и он предвидел подобное развитие событий. За неё и зацепился наш общий «парус». После чего, крайний в нашей связке смог подняться на ноги, забежать вперёд и погасить подлую тряпку. Мы некоторое время отдохнули, затем распутали парашюты.

Уложили их в сумки и поплелись на старт. Метров через пятьсот я подобрал и свои уже уложенные парашюты. Идём молча, осмысливая пережитое. Я прихожу к мысли, что, пожалуй, с этим спортом надо завязывать.

Осмотрев наш внешний вид, начальник ПДС отменил второй прыжок. Наверное понял, что Родине нужны целые лётчики, а не переломанные парашютисты.

 

А через неделю, мы прыгали опять.

Снег к тому времени значительно сошёл и лежал клочьями. Ваш покорный слуга приложил максимум усилий, чтобы на Д-1-5 и опять без (У) приземлится не на оттаявшую грязь пахоты, а на нетронутый островок снега.

Под снегом оказалось почти метровая глубина талой воды.

Но это уже другая история.

 

Лисовой Владимир Иванович

 

Алексенко Владимир Аврамович. Биография

  Алексенко Владимир Аврамович

 27.01.1923 — 16.06.1995

Дважды Герой Советского Союза

     Даты указов         

 

            1.         19.04.1945     Медаль № 6129

            2.         29.06.1945     Медаль № 8677

  

Алексенко Владимир Аврамович — командир эскадрильи и командир 15-го гвардейского штурмового авиационного полка (277-я штурмовой авиационной дивизии, 1-я воздушная армия, 3-й Белорусский фронт).

 

Родился 27 января 1923 года в селе Киевское Крымского района Краснодарского края в семье крестьянина. Русский. Член ВКП(б)/КПСС с 1943 года. В 1940 году окончил среднюю школу и аэроклуб.

 

В Красной Армии с мая 1941 года. Окончил Краснодарскую военную авиационную школу пилотов в 1942 году.

 

На фронтах Великой Отечественной войны с февраля 1943 года. Штурмовал вражеские батареи, обстреливавшие Ленинград, громил врага на Карельском перешейке, в Прибалтике и в Восточной Пруссии.

 

Звание Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 6129) командиру эскадрильи 15-го гвардейского штурмового авиационного полка (277-я штурмовой авиационной дивизии, 1-я воздушная армия, 3-й Белорусский фронт) гвардии капитану Алексенко Владимиру Аврамовичу присвоено 19 апреля 1945 года за 230 успешных боевых вылетов на штурмовые удары по скоплениям войск и техники противника, за доблесть и мужество, проявленные при выполнении боевых заданий.

 

Второй медали «Золотая Звезда» (№ 8677) командира 15-го штурмового авиационного полка гвардии майор Алексенко Владимир Аврамович удостоен 29 июня 1945 года за 292 боевых вылета на штурмовку вражеских укреплений, аэродромов и уничтожение живой силы противника.

 

Всего за годы войны В.А.Алексенко совершил 292 успешных боевых вылета. На его счету десятки сбитых и уничтоженных на аэродромах самолетов, 33 танка, 118 автомашин, 53 железнодорожных вагона, 85 повозок, 15 бронетранспортеров, 10 складов с боеприпасами, 27 артиллерийских орудий, 54 зенитных орудия, 12 минометов и сотни убитых солдат и офицеров противника.

 

После войны продолжал службу в ВВС СССР. В 1954 году окончил Военно-Воздушную академию. В 1962 году — Военную академию Генерального Штаба. Депутат Верховного Совета Украинской ССР 5-го, 8-го созыва. С 1978 года генерал-лейтенант авиации Алексенко В.А. — в отставке. Жил в городе-герое Одессе. Скончался 16 июня 1995 года. Похоронен в городе Одесса на Втором христианском (Городском) кладбище.

 

Награждён орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденом Отечественной войны 2-й степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями.

 

Бюст Героя установлен на родине.

 

Летающие оборотни — 2

 Угонщики МиГов

[Продолжение темы. Начало см. «Летающие оборотни Великой Отечественной»]

 

I

      Внешне они, безусловно, не похожи. Но в их жизни много схожего. По крайней мере, один в 1989-м г. повторил, то, что сделал первый в 1976-м. Почти через тринадцать лет…

       Виктору на тот момент было 29 лет. Александру – 28.

       Оба окончили Армавирское высшее военное авиационное Краснознамённое училище лётчиков ПВО страны. Виктор в – 1971-м, а Александр – в 1982-м.

       Один «ушёл» в воинском звании «старший лейтенант», так и не дождавшись очередного капитанского звания. Другой –  в воинском звании «капитан».

       Виктор угнал МиГ-25, а Александр – МиГ-29, при этом каждый тип МиГа считался на момент угона суперсовременным советским истребителем.

       У обоих на службе сложились конфликтные ситуации. Оба – Виктор, и Александр – были крайне недовольны своей карьерой. Оба считали, что способны на большее…

       И у Виктора, и у Александра на Западе вышли книги.

       Оба заработали… На книгах. И на предательстве тоже…

 

II

      6 сентября 1976 года старший лейтенант Виктор Беленко, старший лётчик 513-го истребительного авиационного полка 11-й Отдельной армии ПВО в 6 часов 45 минут вылетел с аэродрома Соколовка (190 километров от Владивостока Приморского края)… на суперсовременном по тому времени истребителе МиГ-25.

       Вполне обычный полёт, вполне обычное задание на выполнение полётного упражнения по Курсу боевой подготовки истребительной авиации…

       Задание он должен был выполнять в зоне восточнее аэродрома без выхода к морю. Буквально на девятой минуте с ним прекращается радиосвязь, а затем прерывается и радиолокационный контроль. То есть проходят какие-то минуты после взлёта и руководитель ближней зоны докладывает руководителю полётов о том, что с экрана пропала метка от самолёта с позывным, под которым значился Беленко.

       На запросы руководителя лётчик не отвечает.

       В эфире жуткая тишина, квитанции на запросы ГРП нет…

       В 7 часов 11 минут радиолокационная станция ПВО над морем, в 130 километрах от береговой черты, на высоте 4.000 метров зафиксировала неопознанную цель, уходящую в сторону японских островов…

       Как вспоминает однополчанин В. Беленко Виктор Подмолоты, «…подходим к курилке. Входит полковник А. Чернышёв старший лётчик-инспектор в/ч 25954). Внимательно обводя взглядом собравшихся в курилке лётчиков и делая короткие паузы, начал говорить:

       — Вчера Беленко улетел в Японию и попросил политического убежища у США. Наши РЛС, расположенные на побережье, осуществляли его проводку как неопознанной цели. До удаления 120 км от береговой черты он летел на высоте 100 метров, а затем, перейдя в набор, занял высоту 6000 метров. Полёт осуществлял в направлении американской авиаразы «Титосе». На подлёте к ней, примерно в 60 км до неё, был встречен поднятыми на его перехват двумя дежурными истребителями. Заметив их и боясь оказаться сбитым, он снизился на малую высоту и ушёл на юг. Заметив по курсу полёта рэродром, произвёл на нём посадку. Этот аэродром – гражданский аэропорт в городе Хакодате с длиной посадочной полосы 1400 метров. Посадку осуществил с большим перелётом и по этой причине выкатился за её пределы…»

       Погода в тот день была следующей: слоисто-кучевая облачность, 6-7 баллов, нижняя кромка – 1,5-2 тысячи метров…

       Именно воспользовавшись облачностью Беленко, то маневрируя, то включая форсажный режим, смог оторваться от пары японских истребителей, когда те вышли на перехват неопознанной цели. И всё-таки, сбившись с курса, он начал самостоятельно снижаться, оказавшись на южной оконечности острова, пока не вывалился из облаков на высоте 250 метров. Топливо было на исходе, поэтому Беленко принимает решение садиться. Первый попавшийся аэродром оказался гражданским Хакодате. Правым разворотом на 260 градусов лётчик выходит к взлётно-посадочной полосе (ВПП), как, вдруг навстречу ему отрывается от ВПП Боинг-727. Он бросает машину в крутой вираж, освобождая путь лайнеру, а сам, спикировав под острым углом касается полосы на скорости 360 км/ч и несётся к её дальнему краю. Её, бетонки, естественно, не хватает, и после выпуска тормозного парашюта он резко начинает тормозить. При этом МиГ вибрировал так, что казалось, он вот-вот развалится на части. Задымились покрышки, но самолёт не останавливался. Выскочив за северную границу аэропорта, МиГ сносит мачту освещения, пропахивает 250 метров по траве и наконец, едва не ударив огромную антенну, останавливается в 300 метрах от края ВПП…

       Стоит лишь отметить, что уже в момент захода на посадку стрелка, показывающая наличие топлива, находилась фактически на нуле. Беленко внимательно прислушивался к звуку двигателя, чтобы в любой момент его выключить, а самолёт направить между двумя зданиями, которые он присмотрел. Сам он тогда бы катапультировался. Но, как окажется позже, горючего в баках МиГа осталось всего на 20-30 секунд. Значит, у него возможным был только один заход. При этом катапультное кресло, как оказалось впоследствии, было заблокировано.

       III

      С 19 на 20 мая 1989 года старший лётчик 176-го гвардейского истребительного авиационного полка капитан Александр Зуев заступил дежурным по приёму и выпуску самолётов на аэродроме Миха-Цхакая (Грузия). На дежурстве он торжественно объявил, что его жена родила сына, а так как в дежурном звене нельзя ни грамма, то предложил отметить это событие первоначально весьма вкусным и лично испечённым тортом. За ужином в дежурном звене он самостоятельно разрезал его и буквально каждому, кто находился с ним, преподнёс по кусочку. Лишь троим соблазнительного угощения не досталось.

       Один стоял в это время на посту, другого попросту не было, а третий – командир эскадрильи готовил плановую к предстоящим полётам в штабе эскадрильи.

       Так как торт был начинён большой дозой снотворного, то через определённое время оно сработало, и практически вся дежурная смена была нейтрализована (утром следующего дня все семь человек будут доставлены в госпиталь в тяжёлом состоянии).

       А тем временем Зуев перерезает кабели сигнализации и связи. Остаётся дело за малым: залезть в кабину МиГа. Но истребитель на стоянке охраняет часовой. Часовой, как и положено  не подпускает его. Уговоры бесполезны. Тогда Александр отходит на безопасное расстояние, и нервно ожидает смены.

       В это время механик, заступающий на пост, обнаруживает спящих и, не предполагая, что что-то случилось, отправляется туда без оружия. Сославшись на происшедшее, он всё же каким-то образом объясняет, почему он пришёл без автомата, и забирает его у своего товарища.

       После этого Зуев предпринимает вторую попытку подойти к самолёту. Время явно поджимает, и он уже действует абсолютно решительно. Шёл шестой час утра…

       Новый часовой хорошо знал капитана и поэтому в нарушение всех документов подпустил его слишком близко. Зуев хватается за автомат, но боец оказывает сопротивление. Начинается рукопашная, в которой капитан тратил своё драгоценное время. Тогда он выхватывает табельный пистолет, стреляет в сержанта и бросается к самолёту. Раненый часовой успевает пустить по нему длинную очередь. Теперь в руку ранен и Зуев. Но он продолжает идти к своей цели. Снимает заглушки с воздухозаборников, убирает колодки, сдёргивает чехлы с фонаря и запускает двигатели.

       Он знает, что в дежурном звене самолёты полностью заправлены и находятся в полной готовности к вылету. Александр взлетает и, выполнив разворот, несётся вдоль стоящих под ним истребителей. Он собирается расстрелять все самолёты дежурного звена. Ведь его могут догнать. Но пушка предательски молчит. Оказывается, он отключил только первую блокировку, в суматохе забыв про вторую. Теперь поздно…

       Вдруг Зуев с ужасом видит, как по взлётной полосе бежит самолёт командира эскадрильи, и тогда он включает форсаж и уходит в сторону моря…

       Свою посадку Зуев совершал уже на турецком аэродроме Трабзон.

       IV

      Беленко Виктор Иванович родился 15 февраля 1947 года в городе Нальчике в рабочей семье. Когда ему исполнилось два года, родители развелись. Сначала он воспитывался у родственников, а потом и у отца с мачехой. В 1965 году окончил с серебряной медалью школу. Работал на предприятиях Омска и одновременно занимался в аэроклубе ДОСААФ. Потом поступил в мединститут.

       Те, кто знал Виктора по гражданке, говорили о нём как об очень необычном человеке.

       Привыкший к частой смене мест (жил и на Северном Кавказе, в Донбассе, на Алтае и на Кубани и т.д.), он всегда учился практически «отлично». Но его всё время тянуло на всякие проделки или приключения. Например, во время ремонта в школе он самостоятельно переключил водопровод так, что в кабинете у директора шла только одна горячая вода. То в сумку учительницы по зоологии положил живого ужа, и та убежала со страха из класса.

       Во время хоровых занятий умышленно путал ноты, чтобы его выгнали. И потом спокойно шёл играть в хоккей.

       Когда в институте Виктор поехал на уборочную, то отличился и там. На веялке он работал по 10-12 часов, получив прозвище «железного коня». Там же слыл хорошим поваром и мог приготовить «суп из топора».

       Совсем другим человеком запомнился Беленко лётчику-инструктору омичке Надежде Алексеевне Вельской. Впервые она увидела его в 1965 году, когда юноша приехал в Омск из Казахстана. Оказывается, из пяти человек в группе он считался самым отстающим.

       Никогда не спешил поделиться неудачами с инструктором, а после резких замечаний надолго уходил в себя и надувал губы. Известно, что он с трудом переносил женщину-командира. Сама Надежда Алексеевна считает, что Виктор «комплексовал».

       «А какое там мастерство? С лётной практикой у него не клеилось. Был он какой-то заторможенный в полёте. Другие-то пошустрее были…»

       Один из очевидцев, например, объясняет это иначе.

       Беленко пилотировал в зоне весьма агрессивно. «Все маневры он не отделял друг от друга, как требовала инструкция. Он связал их в непрерывную цепь сложных маневров, выжимая всю тягу их двигателя. А на пути из зоны он крутил бочки на снижении».

       Один раз Вельская посоветовала: «Лучше бы тебе, Витя, пойти учиться в другое место».

       По её убеждению, «лётчиком Беленко ни при каких обстоятельствах… не должен был стать». На него Надежда Алексеевна обижается до сих пор: за все десять лет с момента окончания аэроклуба он не прислал своему инструктору ни одной открытки с поздравлением, как это делали все остальные. Она была просто убеждена в том, что Виктор выбрал гражданскую стезю. Экзамен по самолётовождению в аэроклубе Беленко сдал на твёрдую четвёрку, а вот характеристику получил соответствующую.

       Возможно, по этой причине в 1966 году Виктор поступает в Омский медицинский институт, где был зачислен на лечебно-профилактический факультет. А 13 декабря его отчисляют из-за отсутствия на занятиях без уважительных причин в течение трёх месяцев.

       Однако известно, что Беленко всё это время работал в местном морге и готовился к поступлению в Армавирское высшее военное авиаучилище лётчиков ПВО страны. Видимо, институт стал для него перевалочной базой. В чужом городе нужно было как-то перекантоваться.

       В 1967 году Беленко становится курсантом 1-го курса Армавирского ВВАУЛ. В его стенах Виктор получает весьма характерное прозвище «Тореро». В самостоятельных полётах в Ханкале Беленко стал чемпионом по воздушному хулиганству. Один раз он даже пролетел на бреющем полёте над птицефермой, и чеченцы пожаловались командованию, что куры перестали нести яйца. Там же Виктор имел репутацию «мачо», когда выбрал себе в подруги чеченку Лайлу и за это чуть не погиб от ножей горцев.

       В 1971 году Беленко успешно оканчивает училище, женится, а через два года у него рождается сын. Молодого лейтенанта направляют для прохождения дальнейшей службы в Ставропольское высшее военное авиационное училище лётчиков, где его назначают лётчиком-инструктором в учебно-тренировочный полк, который базировался в Сальске. По воспоминаниям сослуживцев, Беленко всегда пользовался там большим уважением.

       Как-то во время ночных полётов на его истребителе отказал один двигатель, а второй загорелся из-за оторвавшейся лопатки турбины первого. В эту тёмную ночь без луны на земле видели, как пламя из хвоста его самолёта напоминало пламя стартующей ракеты. Но он проявил мастерство и мужество, ведь с ним находился курсант. Беленко спас самолёт, а заодно и себя с курсантом. Ему даже объявили благодарность от Главкома ПВО.

       Были в полку и другие случаи, где он отличался уже на земле.

       Например, майора-пожарного, некрасиво пристающего к официантке лётной столовой, он вызвал запиской якобы на свидание в овощехранилище, где проучил, закрыв в нём на целую ночь.

       Известен и ещё эпизод. Когда Беленко переучивался в Центре боевой подготовки в Савастлейке, через столовую в «греческий зал» проходил маршал авиации Савицкий с группой генералов. Виктор был единственным лётчиком, кто не встал по команде. Маршал начал было отчитывать лейтенанта, однако тот совершенно спокойно сказал, что по Уставу в столовой во время приёма пищи команды «смирно» и «товарищи офицеры» для встречи командиров и начальников не подают. И Савицкому останется только похвалить грамотного офицера.

       Кто знает, вспомнит ли маршал лётчика в лётной столовой, когда прилетит на Центральную Угловую в аккурат 6 сентября 1976 года и узнает об исчезновении МиГ-25?

       А, может быть, Беленко решился улететь именно в день приезда заместителя Главкома ПВО?

       По крайней мере, Савицкий отреагировал на происшедшее вполне спокойно: «Авиация есть авиация. Всё может случиться. Ищите!»

       К слову сказать, переучиваясь в Савастлейке на современный истребитель МиГ-25, Виктор Беленко все зачёты сдавал на «отлично». Но был ещё один обязательный предмет, который он называл «раком мозга», – это «научный коммунизм». В этом и был весь старший лейтенант Виктор Беленко.

       По мнению начальника отдела боевой подготовки и боевого применения авиации армии ПВО полковника А. Мазура, «из общей массы Беленко выделялся чрезвычайной аккуратностью, глубокими знаниями, чёткими ответами на вопросы».

       «Во время того короткого разговора у меня промелькнула мысль: такими правильными лётчики не бывают… Складывалось впечатление, что его хорошо натаскали. Смутила и ещё одна вещь. В то время шла волна «омолаживания» командирского состава боевых истребительных подразделений. Беленко же слишком поздно попал в строевую часть, чтобы в перспективе получить в ней командирскую должность. Ему светило лишь продвижение по штабной работе, но это в перспективе означало отказ от полётов. Я обрисовал ему эту картину, однако лётчика это не смутило. Ещё, помню, удивился: просится летать, но понимает, что от этого надо будет вскоре отказаться…»

       В новом полку его ещё не все узнали. Однако те, кто видел, отмечают средний рост, обычное телосложение. «Светло-русые волосы, небольшой набок чуб, прикрывавший лоб… В разговорах он был немногословным, но эмоциональным».

       V

      В отличие от Беленко у Зуева было всё гораздо банальнее и менее интересно… Да и сам он не особо выделялся из своей среды в какую-то одну сторону… Его лётная дорога была тихой, если бы не удачный, но скоротечный брак…

       Зуев Александр Михайлович родился 17 июля 1961 года. Окончил среднюю школу и в 1978 году поступил в Армавирское высшее военное авиационное училище лётчиков ПВО. В 1982 году после выпуска попал по распределению в Грузию и летал на МиГ-23 в Вазиани в 982-м истребительном авиационном полку. В 1985 году Михо-Цхакайский полк (176 гв. иап) переучился на МиГ-29. Как перспективного лётчика Зуева переводят туда. Но перспективным он стал, когда женился на дочери начальника штаба дивизии. Произошло это событие в 1986 году. Тогда Зуеву исполнилось 25 лет. Имея крепкую поддержку, он пытается поступать в Школу лётчиков-испытателей.

       Один из знакомых Зуева напрямую обращается к В.Е. Меницкому за помощью. Но заслуженный лётчик-испытатель категорически отказывает, потому что не знает этого человека лично.

       О неудаче Зуева вспоминает и лётчик-испытатель А.Ю. Гарнаев:

       «…В ту зиму 1986-1987 года у меня было наисчастливейшее время – огромной компанией мы вырвались на горнолыжные каникулы в Кавказские горы, собрались лётчики-испытатели всех поколений: от нас троих с Сергеем Мельниковым и Маратом Алыковым – самых молодых, до уважаемых ветеранов.

       Как-то раз, в один из чудесных солнечных дней, съезжая с горы Чегет, я был остановлен одним из наших ветеранов, заместителем начальника Школы лётчиков-испытателей Александром Андреевичем Муравьёвым. Указывая лыжной палкой вверх по склону, он проговорил:

      — Видишь вверху трёх парней? Это – строевые лётчики с МиГ-29, хотят поступать в нашу Школу. Раз ты у нас самый «свежий» слушатель, я им посоветовал по всем вопросам обращаться за консультацией к тебе: через какие нужно пройти формальности и как правильно готовиться к экзаменам. Кстати, все они армавирские выпускники и, кажется, тебя знают. Помоги им в любом случае, они сейчас служат в Закавказье, где прошла и моя служба.

       Он понёсся дальше вниз, а мы с этими ребятами повстречались на склоне. Действительно, они меня неплохо знали. Ещё будучи курсантом, я стал инструктором-парашютистом и постоянно участвовал во всех парашютных прыжковых днях, помогая остальным укладывать парашюты, надевать и подгонять их, – это было вроде моей отработки за возможность прыгать самому. Таким образом, приходилось работать с большей частью курсантов младших курсов. Вот многие из них меня и запомнили, хотя я их всех, конечно же, упомнить не мог.

       Всё оставшееся после нашей встречи в горах время мы провели вместе. Это было неслабое времечко!

       Объективно все они имели отличные шансы на поступление в Школу лётчиков-испытателей, уровень лётной подготовки у них был значительно выше, чем у среднестатистического лётчика ВВС: первый класс, наиболее современный тип самолёта, и всё это – при возрасте (что тоже было весьма немаловажно) лишь двадцать семь лет!

       Субъективно один из них – наиболее симпатичный, высокий, светловолосый парень имел наилучшие шансы из-за явно выраженного упорства и даже, вероятно, целеустремлённости. После того чудного отдыха в горах он приезжал к нам в гости, в тогда ещё не очень открытый город Жуковский, и даже пожил недельку в «общаге» Школы лётчиков-испытателей. Там мы его детально консультировали, помогали подготовиться к поступлению. Но на следующий, 1988 год набора не было, и ему приходилось рассчитывать лишь на будущий год.

       Его звали Александр Зуев…»

       Сам по себе Зуев считался неплохим парнем. Говорят, хорошо пел, играл на гитаре, участвовал в самодеятельности. Мешала ему только заносчивость. Был и дамским угодником. За что, собственно, и поплатился. Когда получил отказ в 1988-м году, то ли от горя, то ли от безделья загулял. Ну, а гарнизон дело известное, вроде деревни. Там на одном конце сморкнёшься, на другом слышно. Словом, у Александра начались проблемы с моральным обликом. Пошли разъяснительные беседы в политотделе, с командирами и т.д. Но Зуев не останавливался…

       В конечном итоге от него уходит жена. Его всё чаще стали отстранять от полётов. Естественно, с уходом жены завершилась и поддержка, а где-то стала играть уже и в обратную сторону, на поражение…

       На момент того самого полёта Зуев женился во второй раз, и жена родила ему сына (через несколько дней после побега). Он же дежурил по приёму и выпуску самолётов только потому, что был от полётов отстранён. Кроме того, у него начались проблемы со зрением.

       В последнее время жил один, поскольку жена уехала к родственникам на Украину именно в связи с предстоящими родами.

       VI

      Как рассказывает генерал-майор Ю.А. Николаев (в 1976 году заместитель начальника 3-го Управления КГБ), «всестороннее изучение личности Беленко, его поведение на службе и в быту показало, что у него неоднократно складывались острые, конфликтные ситуации с командованием. Так, в период службы в Ставропольском авиационном училище он выражал настойчивое желание уйти с инструкторской работы и в связи с этим изыскивал возможности для перевода в боевой полк. Однако эти попытки успеха не имели, так как командование, как правило, лётчиков-инструкторов из училища в войска не отпускало. По этой причине он стал проявлять недовольство и резко обострил отношения с командиром. В 1975 году обратился с рапортом к начальнику училища с просьбой уволить его из Советской Армии, мотивируя тем, что не желает служить с командирами, которые постоянно злоупотребляют спиртными напитками (частично соответствовало действительности). Вскоре после этого заместитель командира полка, фамилия которого фигурировала в рапорте Беленко, в присутствии других лётчиков, найдя предлог, отругал его и объявил, что он командиром звена назначен не будет. Беленко отреагировал на это болезненно, повёл себя вызывающе. Обратившись лично к начальнику училища, в категорической форме потребовал перевода в войска либо увольнения из Советской Армии. Последний, усмотрев в поведении аномалию, отстранил его от полётов и направил на психологическое и психиатрическое обследование, что вызвало у Беленко глубокую обиду. При обследовании он был признан здоровым и годным к дальнейшей службе. Одновременно психологами были отмечены такие личностные черты, как впечатлительность, неудовлетворённость собой, склонность к волнениям, нервозность, скрытность, непреклонность и критичность взглядов. Отмечено также наличие таких психологических признаков, которые «характерны для лиц с выраженными тревожно-мнительными чертами, со склонностью к самобичеванию, «пережёвыванию» различных проблем, к болезненному самонаблюдению».

       По заключению психиатра, возникшая ситуация относится к категории психотравмирующих, что в конечном счёте приводит к возникновению невроза или иного болезненного процесса».

       После перевода в боевой полк Беленко было обещано, что при первой же возможности его назначат на вышестоящую должность. Кроме того, срок выслуги в воинском звании «старший лейтенант» у него окончился ещё 10 января 1976 года.

       Что же происходит в новом полку?

       «За первые полгода службы на новом месте Беленко зарекомендовал себя с положительной стороны, успешно прошёл курс переподготовки на новом для него типе самолёта МиГ-25 П, был назначен исполняющим обязанности начальника штаба эскадрильи, избран заместителем секретаря партийного бюро эскадрильи. К своим служебным обязанностям относился добросовестно».

       Дальше – больше! До сентября 1976 года очередного воинского звания «капитан» Беленко так и не получил исключительно из-за халатности должностных лиц. А ведь ему уже было 29 лет, солидный возраст для лётчика-истребителя!

       Увольнение же начальника штаба эскадрильи, чью должность он исполнял с мая 1976 года, затягивалось. А он очень хотел поступить в академию, и эта должность давала ему такое право. Был и ещё один факт, который был отмечен военными контрразведчиками позже: «У него не хватало налёта часов для зачёта двойной выслуги «год за два». Необходимо было набрать сорок часов, а у него насчитывалось лишь десять».

       Как утверждает генерал Николаев, «…с июля 1976 года стали замечаться странности в его поведении. Он стал нервозным, взвинченным. Болезненно переживал задержку с присвоением очередного воинского звания «капитан» и с назначением на обещанную при переводе должность начальника штаба эскадрильи. Постоянно стал конфликтовать с командованием, при этом проявлял невыдержанность и озлобленность. По поводу недостатков в службе говорил с выраженной злостью. На протяжении августа 1976 года вопрос о назначении на должность и присвоении очередного звания Беленко неоднократно пытался решить непосредственно через командира полка, начальника политотдела, штурмана полка, командира эскадрильи. По мере того как эти попытки результатов не приносили, он становился всё более озлобленным, невыдержанным, взвинченным. Взаимоотношения с командованием ещё больше обострились в первых числах сентября. Так, 3 сентября 1976 года Беленко в состоянии крайней возбуждённости, встретив в коридоре штаба командира полка Шевцова, в вызывающей форме потребовал ответа, почему ему не присваивают очередное воинское звание, не назначают на обещанную должность и не дают летать (его не включили в плановую таблицу полётов на 6 сентября). Командир, возмутившийся фактом обращения к нему в коридоре и самой постановкой вопросов, сделал замечание, но частично ответил ему. Однако его ответами Беленко удовлетворён не был.

       4 сентября во время классных занятий командир полка в присутствии офицеров возвратился к заданным ему накануне Беленко вопросам и на каждый из них обстоятельно дал разъяснения.  Присутствующими офицерами было понятно, что командир расценивает действия Беленко как проявление карьеризма. Последний, обидевшись на Шевцова, вспылил и демонстративно ушёл с занятий домой. В этот же день отказался выполнить указание командира эскадрильи заступить ответственным, мотивируя тем, что такие обязанности может исполнять только начальник штаба эскадрильи, которым он не являлся».

       К слову сказать, окончательное решение на побег Беленко принял за месяц до 6 сентября.

       И весь месяц в кармане лётной куртки носил специально с этой целью подготовленную им записку на английском языке: «К самолёту никого не подпускать. Самолёт замаскировать. Немедленно свяжитесь с американской разведкой».

       VII

      После побега Виктора Беленко были опрошены более сотни человек из числа его родственников и сослуживцев. Кроме конфликтов на службе, о которых говорилось выше, он во всём был примерным и положительным.

       Юрий Алексеевич Николаев продолжает свой рассказ о Беленко: «По заключению ГНИИ ВВС, исследовавшего объективные данные системы автоматической регистрации полёта (САРПП), возвращённой японцами вместе с самолётом, Беленко практически держал прямой курс на острове Хоккайдо и не делал никаких разворотов. Экспертизой подтверждено, что плёнка САРПП принадлежала его самолёту.

       Системой САРПП также зарегистрировано, что Беленко ушёл из пилотажной зоны в сторону моря, резко снизившись до 250 метров. На этой высоте он летел над морской поверхностью от береговой черты СССР примерно 130 километров. Такие действия пилота, по мнению специалистов, могли свидетельствовать о его стремлении уйти от радиолокационного сопровождения.

       На квартире Беленко была обнаружена рукописная схема с цифрами на отдельном листе. По заключению графической экспертизы, схема исполнена им. Специалисты, проводившие навигационно-штурманскую экспертизу, сделали вывод, что схема представляет собой прокладку маршрута полёта самолёта МиГ-25п от аэродрома Соколовка до аэродромов Титосе и Муроран (Япония) из расчёта восьмидесятипроцентной заправки самолёта топливом, то есть такого его количества, которое обычно планировалось для полётов МиГ-25п в простых метеоусловиях».

       С собой Беленко взял только свидетельство лётчика-инструктора 1-го класса, аттестат зрелости, диплом об окончании высшего военного училища и свидетельство о рождении.

       В крохотной квартирке лётчика-истребителя на кухне была небольшая полочка. На полочке, где лежало всего десятка полтора книг, в одной из них и нашли этот самый расчёт…

       В тот день Виктор Беленко сначала отвёл сына Димку в детский сад, а потом отправился на полёты.

       Командира эскадрильи он почему-то перед вылетом спросил:

       — Ну, я полетел, командир?

       Как вспоминает авиатехник В.П. Иваней, «в пятницу, 3 сентября, мы ещё с одним техником готовили «31-й» борт: новенький МиГ-25, только что поступивший с авиазавода. Всего 25 часов налёта, то есть практически время перелёта на Дальний Восток. А перед этим Беленко отпросился у командования в Находку на пару дней. Что он там делал, не знаю. В общем, мы провели положенный регламент «31 -му», всё было отлично, и самолёт «отгазовали» на стоянку. И вот в понедельник, 6 сентября, Беленко делает первый вылет на «спарке». А потом садится на «31 -й»… и исчезает».

       Дело в том, что МиГ-25 с бортовым номером «31» находился в дежурном звене, где заправка всегда была стопроцентной. А приготовленный для Беленко самолёт имел лишь 80-процентную заправку. Но якобы он имел неисправности, и поэтому борта поменяли. Словом, Виктору действительно повезло. Ему выделили резервный самолёт с полной заправкой горючего. Он лишь трижды уточнил у авиатехника, действительно ли баки самолёта заполнены на сто процентов?

       VIII

      Первыми словами Зуева на турецком аэродроме были следующие: «Наконец-то я – американец!»

       В Турции его судили по обвинению в угоне самолёта и оправдали, сочтя, что его действия носили исключительно политический характер. Турецкие власти отказались пустить к МиГ-29 американских специалистов и уже через двое суток вернули самолёт Советскому Союзу. Сам Зуев получил политическое убежище в США.

       Перед началом военной операции «Буря в пустыне» он якобы консультировал ВВС США. Говорят, именно Зуев подсказал американцам, как нейтрализовать ВВС Ирака, в которых истребители-перехватчики были советского производства. В том числе и МиГ-29.

       Затем Зуев благополучно жил в г. Сан-Диего (Калифорния), где оказывал консультативные услуги юридическим и физическим лицам, заинтересованным в бизнесе с Россией.

       В 1992 году в США в соавторстве с Малькольмом Макконнелом он издал автобиографическую книгу «Точка опоры» («Точка отсчёта»).

       Лётчик-испытатель А.Ю. Гарнаев встретил Зуева на супераэрошоу в местечке Салинас, недалеко от Сан-Франциско.

       «…Там, в Калифорнии, передо мной стоял он!

       На секунду я потерял дар речи… Потом выдавил вопрос:

       — Зуич?… А ты вроде размордел?

       — Да-а… – начал он отвечать с напускным акцентом (и вторично меня удивила его, уже совсем отличная от той, что была перед тем, манера говорить). Что-то в последнее время содержание холестерина в крови стало выше нормы. Но я скоро его снижу.

       — ?!…

       Мы пошли вместе на ленч. Я всё время чувствовал напряжение, ощущая среди мельтешивших вокруг людей и наших, и их работников соответствующих служб (я был убеждён в их присутствии). По дороге мы непрерывно болтали о каких-то, не откладывающихся в голове пустяках. Он всё время хвалился, какая с ним едет симпатичная подружка: она живёт тут недалеко, в Сиэтле, штат Вашингтон, и он из Иллинойса к ней часто прилетает, вот и сюда они приехали вместе…

       Я чувствовал себя в совершенно дурацком положении: меня и тяготил весь этот антураж, и одновременно мучило желание узнать хоть что-то, что помогло бы в моём представлении навести мосточек понимания через пропасть, отделявшую того Саню Зуева от нынешнего, но я даже примерно не мог представить: каким образом сформулировать такой вопрос? В конце концов, от перенапряга я «ляпнул», кажется, самый идиотский из всех возможных вариантов. Оборвав на полуслове их весёленькое американское щебетание, глядя твёрдо в глаза, я выпалил по-нашенски, прямо в лоб единственный вопрос:

       — Ну ладно, Зуич, объясни хоть, зачем ты в бойца-часового стрелял?

       Выражение его лица резко изменилось. Он тут же попытался натянуть стандартную американскую маску-улыбку, но его губы исказил неестественный зигзаг, в котором угадывалось страдание. А зрачки стали неподвижными, размером с игольное ушко.

       — Да ты понимаешь… он не хотел сдаваться!

       Я окончательно почувствовал себя не в своей тарелке. Стало обострённо взаимопонятно, что нам больше не о чем говорить.

       Мы коротко распрощались. Будучи всё ещё под прессом боязни возможных неприятностей, я поспешил к своему начальству доложить об этой неожиданной встрече…»

       IX

      Из сообщения агентства «Франс Пресс», которое перехватилa советская радиоразведка отцы-командиры В.И. Беленко, узнали следующее:

        «…в районе 14.00 6 сентября 1976 г. в аэропорту г. Хакодате приземлился советский истребитель МиГ-25. Лётчик выполнил посадку с грубыми ошибками и выкатился за пределы взлётной полосы. Когда к нему приблизился обслуживающий персонал аэропорта, пилот открыл фонарь кабины, несколько раз выстрелил в воздух и предупредил японцев:

       — Не подходите! Буду стрелять! Требую, чтобы о посадке самолёта сообщили командованию ВВС США. Дело буду иметь только с американцами!»

       В СССР самолёт Беленко вернули только 12 ноября 1976 года. Американцы его разобрали до винтика. Даже пробы металла и стекла брали. Судя по всему, им понравилось в этом истребителе всё, кроме прицела и радиолокационного оборудования. Для них это был уже каменный век. Тем не менее, МиГ-25 они оценили как не имеющий себе равных. Отметили простоту конструкции, её прочность, надёжность, лёгкость техобслуживания и доступность в пилотировании.

       Тем, кто встречался с Беленко, почему-то показалось, что он не очень устроен. Хотя унывающим не выглядит, улыбается, как типичный американец.

       Получив американское гражданство (Президент США принял решение о предоставлении ему политического убежища 7 сентября), Виктор Беленко сначала преподавал технику и тактику воздушного боя в одной из военных академий. Женился на американке, учительнице музыки из Северной Дакоты, которая родила ему двоих детей. Но характер Беленко ничуть не изменился. Впоследствии семья распалась, и он по брачному контракту оставил своей жене заработанный непосильным трудом дом.

       В 1980 году в США вышла его книга в соавторстве с Джоном Барроном «Пилот МиГа». Беленко также консультировал Тома Клэнси во время написания его известного бестселлера «Погоня за “Красным Октябрём”». Американцы вывозили его на один из авианосцев, где знакомили с бытом своего лётного состава и даже якобы дали ему возможность полетать на палубных самолётах, во что верится с трудом – в конце концов, не такое это простое дело, летать с палубы, тем более, имея перерывы в лётной работе.

       Когда был сбит южнокорейский Боинг, Беленко был включён в число специалистов сформированной ЦРУ оперативно-исследовательской группы. Тогда он сильно помог американцам.

       Со временем Беленко перешёл на консультации по вопросам бывшего СССР, одновременно работал в одной из авиационных фирм, жил в штате Калифорния, меняя номера гостиниц и мотелей. Занимался торговым бизнесом, в том числе с Россией.

       Прошла информация, что в 1995 году Беленко по делам бизнеса был даже в Москве, якобы, под чужой фамилией (что смахивает на враньё – Беленко не стал бы рисковать своей жизнью, пусть даже для распрекрасного бизнеса!),… Будучи гражданином США, он побывал в 68 странах мира.

       В 1997 году В. Беленко дал двадцатичасовое интервью японскому журналисту Синитиро Сакикава.

       X

      В этих двух историях больше всего стало жаль семью Виктора Беленко.

       Людмила Петровна (познакомилась с Виктором в Армавире) до сих пор ждёт весточки от мужа. Каждый год она обращалась в Министерство иностранных дел, все эти годы она ходила в церковь и не знала, за здравие ставить свечку или за упокой.

       По её мнению, у мужа не было никаких причин для угона. В Приморье они поехали поближе к родине её родителей. До сих пор жена Беленко считает его «самым лучшим на свете». Пять лет они прожили душа в душу.

       В середине восьмидесятых прошёл слух: Беленко погиб в автокатастрофе.

       Второй раз смерть Беленко подтвердил, выступая по телевидению, председатель КГБ Крючков. Он сказал, что, по его сведениям, Беленко умер.

       В 2001 году в прессу просочилась новая информация: «недавно ещё один угонщик МиГов из СССР В. Беленко попал в страшную автокатастрофу, но чудом остался жив».

       На сегодня известно следующее: в Ошкоше Беленко представлял самолёт БД-10, где тесно работал с представителями русских авиакомпаний. Он просто мечтал наладить их производство в Комсомольске-на-Амуре по программе русско-американского сотрудничества. Но после того, как с этим самолётом произошло три катастрофы, Беленко просто исчез. Некоторые связывают это с его гибелью в одной из них.

       В 2003 году авиационный журнал «Военные птицы» опубликовал информацию о катастрофах БД-10. Первая произошла 30 декабря 1994 года по причине превышения скорости, ограниченной конструктором. Вторая – 4 августа 1995 года из-за поломки болта соединения сервомотора с элероном, в результате чего самолёт вошёл в режим неуправляемого вращения.

       И третья 21 февраля 2003 года произошла во время испытаний над морем возле острова Католина в Калифорнии из-за разрушения вертикального оперения. По свидетельству очевидца, самолёт Беленко стал разваливаться в воздухе, и большая часть самолёта, ударившись о поверхность воды, оставила только большое масляное пятно.

       Александр Зуев последнее время жил в Сан-Диего и консультировал тех американских предпринимателей, которые намеревались открыть свой бизнес в России.

       В 2000 году Зуев продал свой дом во Флориде и переехал в штат Вашингтон с целью основания там лётной школы с другим известным пилотом Джерри Уорреном.

       10 июня 2000 г. Зуев и Уоррен летели на советском учебно-тренировочном самолёте Як-52 в группе с тремя другими самолётами. Неожиданно одномоторный Як… сорвался в штопор и врезался в землю вблизи нефтеперерабатывающего завода компании «Бритиш Петролеум». Это произошло в 150 километрах от Сиэтла.

       Если это так, то смерть лётчика в кабине самолёта – не самая худшая из всех возможных на этой планете. Но дело об угоне МиГ-29 ещё не закрыто, как и дело об угоне МиГ-25.

       И как бы мы ни относились к Беленко или Зуеву лично, но то, что они сделали, в любой стране называется предательством и карается по всей строгости закона. Их действия, совершённые пусть даже под давлением каких-то исключительных, если так можно назвать, обстоятельств, везде квалифицируются не иначе как измена Родине. Другой оценки их действиям ожидать не приходится…

 

Использованная литература:

      1.  Авторы статей, публикаций, книг: Вояки Н., Довбня А., Докучаев А., Кабанников А., Журавлёв И., Коробейников Д., Коц А., Островский А., Смыслов О, Тимофеев С, Филоненко В., Фёдоров В., Шапкин С.

       2.  Гарнаев А.Ю. «Аэроузел-2».

       3. Меницкий В.Е. «Моя небесная жизнь».

       4. Николаев Ю.А. «Будни военного контрразведчика».

       5. Подмолоты В. «Полёт без возврата».