AVIACITY

Для всех, кто любит авиацию, открыт в любое время запасной аэродром!

Легендарный М.В. Водопьянов

Немного из истории
Среди выдающихся отечественных летчиков есть имена, ставшие поистине легендарными. Одно из них — Михаил Васильевич Водопьянов. Полеты по сложным воздушным арктическим трассам, в том числе и непосредственно на Северный полюс, открытие дальних авиалиний, боевая работа в небе войны, включая участие в одном из первых рейдов бомбардировщиков на Берлин в 1941 году, — сегодня уже нельзя представить эти известные страницы истории нашей авиации без Водопьянова.
Слава пришла к нему в дни спасения челюскинцев, которые потерпели бедствие в арктических водах. 16 апреля 1934 года в СССР было введено звание «Герой Советского Союза». Через четыре дня первыми его были удостоены семь летчиков, эвакуировавших экипаж парохода на Большую землю. Героем Советского Союза № 6 стал пилот гражданской авиации М. В. Водопьянов.
«Больше пяти тысяч километров пришлось лететь Водопьянову для того, чтобы принять участие в спасении экипажа «Челюскина», — писала тогда «Красная звезда». — Но это не так много для того, в чьем послужном списке триста двадцать тысяч километров воздушного пути… В 1929 в графе «Типы машин» Водопьянову разрешалось летать только на самолете «Конек-Горбунок». Потом появились «Фоккер С-IV», «Юнкерс Ю-13»… Сейчас он имеет больше двух тысяч часов налета и только в 1930 году, он сделал сто двадцать пять тысяч километров».
В авиацию Водопьянов пришел из любви к технике. Родился он в крестьянской семье в селе Студенки под Липецком. С детства пришлось ему помогать отцу, и он научился косить, пахать, молотить, пилить доски. Мечтал стать пастухом. Всего год ходил в школу, потом снова пришлось ходить за сохой. Впервые услышал об аэропланах от сына соседа-лавочника. Их показывали в «туманных картинах» кинематографа. Но первым настоящим потрясением была для него встреча с «живым» автомобилем в Липецке. Пораженный Михаил «готов был бежать за ним без конца». Когда же увидел первый аэроплан, пролетавший над деревней, «чуть не свалился с крыши», которую они крыли с отцом. Как могла такая махина летать?! Этот вопрос не давал ему покоя.
А речь шла о тяжелом многомоторном аэроплане «Илья Муромец». Авиачасть с этими самолетами базировалась тогда под Липецком. И когда Водопьянов уходит в 1918 году добровольцем в Красную Армию, ему удается попасть именно в эту часть. Начинал он с должности кучера — подвозил на лошади бензин к самолетам, потом перешел в кабину шофера и, наконец, помогал авиамеханику. Заодно изучал неисправности в двигателях и других частях самолета. За старательность и мастерство в ремонте самолетов его брали в полет в качестве пассажира. Поэтому после демобилизации он уже не мыслит себя без техники и едет в Москву.
Почти полгода обивает пороги «Добролета», подрабатывая разгрузкой вагонов. И, наконец, его оформляют мотористом в бригаду Ф.И. Грошева, летавшего на Север с летчиком Бабушкиным. Вскоре он уже бортмеханик у известного летчика И.В. Михеева и летает с ним в Дагестане, опрыскивая поля. Самостоятельно отремонтировав учебный самолет «Авро», Водопьянов за три месяца обучается летному делу и в 1928 году он уже пилот гражданской авиации. Всего с полугодовым стажем его, как опытного летчика, направляют открывать новую линию Хабаровск — Сахалин. И он открывает ее в январе 1930 года, являясь одновременно и летчиком и «обслуживающим персоналом», расчищающим взлетные полосы.
На лошадях и собаках этот путь преодолевали за тридцать дней. Каждому командированному на Сахалин выдавали тогда две тысячи суточных — одну на обмундирование и одну на питание и проезд. Билет же на самолет стоил всего 350 рублей за пять-шесть часов полета, так что бедный командированный даже суточные за этот день получить не мог.
В мае 1930 года Водопьянов совершает свой первый дальний перелет Москва — Хабаровск за сорок один летный час. После этого получает приказ переквалифицироваться на морского летчика. Обучение проходил над Амуром, а летать предстояло над морем. Вспоминая свой первый полет над морской поверхностью, он рассказывал, что вынужден был обратиться к пассажирам с вопросом — крупные это волны или нет? Те замялись, и насколько же он был удивлен, когда оказалось, что это лишь мертвая зыбь. В этом же году Водопьянов участвует в разведывательной экспедиции для определения количества белухи и нерпы в Охотском море, где до этого их не добывали. Были облетаны все Шантарские острова, порой в день налет составлял почти девять часов.
В 1931-м при организации отряда имени «Правды», который должен был обеспечивать доставку матриц газеты по крупным городам страны, в него назначают и Водопьянова, хотя и не имевшего опыта ночных полетов. И снова приходилось учиться «на ходу». Первый ночной полет в Ленинград. «Все просто, — советовал командир отряда. — Поставь компасный курс 320°, выйдешь на железную дорогу и прямо по ней до Ленинграда». А в итоге из-за потери курса опоздание на три часа. Зато свой последний полет в этот город Водопьянов совершил за два часа и сорок минут вместо обычных трех.
В феврале 1932-го он участвует в разведке тюленей на Каспийском море, взлетев однажды на лыжах с узкой полоски снега, привезенного с поля. В благодарности, полученной от зверобойного треста, пилот прочел, что план выполнен благодаря «удивительной способности осуществлять ориентирование в воздухе при столь типичных на Каспии густых туманах и его немалому самообладанию и опытности». Потом работа на пассажирской линии Москва — Свердловск, в трансавиации по перегонке крылатых машин на Дальний Восток и в Среднюю Азию, в том числе первого самолета с каркасом сделанным из нержавеющей стали — «Сталь-2».
В сентябре 1932 года Водопьянов совершает экспериментальный полет — перегонку самолета П-5 с переделанной бортмехаником Матвеенко системой воздушного охлаждения для облегчения эксплуатации в зимних условиях. Самолет перегнали в Хабаровск с рекордной скоростью за три дня. Журнал «Гражданская авиация» отметил тогда, что «перелет служит ярким доказательством прекрасных качеств самолета и мотора советского производства, редкой выносливости и опытности пилотов…»
Удивительной оказалась судьба самолета П-5. Чтобы ускорить испытания самолета-разведчика Р-5, было построено четыре экземпляра. Однако испытательные полеты первой опытной машины проходили настолько успешно, что остальные оказались не у дел. Тогда Поликарпов предложил второй самолет, укомплектованный советским двигателем «М-17», передать к празднику Первого мая 1930 года ГВФ.
Совершенство конструкции Р-5 подтвердила его победа осенью 1930-го на Международном конкурсе в Тегеране. И так случилось, что второй экземпляр Р-5 достался молодому пилоту М.В. Водопьянову. С гражданским номером он стал перевозить почту и матрицы «Правды». Потом Водопьянов переоборудовал его в лимузин, увеличив скорость на 10-15 км/ч, поставил калорифер, провел подогрев под ноги, так что можно было летать при сорокаградусном морозе.
Однако 13 февраля 1933 года самолет при перелете на Камчатку потерпел аварию в районе озера Байкал. Сказались недостаточная подготовка в организации полета и переутомление пилота. В результате — гибель бортмеханика Серегина, серьезные травмы у летчика и повреждение самолета. Однако по настоянию Водопьянова, он был восстановлен, переоборудован в лимузин на пять человек с багажником. Установлены запасные бензобаки, термометр и верхний водяной бачок, чтобы не промерзали дренажные трубки. Поставлен глушитель с обогревом пилотской кабины.
Правда, с переоборудованием дело на заводе тормозилось. Бывало, летчик уходит с завода, и самолет выкатывают из ангара. Выручила тогда комсомольская организация, во внеурочное время молодые работники завершили все работы. И в феврале 1934-го отремонтированная машина была готова к дальним перелетам.
А 13 февраля в 155 милях от мыса Северного, раздавленный льдами, затонул «Челюскин». 104 человека оказались на льдине. 57 дней она будет их пристанищем. И пилот Водопьянов, выражая готовность лететь на помощь потерпевшим, пишет заявление в редакцию газеты «Правда». Он уверяет, что его П-5 полностью пригоден к любым перелетам в любое время года и при любых атмосферных условиях, а также и в арктической обстановке».
Чтобы сократить путь к льдине челюскинцев, Водопьянов летит через Анадырский хребет, где погибло несколько экипажей. Этот полет начальник Управления полярной авиации М.И. Шевелев назвал «выдающимся». На своей машине за три рейса Водопьянов вывез десять человек. По отзывам зарубежной прессы, советские летчики совершили «одну из самых драматичных спасательных операций в истории Арктики».
После того как Водопьянову пришлось «столкнуться с белым арктическим безмолвием, его неповторимой и обманчивой красотой, подстерегающим на каждом шагу коварством», он с тех пор и навсегда полюбил суровый край. После спасения челюскинцев Водопьянов становится полярным летчиком.
Считая его одним из наиболее энергичных сторонников развития полетов в глубь Арктики, полярный исследователь О.Ю. Шмидт обратился к Водопьянову с вопросом — готов ли он взяться за разработку проекта перелета на полюс с целью доставки туда полярной станции и зимовщиков. И Водопьянов согласился. Ответом летчика была рукопись книги «Мечта пилота», которую Водопьянов показал в Главном управлении Севморпути О.Ю. Шмидту. В книге, а затем и пьесе, он как бы осмысливал свою мечту о полете на полюс, стоивший жизни не одному исследователю Арктики.
В 1936-м для проведения разведки в Ледовитом океане экипажи М.В. Водопьянова и В. М. Махоткина выполняют перелет Москва — Земля Франца-Иосифа. А через год полюс был завоеван.
21 мая 1937 г. самолет «СССР Н-170» («АНТ-6») под командованием М.В. Водопьянова выполнил первую в мире посадку на «краю земного шара», доставив туда «четверку папанинцев». Впоследствии, уже в послевоенные годы, Водопьянов примет участие в организации ледовых станций СП-2, СП-3, СП-4. Иностранные газеты писали: «Поистине сейчас время техники и чудес». Командир американского авиационного армейского корпуса генерал Вестовер, в своем приветствии Водопьянову и его экипажу отметил, что «этот полет окажет огромное содействие по сокращению воздушных трасс мира». И подтверждением этому были совершенные летом того же года перелеты В. Чкалова и М. Громова через Северный полюс в Америку, ставшие возможными и благодаря полетам крылатого разведчика Водопьянова.
21 июня 1941 года экипаж Водопьянова проводил ледовую разведку над Карским морем. 25-часовой полет подходил к концу, когда радист Богданов сообщил о начале войны. После возвращения на свою базу экипаж услышал от командира: «Я пойду на фронт» и также поддержал его. Был составлен список добровольцев из 22 человек, всех находившихся «под бронью». Прилетев в Москву, Водопьянов получил на нем визу Сталина — «Согласен».
Водопьянов еще до начала войны обращался с письмом к Сталину о целесообразности организации специального бомбардировочного соединения, оснащенного тяжелыми четырехмоторными ТБ-7. Чуть раньше с аналогичным предложением к Верховному выходил Голованов. Таким образом, идея специального подразделения буквально витала в воздухе. С началом войны Сталин принял решение ее реализовать. 29 июня 1941 года началось формирование 81-й дивизии под командованием Водопьянова. В состав дивизии вошел 412 ТБАП на ТБ-7 и 420 ТБАП на Ер-2. Эти машины были способны «достать» до Берлина.
Вскоре был получен приказ: «…т. Водопьянову… с 9 августа или в один из последующих дней, в зависимости от условий погоды, произвести налет на Берлин… считать в качестве запасной цели для бомбардировки г. Кенигсберг. Сталин».
На подготовку операции отводили всего две недели. В такие сжатые сроки, естественно, качественно довести авиатехнику было крайне сложно. Не хватало времени и на необходимую подготовку экипажей. Конечно, опыта полярным летчикам и гражданским пилотам было не занимать, им привычны были перелеты в «сложняке» и ночью, однако полностью отсутствовали военные навыки — знания тактики. Особенности прицеливания, ведения бомбометаний и выполнения противозенитных маневров, а стандартная для гражданских штурманов прокладка курса по таким заметным ориентирам как городам — могла стать причиной гибели над вражеской территорией.
Рейд на Берлин был первым боевым заданием авиационной части, формирование которой завершилось лишь 29 июля. Взлетать решили с аэродрома Пушкин, который располагался вблизи Ленинграда. Протяженность всего маршрута составила 2700 км, что было на 500 км меньше при старте с московских аэродромов. Кроме того, основная часть пути проходила над Балтикой, в обход районов защищенных ПВО. Лишь 500 км оставалось лететь непосредственно над территорией Германии. К сожалению, спешность подготовки негативно сказалась на результатах рейда.
Неудачи преследовали летчиков с самого старта. У одного бомбардировщика на взлёте отказали два мотора, он упал рядом с аэродромом и взорвался. Второй самолет по ошибке был подбит своими же зенитчиками над Финским заливом. Еще два бомбардировщика, из-за неисправностей в двигателях проводят бомбометание по запасной цели и возвращаются. После полуночи оставшиеся из десяти шесть машин всё же долетают до вражеской столицы. На Берлин обрушивается 10 тонн смертоносного груза.
Уже во время возвращения на бомбардировщике Водопьянова выходит из строя двигатель, но Михаил Васильевич удачно сажает самолет в лесу. Самолет был разбит, но из экипажа никто не пострадал. Летчики смогли перейти линию фронта и вернуться в часть.
Вскоре Михаила Васильевича вызвали в Москву на прием к Сталину. Верховный Главнокомандующий был явно недоволен тем фактом, что из десяти машин, участвовавших в рейде на Берлин, возвратились только две. Водопьянова сняли с должности командира дивизии. Но он продолжил воевать командиром экипажа. Только в 1943 году М.В. Водопьянову было присвоено звание генерал-майора авиации.
После завершения войны Михаил Васильевич продолжил службу в полярной авиации. В 1948 году Водопьянов принимал активное участие в организации новой научной станции «Северный полюс-2». В 1949 году он был представлен к званию дважды Героя Советского Союза, однако, получил только второй Орден Ленина. Сейчас известно, что его новым подвигом была посадка на Южном полюсе, но ранее это событие было качественно засекречено.
На заслуженном отдыхе Михаил Васильевич активно занимался литературным делом. Им было написано множество книг, а две его драмы шли на сценах театров. Умер М.В. Водопьянов 11 августа 1980 года.
Память о великом летчике увековечена в названиях улиц. Его имя было присвоено первому из серии самолёту Ил-96-300 авиакомпании «Домодедовские авиалинии», SSJ100-95, а такжестратегическому бомбардировщику Ту-160 и самолёту Ил-76.

/По материалам topwar.ru/

Победивший страх: 10 малоизвестных фактов о Иване Кожедубе

8 июня Ивану Никитовичу Кожедубу исполнилось бы 98 лет. Сайт телеканала «Звезда» рассказывает о вехах жизни знаменитого аса.

1. В 10 лет Ваня Кожедуб чуть не утонул в реке. Если бы не старший брат Александр великого летчика мы могли бы и не узнать.
2. Сначала инструктор Кожедуба в Чугуевской школе пилотов охарактеризовал Кожедуба как «немного медлительного». Зато на следующих курсах он стал первым, кого допустили к самостоятельным полетам.
3. Впервые Кожедуб увидел Покрышкина в 1944 году, но побоялся к нему подойти. Сам Кожедуб объяснил это «каким-то чувством неловкости».
4. Во время разгрома немцев под Познанью Кожедуб со своей эскадрильей жили в доме Фокке-Вульфа — того самого конструктора, с самолетами которого так часто приходилось встречаться нашим в небе.
5. Иван Кожедуб сбил два американских самолета уже в конце Великой отечественной войны. Тогда, чтобы летчику засчитали сбитого противника он должен был предоставить фотографии с ФКП (фотокинопулемета). Когда одного из американских летчиков, посадивших подбитый самолет, спросили кто его сбил, он почти без запинки ответил «Фокке-Вульф». Но пленки с ФКП, свидетельствующие об обратном, на всякий случай, Кожедуб забрал.
6. По официальным данным, Иван Кожедуб сбил 62 самолета противника. Однако, цифра эта скорее всего больше. Ведь не всегда удавалось зафиксировать на ФКП очередного сбитого немца.
7. Всего в истории было три трижды героя Советского союза — маршал Буденный и два летчика-аса — Александр Покрышкин и Иван Кожедуб.
8. Сам же Иван Кожедуб своей четвертой звездой героя называл жену Веронику. Правда, для начала, устроил девушке испытание и не сказал кто он на самом деле, а просто начал ухаживать. И вот когда понял, что его регалии и звания не будут основной причиной их союзу, только тогда и рассказал будущей супруге кто он есть.
9. Помимо Великой Отечественной войны, Иван Кожедуб поучаствовал и в Корейской. Тогда американцы начали использовать свой новый самолет F-86 «Сейбр», который превосходил наши МиГ-15. Тогда Иван Кожедуб командовал 324-й истребительной дивизией, которая получила приказ «добыть самолет». Приказ даже перевыполнили — в Москву «поехали» аж два «американца».
10. Иван Кожедуб был в приятельских отношениях с Владимиром Высоцким. Однажды знаменитый летчик, а в ту пору уже первый зам Главкома ВВС по боевой подготовке приехал в Ташкент по рабочим вопросам к Алексею Микояну. И вдруг ему позвонил Высоцкий и попросил достать вертолет. Оба знаменитых летчика просьбу музыканта выполнили.

https://tvzvezda.ru/news/vstrane_i_mire/
Екатерина ГАБЕЛЬ

Свой среди чужих – 3. Гадкий утёнок, которого русские сделали соколом

Наверное, странно видеть фото всем известного истребителя, на котором летал трижды Герой Советского Союза Покрышкин, под таким заголовком. Но факт в том, что «Аэрокобра» действительно попала к нам не просто так и не по доброте душевной добрых англичан и американцев. Те как раз действовали по принципу «отдай другим (в смысле русским), боже, что себе негоже». И «Кобра» ничуть не исключение.

Но так как вопросы ленд-лиза оговорены уже трижды и девятикратно, мы на них заострять внимание не станем. Не все, что шло к нам, было откровенным хламом. Например, автомобили. Или бензин. Но к самолетам это точно не относится, потому что все, что летало и поставлялось в СССР, было как раз не самого лучшего качества.
«Мустанги» и «Спитфайры» наши союзники предпочитали эксплуатировать сами. Правда, в 1943 году англичане с барского плеча нам прислали «Спитфайров», но как бы было уже поздновато. Сами справились. И «Громовержцы» спокойно простояли на аэродромах ПВО Москвы.

Но вернемся к «Аэрокобре».

История происхождения проста, как все американское, что связано с историей. Жила-была большая корпорация «Консолидейтед». В историю авиации эта фирма вошла как разработчик и производитель летающей лодки «Каталина» и бомбардировщика В-24.

Но в 1935 году вице-президент фирмы Лоуренс (Ларри) Белл учредил фирму «Белл». Причина была проста: не все сотрудники согласились на переезд из Буффало в Сан-Диего, в соответствии с принятым руководством компании решением. Вместе с Беллом остались в том числе его технический помощник Уитмен и главный инженер Вудс. Которые стали соучредителями Белла.
Новая фирма умудрилась сохранить нормальные отношения с «Консолидейтед», и выжила благодаря заказам от бывших работодателей. Сначала «Белл» занималась выпуском комплектующих к «Каталине», но со временем замахнулась на более значимые проекты.

Первым проектом, воплощенным в металле, стал «Аэрокуда». Двухмоторный истребитель с довольно тяжелым вооружением (2 х 37-мм пушки 2 х 12,7-мм пулемета 2 х 7,62-мм пулемета). Но технические характеристики, а также куча проблем механического характера привели к отказу от серийной постройки самолета. Всего было выпущено 13 машин опытной партии.
Но Белл сотоварищи не унывали, и пока шли испытания «Аэрокуды», в фирме вовсю трудились над новым самолетом. И в 1937 году начались работы, а в 1939 году впервые в воздух поднялся ХР-39, прототип «Аэрокобры».

Прототип вел себя прилично, была заказана испытательная партия в 13 машин, а флот США пошел еще дальше, и заказал для себя партию таких самолетов, только привычной компоновки в плане шасси и с посадочным гаком для посадки на палубу авианосца. Так могла бы появиться «Аэробонита».
Но испытания и начавшиеся бесконечные проблемы с мотором и прочностью шасси поставили на «Аэробоните» крест. А после Перл-Харбора флотским стало вообще не до нее. «Аэробонита» не взлетела.

«Аэрокобра» же, как ни странно, жила и здравствовала. После первой серии в 80 машин ВВС США заказали еще 923. Кроме того, англичан Белл умудрился раскрутить на 475 машин, и еще 200 машин, заказанных, но не полученных Францией, после капитуляции тоже решили забрать англичане, и 74 «Кобры» были заказаны ВВС Австралии.

У англичан «Аэрокобра» что называется, «не зашла». Проще говоря, американцы просто обманули своих британских союзников. «Кобру» облегчили почти на тонну, сняв для этого почти все дополнительное оборудование, вручную отполировали все поверхности, и вот, убедитесь, отличный самолет!

Да, облегченный таким жестоким образом истребитель разгонялся до 650 км/ч и имел дальность полета до 1600 км. Что тут говорить, где американцы, а где честность, когда речь идет о прибыли? Понятно, что серийные экземпляры Р-39, прибывшие в Англию, стали холодным душем на головы английских летчиков.
В августе 1941 года первые 11 истребителей были доставлены в Англию. А в ноябре того же года «Аэрокобры» были сняты с вооружения и заказ на остальные 200 машин был аннулирован.

Основным поводом для такого резкого шага стали следующие претензии:

1. Максимальная скорость оказалась минимум на 50 км/ч меньше, чем у опытного образца.

2. Разбег при взлете достигал почти 700 м, что не позволяло использовать «Кобру» на большинстве аэродромов Британии.

3. При стрельбе в кабину попадало большое количество пороховых газов.

4. Первый же выстрел 37-мм пушки намертво клинил гирокомпас. Кстати, это самый серьезный недостаток, по мнению англичан.

В Австралии дела шли ничуть не лучше. Нарекания и рекламации шли потоком, и сразу после окончания войны Австралийские ВВС поспешили вернуть все самолеты обратно в США.

Фирма «Белл» реально оказалась на грани краха.

Спасли ее, как ни странно, британцы. Понятно, что не от хорошей жизни. Но союзники нашли шедевральный выход из ситуации, предложив «Аэрокобры» вместе с авиахламом типа «Харрикейн» Советскому Союзу. Нашим в то время деваться было просто некуда, поэтому «Аэрокобры» пошли в СССР.

Доставлялись они с трех направлений. Из Великобритании морским путем в порты Мурманска и Архангельска, из Ирана «своим ходом» в Азербайджан, и был еще совсем сумасшедший маршрут из США, через Аляску, на аэродромы Дальнего Востока, а оттуда по железной дороге. Так называемый АЛСИБ.

Всего в СССР было поставлено 4 952 машины всех модификаций. Это по факту, утонувшие с кораблями северных конвоев или сломавшиеся по дороге не учитываются.

И тут начались странности. Советским летчикам «Аэрокобра», от которой к тому времени шарахались все пилоты «нормальных» стран, внезапно пришлась ко двору. Более того, есть цифры, что один только полк Покрышкина на «Кобрах» сбил больше самолетов противника, чем все английское, американские и австралийские летчики. А они сбили около 300 штук.

Однако, наученное горьким опытом эксплуатации «Киитихауков», «Томагавков» и «Харрикейнов», советское командование не спешило бросать «Кобры» в бой. Для начала самолет был тщательно изучен опытными пилотами под руководством А. А. Громова. И это изучение не далось без крови. При испытаниях «Кобр» погибли летчики-испытатели НИИ ВВС А. К. Груздев, К. А. Автономов, К. И. Овчинников.

Список претензий к фирме «Белл» был несколько отличен от британского.

1. Штопор и плоский штопор. «Кобра» очень охотно «штопорила» из-за малейшей децентровки, сваливалась в плоский штопор, из которого ее вывести было сложно.

2. Недостаточная прочность хвостовой части. Выявлялись скручивание хвостовой части фюзеляжа на участке радиолюка при резких эволюциях в воздухе, и деформация обшивки в нижней концевой части фюзеляжа. Был описан и задокументирован случай (1944 год, 273-й ИАД), когда в воздухе одна из половин стабилизатора загибалась во внутреннюю сторону.

3. При оставлении машины летчиком зачастую самолет калечил пилота хвостовым стабилизатором.

4. Двигатель вырабатывал заявленный моторесурс (250 ч) не более чем на 60%.

А так хороший самолет, не правда ли?

Сравните претензии англичан и советских специалистов. Внимательно. Британские летчики осуществили 4 (четыре) боевых вылета на четырех «Кобрах», накатали претензию и от самолета дружно отказались. Понятно, это же Европа… Куда нам до британцев. У них к тому же был уже «Спитфайр».

А наши — летали. И не просто летали, а воевали.

Что стоит за словами «резкие эволюции самолета в воздухе»? Да, черт возьми, Карл и все прочие, это ВОЗДУШНЫЙ БОЙ! Зачастую с превосходящими силами противника.

Вот и вся разница. Англичане полетали, поняли, что самолет тот еще… и от него отказались. А наши начали что? Правильно, все по-русски: «обработать молотком и напильником». Для этого служили особые авиаполки.

22-й запасной авиаполк был своего рода перевалочной базой для всех импортных самолетов, поступавших с северного направления. Там их собирали, облетывали, переучивали на них летчиков. Полк первоначально базировался в Московской области, а в конце 1941 года был переведен в Иваново.

Аналогом 22-го ЗАПа на юге служил 25-й ЗАП, получавший истребители, поступавшие в СССР по ленд-лизу южным маршрутом через Иран.

Мне повезло иметь несколько бесед с техником-мотористом 153 ИАП, моим земляком Чашечкиным Николаем Ивановичем. Выпускник Воронежского авиационного техникума, в 1942 году был призван в армию и волею судьбы попал в 153 ИАП, в котором и прослужил до 1943 года, когда был тяжело контужен взрывом бомбы. После чего продолжил службу в 22-м ЗАПе.

Вот что Николай Иванович рассказывал о «Кобрах».

«Со штопором боролись, как могли, правда, победить его не сумели. У нас (в 153 ИАП) практиковали такой способ: брали канистру, резали пополам. Получались две формы. Мешали песок с оружейной смазкой, этой смесью обмазывали формы изнутри и потом заливали расплавленный свинец. Получались два свинцовых кирпича весом килограммов 15 каждый. Эти кирпичи размещались в носу самолета, под пулеметами, места хватало. На «Кобре» вообще места было везде достаточно.

Дальше самое интересное. Кирпичи прихватывали на болты. Потом летчик без боекомплекта делал пробный вылет. Потом говорил, как, нормально, или нет. Если нормально — мы сверлили отверстия в корпусе и уже прикручивали намертво. Если не понравилось — перемещали грузы еще. Ну и что, что дырки? Дырки заваривали потом, делов-то.

Затем грузили боекомплект, откатывали триммеры, и летчик еще раз взлетал. Ну и, уже в полете, сам смотрел, что и как. Не бог весть что, но помогали эти кирпичи — лучше, чем ничего. Просто если на «Кобре» весь БК расстрелять, она очень плохо управлялась.

Крыльевые пулеметы сразу снимали. От английских толку вообще не было никакого, только лишний вес. Так что все у нас воевали с пушкой и двумя крупнокалиберными. А из крупнокалиберных мы потом зенитки делали. Рамы варили и ставили попарно. Сбить при налете, может, и не собьешь, но отпугнуть можно. А бывали случаи, что технари сбивали. Машина легче становилась. Легче — это маневр, это дольше в воздухе можно пробыть.

Смазку американскую сразу удаляли. Не для наших морозов. Пушку, пулеметы, редуктор, шасси — все вымывали добела и нашу ставили.

Масло… Да, «Аллисон» очень к маслу был требовательный. Чуть опоздал со сменой — сразу стружку гнать начинал. Постоянный контроль нужен был. И нас, кстати, к культурке приучил американец. На наших как? Машину подогнал, хоть ведром черпай да заливай. Здесь такое не проходило. Научились на своем опыте. Добывали полотно как могли, сперва через него прогонишь, да в чистую емкость, а уж потом в двигатель льешь. Это уже в 44-м году спецмашины пошли, с фильтрами да рукавами.

Был еще у нас секрет один. Вот говоришь, что для англичан не пошел самолет. Англичанин — он джентльмен, по правилам воевал. А у нас какие правила? «А нынче нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим!» Вот и все правила.

Не выхаживали «Аллисоны» положенный ресурс? А как ему выходить, когда нам не на прогулку летать надо было, а воевать и бить врага? Мы, когда поняли, где что в моторе, так ограничители того… Конечно, если не больше 2200 оборотов давать, то он, может, все 200 часов и выдал бы. Кто б только ему такую возможность дал. 2500, дорогой, 2500. Да, бензин почти всегда американский был, высокооктановый. Маслице хорошее, да еще и чистое, да подогретое. Фильтры мытые, чищеные. Но если в бой, да так, чтобы наравне с «фоками» и «мессами», — будь добр, 2500 оборотов. Да форсаж, не по инструкции, а когда надо летуну. Ну и выкидывали все лишнее с самолета. До полтонны можно было долой без вреда.

Понятно, что 80-90 часов — и мотор в утиль. А мы что? Мы морды вениками и к зампотеху. Списывай, дескать, мотор, негоден. Плохой какой-то попался. Пиши докладную. Если кто хочет, пускай освидетельствует. А ограничители, понятное дело, как надо стоят. С теми же пломбочками заводскими. Нам воевать надо было, а не моторесурс вырабатывать, так вот. И летчику надо было в бою все взять от машины, чтобы врага в землю воткнуть. А остальное — мелочи.

Я уже в 22-м ЗАПе служил, после госпиталя, так американцы часто приезжали. Вежливые, дотошные. Они реально пытались понять, почему такие проблемы с самолетом. Но как со штопором ничего умного не придумали, так и с моторами тоже. А одно не смогли — кто ж поверит, что в другом что не так?

За хвостами смотреть внимательно приходилось. Постоянно. Чуть где пошла кривизна — стоп, на переборку. Слабые хвосты были. Очень слабые. Мы что могли, то делали. Крепили. Летчики летали. Врага били.

«Кобра» для техника удобный самолет. Ко всему подойти можно без проблем. Пока я с мотором посередине ковыряюсь, оружейники пушку с пулеметами в носу заряжают. А приборист, если надо, в кабине видит, помочь может ручки перезарядки подергать. Удобно. Летать сложнее было. Но лучше, чем на других. «Птеродактиль» («Харрикейн») — это для всех тоска была смертная. А «Кобра» — ничего, хороший самолет. Удобный. Сильный. Просто его надо было научить по-нашему летать и воевать. Думаю, научили».

Что ко всему сказанному можно добавить? Да ничего. «Кобра» была интересной машиной. То, что англичане и американцы «не смогли» ее, говорит о том, что самолет был «сырой». И так бы и остался он в списке неудачников, если бы не попал к нам. Да и к нам он попал не от хорошей жизни.

Но реальность такова, что именно в нашем небе «Аэрокобра» из гадкого утенка превратилась в сокола. Но это потому, исключительно потому, что за ее штурвалами сидели советские летчики, а готовили к полетам наши же механики.

В любой другой стране судьба этого самолета была бы иной.

Благодаря советским летчикам:

153 ИАП — 28 Гвардейский Ленинградский ИАП;
185 Краснознаменный ИАП;
30 Гвардейский Баpановический Кpаснознамённый ИАП;
145 ИАП — 19 Гвардейский ИАП;
298 ИАП — 104 Гвардейский ИАП;
45 ИАП — 100 Гвардейский ИАП;
16 Гвардейский ИАП;
494 ИАП.

Любой самолет (особенно неплохой) в умелых руках — это грозное оружие. Наши умели воевать даже на откровенном авиахламе типа «Харрикейна». И воевали. «Кобра» была не самым лучшим самолетом той войны, но, «обрусев», сыграла свою роль (значительную) в разгроме «Люфтваффе».

Отличия от отечественных истребителей были как в лучшую, так и в худшую стороны. Более мощное оружие, хорошая живучесть, великолепное радиооборудование. Да, советские истребители превосходили «Кобру» в вертикальном манёвре, их не пугали большие перегрузки и резкие манёвры.

Но наши летчики любили и ценили свои «кобры». За комфорт и хорошую защиту. За мощное вооружение. Пилоты «Аэрокобр» не горели, самолёт был металлическим, а баки были расположены далеко в крыле, им не били в лицо струи пара или масла, двигатель был расположен сзади, «Кобру» было нереально скапотировать.
Была даже какая-то мистика в том, что пытавшийся сохранить повреждённую «кобру» путём вынужденной посадки пилот почти всегда оставался не только жив, но и невредим, а вот покидавшие её с парашютом часто погибали от удара расположенного на уровне дверей стабилизатора.

Своеобразный самолет. Но гадкий утенок стал именно советским соколом. Просто у него не было иного пути.

«Мы взлетали как утки с раскисших полей…»

Взлетали. Смешно после всего сказанного читать претензии англичан. Да, это именно наши деды взлетали с раскисших полей, потому что так было надо.

Тяжелая машина? Длинный разбег? Облегчим. Газы от оружия проходят через кожаную шторку с застежкой-«молнией» в кабину? Можно опустить стекло на двери или открыть форточку. Пушка отдачей клинит гирокомпас? Обойдемся магнитным.

«Кто сказал, что машина не может
И не хочет работать на нас?!»

Американцы и англичане не смогли. Просто, наверное, потому, что лучшими летчиками и техниками были наши. Все просто.

Источники информации:
Война в воздухе. 2001. № 91 // Периодическое научно-популярное издание для членов военно-исторических клубов / Редактор-составитель С. В. Иванов.
Романенко В. Аэрокобры вступают в бой.
Иванов С. В. Р-39 Airacobra. Модификации и детали конструкции.

Автор: Роман Скоморохов

«Небесные ангелы» Чернобыля: кто закрывал аварийный реактор ЧАЭС

Военные летчики спасли миллионы граждан СССР и еще 17 стран, которым предстояло жить на землях, подвергшихся радиационному заражению.
26 апреля 1986 года Чернобыль стал символом атомной катастрофы — на Чернобыльской АЭС (ЧАЭС) в районе небольшого городка Припять на Украине произошла крупнейшая в своем роде за всю историю атомной энергетики авария. В результате взрыва четвертого энергоблока был полностью разрушен реактор, а в окружающую среду выброшено большое количество радиоактивных веществ. С первых дней в эпицентре трагедии с воздуха закрывали аварийный реактор ЧАЭС советские летчики. Ложились на курс тройками, проходили по 20-30 раз в день через тысячи рентген. Действовали практически в боевой обстановке ядерной войны.
О событиях того времени еженедельнику «Звезда» рассказал генерал-полковник в отставке, Герой Советского Союза, заслуженный военный летчик РФ, депутат Госдумы Николай Антошкин. В апреле 86-го он был начальником штаба ВВС Киевского военного округа, и лично руководил действиями сводной авиагруппы, направленной на ликвидацию аварии.
«Почти как на ядерной войне»
— Реактор четвертого энергоблока взорвался примерно в половине второго ночи, а уже утром 26 апреля к делу подключилась наша авиация, — вспоминает Николай Тимофеевич. — Точнее — первая «вертушка», которая была поднята по тревоге с киевского аэродрома Борисполь и направлена для разведки в район атомной станции. А уже следующей ночью на аэродром Чернигов был перебазирован 51-й отдельный гвардейский транспортно-боевой вертолетный полк. Туда же начали подтягивать и дополнительные силы авиации из других военных округов.
Пожарные к тому времени, несмотря на запредельные уровни радиации, выполнили поставленную задачу и погасили все очаги возгорания. Но внутри самого реактора находилось не менее 2,5 тысяч тонн графита, который продолжал гореть. Облако радиоактивного дыма поднималось на высоту до 400 — 600 метров, с неимоверной быстротой распространяясь в разные стороны. Для того, чтобы это исключить, подойти к реактору и продолжить мероприятия по локализации, необходимо было в кратчайшие сроки потушить пожар в самом реакторе.
Авария на ЧАЭС затронула судьбы миллионов граждан СССР и еще 17 стран, которым предстояло жить на землях, подвергшихся радиационному заражению. На ликвидацию последствий небывалого бедствия было направлено 595 000 человек, из которых более 60 000 уже скончались и почти 165 000 стали инвалидами. Эта катастрофа дорого обошлась и в финансовом плане: по разным оценкам, только первоочередные затраты Советского Союза составили 18 — 26 млрд рублей.
Население Припяти было эвакуировано 27 апреля в течение нескольких часов. В это время экипажам вертолетов было запрещено вести работу по тушению пожара. Но «Вертушки» не стояли на земле, поднимали в район реактора специалистов, которые с воздуха оценивали обстановку и отрабатывали методику захода на цель.
Первые мешки с песком мы начали сбрасывать ближе к вечеру того же дня. Сначала мне лично по переносной радиостанции пришлось руководить этим процессом с крыши гостиницы «Полесье». После, уже с помощью радиостанции на автомобильной базе этим занимались полковники Нестеров и Мимка.
Основная тяжесть работ по локализации и ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС) легла на личный состав более 210 воинских частей и подразделений общей численностью 340 000 человек. Более 90 000 солдат, прапорщиков и офицеров одновременно работали в зоне в самый сложный период — с апреля по декабрь 1986 г.
Условия были хуже реальных боевых. Воевать с видимым противником опасно, сложно, но можно. Другое дело, когда враг — радиационное излучение — невидим; тогда он во сто крат опаснее. Над аварийным реактором — столб дыма в виде конуса, внутри — раскаленный до красноты графит, вокруг и над ним — запредельные уровни радиации (до 3-3,5 тысяч рентген в час) и высокие температуры (по докладам экипажей она превышала 180 градусов). Защита для людей и вертолетов — никакая. Приспособлений для сброса груза, площадок, подготовленных для посадки вертолетов, достаточного количества людей для загрузки — нет. Средства управления самые примитивные…
«Мне приходилось повышать голос на «Небесных ангелов»
Но даже несмотря на то, что не все в первые дни получалось, и на меня, и на летчиков смотрели как на небесных ангелов. Наверное, именно поэтому и появился документальный фильм «Ангелы Чернобыля»… Для всех стало очевидным: без ликвидации пожара в реакторе и его закупорки приступить к работам на земле невозможно. Поэтому надежда возлагалась только на авиаторов. Нам всячески старались помогать. Иногда, правда, эта «помощь» выглядела абсурдной, тем не менее…
Нам предложили сбрасывать песок и другие наполнители в жерло реактора не только днем, но и ночью. Или использовать для фотографирования беспилотные самолеты-разведчики, что вне полигонов делать без сопровождения истребителей запрещалось. Или (что было самым невероятным) поднять над реактором вертолет с прикрепленным пожарным шлангом большого диаметра и огромной длины. Один конец его предлагали опустить в реку Припять, а второй — держать над реактором и качать воду прямо в него мощным насосом…
По поводу последнего обязательно требуется пояснение, потому как многим читателям наверняка покажется, что тушение водой сверху было бы наиболее оптимальным вариантом. И задача — начать работу с ВСУ — уже была поставлена одной из групп. Вертолетчики должны были набирать воду в специальную конусообразную бочку на подвеске из Припяти и сбрасывать ее на реактор. Это бы снизило температуру и тем самым, по задумке руководства, должна была уменьшиться радиация.
Получив задание, группа вертолетов поднялась с аэродрома Чернигов, заполнила «бочки» водой и строем взяла курс на реактор.
От неминуемой смерти их спас академик Валерий Легасов, разрабатывавший типы реакторов, установленные на Чернобыльской АЭС, который по счастливой случайности оказался рядом со мной. Узнав о том, что собираются предпринять, он вышел в эфир и истошно закричал: «Летчики, я запрещаю вам сброс воды в реактор, немедленно вернитесь!» Ничего толком не понимая, я продублировал его команду, поскольку летчики знали в эфире лишь мой голос. И только потом я узнал, что образовавшаяся горючая смесь в реакторе, достигшая нескольких тысяч градусов по Цельсию, при попадании на нее воды, стала бы катализатором и мощнейшего взрыва было бы не избежать. Всех просто разнесло бы в клочья.
Так что все в итоге пришло к тому, с чего начали: «глушить» реактор следует мешками с песком и свинцовыми болванками, которые можно сбрасывать только с вертолетов. После взлета и набора высоты до двухсот метров вертолеты выходили на «боевой курс», подлетали к реактору, зависали над ним, и бортовые техники «на глазок» сбрасывали мешки весом до 100 кг, прикрепившись страховочными поясами к винтокрылой машине. После двух-трех вылетов многих пилотов рвало. В горле постоянно першило, во рту чувствовался привкус ржавого железа. Нормальной нагрузкой для экипажей в первые дни было по 10-15 вылетов, а полковник Ю.Н. Яковлев за три дня совершил свыше 80 вылетов, 76 из них — на реактор. И продолжал рваться в бой несмотря ни на что. Точно так же, как и А.И. Серебряков, и Б.А. Нестеров и многие другие. Иногда приходилось повышать голос, чтобы отстранить их от полетов. Такого энтузиазма и рвения за всю свою многолетнюю службу в авиации я не видел нигде. Ни до этого, ни после.
«В какой-то момент меня охватил страх, что я не смогу выполнить поставленную задачу»
Кроме засыпки аварийного реактора, экипажи вели общую воздушную и радиационную разведку, фотографирование объекта с различных ракурсов. Поднимали членов правительственной комиссии, ученых и специалистов, осуществляли перевозку людей и грузов. Облетывали с представителями МВД и КГБ район вокруг АЭС и Припяти с тем, чтобы выявить очаги пожаров в ближайших лесных массивах, а также исключить проникновение посторонних людей в город и случаи мародерства. И все равно в первые дни результаты нашей работы выглядели неутешительно. Зампредседателя Совета Министров СССР Борис Щербина, возглавлявший правительственную комиссию, был недоволен и после каждого моего доклада нервничал: «Это все равно, что слону дробина, в реактор нужно сбросить не меньше 5-6 тысяч тонн поглотителей».
В какой-то момент меня охватил страх, что я не смогу выполнить поставленную задачу. Чтобы этого избежать, стал лихорадочно думать, как повысить КПД нашей работы. Мы попытались брать на борт доски и дополнительно солдат, чтобы одновременно сбрасывать по 2-3 мешка. Мы пробовали подвешивать мешки на балочные держатели. Мы пытались использовать самосвальные кузова автомобилей… Ничего не получалось. Вспомнили про списанные тормозные парашюты, которые можно использовать в качестве огромных кулей. Собрали по всем аэродромам Киевского военного округа, но их хватило на час работы. Тогда для решения этого вопроса вышли на главкома ВВС маршала авиации А.Н. Ефимова.
В результате, утром 29 апреля парашюты были доставлены в район Чернобыля, и работа пошла интенсивнее. Тут возникла новая проблема. У вертолетов Ми-6 и Ми-26 приспособления для внешней подвески сбрасывались вместе с грузами. Благодаря руководству Черниговской области и города Чернобыля, за ночь на заводах удалось изготовить несколько десятков таких изделий. Но это были «слезы». Тогда, обратившись лично к Щербине, удалось запустить массовое производство нового устройства для подвески грузов на заводах Киева. Понимая значение проблемы, руководители и рабочие безоговорочно исполняли все, спрашивая только: «Сколько, когда и куда изделий нужно доставить?»
Мы убрали лишние вертолеты, на каждой площадке организовали КП, группы бригадиров и рабочих по подвеске парашютов обеспечили малогабаритными радиостанциями и организовали три «вертушки» в горизонтальной плоскости. Кто-то потом назвал их «вертушками Антошкина» …
К исходу 30-го апреля огонь в реакторе был потушен, началось наращивание слоя песка. Отношение к авиаторам со стороны членов правительственной комиссии заметно изменилось.
«О чем не говорят, чему не учат бюрократов»
Самолеты и вертолеты в дневное время использовались в районе аварийного реактора, а ночью базировались на аэродромах Чернигов, Овруч, Гончаровское, Борисполь и Жуляны. Перед возвращением на базу, вертолеты подвергались дозиметрическому контролю и дезактивации на полевом аэродроме Малейки. Личный состав проходил санобработку на базовых аэродромах, что впоследствии создало много препятствий для получения ими удостоверений участников ликвидации катастрофы и оформления льгот. Чиновники соцслужб на местах требовали справки о нахождении воинских частей в 30-ти километровой зоне, а все аэродромы, естественно, были дальше.
За все время нахождения нашей авиации в зоне аварии было совершено более 28 тысяч вылетов, свыше половины из них пришлось на первые пять месяцев. Такой интенсивности полетов в очень ограниченном районе, при огромной концентрации наземной техники и личного состава в мирное время не было никогда.
Ротация экипажей происходила постоянно. Тем не менее, уберечь всех от получения большой дозы облучения нам не удалось. Впоследствии при каждом своем посещении района катастрофы Щербина заблаговременно звонил на КП ВВС Киевского военного округа и просил, чтобы я лично его сопровождал. И как-то в узком кругу сказал мне: «Николай Тимофеевич, ты даже не осознаешь, что сделал вместе со своими летчиками!»
«Ни один летчик не свернул с боевого курса»
Тогда и теперь я говорил и буду говорить: эти слова относятся не столько ко мне, сколько к моим ближайшим помощникам — Б.А. Нестерову, А.И. Серебрякову, Ю.Н. Яковлеву, Л.В. Мимке, А.Н. Кушнину, А.М. Сорокину, Н.А. Волкозубу, А.М. Никонову, Н.П. Крюкову. И, конечно же, ко всем ликвидаторам…
За время ликвидации чернобыльской аварии только в 30-ти километровой зоне отчуждения и непосредственно над самой ЧАЭС было задействовано около ста самолетов и вертолетов, экипажи которых решали такие задачи, которые в мире никому и не снились.
Позже, получая в Кремле из рук А.А. Громыко высшую награду Родины, я с гордостью за авиаторов доложил, что ни один летчик не свернул с боевого курса и никто не покинул своего поста без приказа. И достойных этой награды не только среди авиаторов, но и среди представителей других родов войск, было значительно больше. Потому что они — это без всякого преувеличения — спасли человечество от радиационного заражения. И если не всего земного шара, то северного полушария — точно.

Виктор Сирык
https://zvezdaweekly.ru/news/

Летчики ВВС США уходят на «гражданку» после встреч в Сирии с «сушками»

Что во время войны с ИГИЛ так сильно напугало пилотов Америки

Прошло три месяца, как Ирак устами премьер-министра Хайдер Аль-Абади заявилоб окончательной победе над «Исламским государством» *. Примерно месяц назад об этом официально сообщил Вашингтон. Тем не менее, Пентагон избегает делать какие-либо серьезные выводы из операции «Не¬по¬ко¬ле¬би¬мая решимость», если не считать парадных заявлений Трампа о «великолепном разгроме» террористов ИГИЛ.
Попытку понять, что на самом деле происходило в небе и на земле Ирака и Сирии с лета 2014 года по конец 2017 года, сделали Райан Фишель и Аэрон Штайн,соответственно, боевой летчик F-15E ВВС США и старший научный сотрудник Центра атлантического совета.
Они дали следующую оценку войны: «Сирийцы использовали старые самолеты с относительно слабыми датчиками и ограниченными возможностями, а русские применяли более современные технологии, хотя и без интеграции, характерной для большинства западных ВВС. Баланс технологической мощности был определенно в пользу коалиции. Однако из-за сочетания политических и военных обстоятельств в войне с „Исламским государством“ было время, когда не гарантировался контроль над воздухом, несмотря на технологическое господство коалиции».
Иначе говоря, ВВС США совместно с союзниками, совершив с октября 2014 года по ноябрь 2017 года, 165 000 боевых вылетов, оказывается, не всегда господствовали в воздухе Ирака и Сирии. Судя по всему, имелся в виду период первых двух лет, когда под властью боевиков оказались огромные территории этих стран.
Между тем, по наблюдению Фишеля, именно в это время ни на секунду не смолкал гул на военных базах, откуда взлетали американские самолеты для нанесения ударов по отрядам ИГИЛ. По интенсивности полетов аэродромы коалиции напоминали самые загруженные гражданские аэропорты. Зачастую пилоты делали два-три вылета в день, но что интересно: возвращались, так и не отбомбившись. Как признался, генерал-лейтенант Джон Хэстерман, начальник ВВС США, примерно 75% летчиков летали бесполезно, не применив ни одного боеприпаса.
По факту, ни линейный состав, ни командование ВВС США с самого начала не хотели рисковать, особенно, после распространения в интернете публичных казней. Если бы кто-то из американских пилотов попал в руки головорезов, репутационные потери Обамы и Демпартии были бы очень велики. Во многом именно этим объясняется запредельный уровень «бесполезных» вылетов с осени 2014 по ноябрь 2016 годов. Как только летчики сообщали, что дальше становится опасно, руководство давало отбой. Тогда в низком небе Ирака и Сирии и впрямь господствовали самопальные беспилотники боевиков.
Кроме того, из-за высокой интенсивности боевых вылетов в небе Ирака и Сирии командование ВВС США вынуждено было контролировать маршруты штурмовиков и истребителей подобно полетам коммерческих самолетов в оживленном воздушном пространстве. То есть с выделением эшелонов высот. Именно так гарантировалась безопасность.
Однако ситуация изменилась с началом антитеррористической операции российских ВКС в Сирии. Неожиданное появление наших «сушек» вносило неопределенность в существующий «небесный» порядок, что очень нервировало американских летчиков. Плюс к этому командование ВВС США было вынужденно действовать более жестко и по отношению к отрядам ИГИЛ, чтобы не ударить лицом в грязь.
Похоже, процент «бесполезных» вылетов до штурма Мосула был еще больше, чем говорил Джон Хэстерман. Если до середины 2016 года с авиаударами было пусто, то потом — стало густо, поскольку этот город утюжили безжалостно и без передышки. О «хирургическом вмешательстве», которое обещало ВВС США, сразу же забыли, как только атакующие части наткнулись на жесткое сопротивление. Только за две недели марта 2017 года американцы нанесли 1400 бомбовых ударов по западной части мегаполиса, разрушив 10 тысяч домов. По оценке иракских чиновников, каждую неделю жертвами варварских налетов становилось до 500 человек убитыми, не считая раненных.
Независимые правозащитники называют еще более высокие цифры потерь. Напомним, сражение за Мосул длилось 9 месяцев. За это время, по отчету «Ассошиэйтед Пресс», от бомб и ракет погибли примерно 11 тысяч гражданских лиц, что составило примерно 9% от числа реальных жертв. Фактически масштабы гуманитарной катастрофы сокрыты, как минимум, в десять раз. Поскольку Вашингтон не брал в расчет неопознанные человеческие останки и не считал тех, кто погребен под руинами заданий.
Пентагон, естественно, списал гражданские жертвы на военные обстоятельства, хотя многие летчики ВВС США, надо сказать, очень болезненно отреагировали на эти новости. Впрочем, единственное, о чем на самом деле сожалело высокое американское командование, так о запредельной стоимости боевых вылетов. Так, во время войны с ИГИЛ час боевого вылета штурмовика А-10 стоил $ 18 тысяч, F-16 — $ 19 тысяч, B-52 — $ 63 тысячи. Суммарно, по данным издания Business Insider, Пентагон тратил около $ 12,5 млн. в день, выбросив, в прямом смысле слова, на воздух за три с половиной года войны $ 16 млрд.
Еще одним откровением войны с ИГИЛ стало осознание Пентагоном узости функционала БПЛА и слабых возможностей боевой авиации в небинарных конфликтах, в которых совершенно неясно, кто союзник, а кто враг. Вот, если бы противники имели опознавательные знаки отличия, тогда, дескать, было бы просто замечательно. Иначе говоря, с камер беспилотников или с космических спутников видно далеко не все, как подается в рекламных роликах американской армии.
Вот и получается, что под удар ВВС США, как правило, попадали либо те, кто не дружил с маскировкой, либо те, кого из-за денег предали свои. Впрочем, чаще всего бомбили всех подряд. Конечно, есть еще и третий вариант, когда координаты указывает армейская разведка. Но в этом случае пришлось бы рисковать солдатами, чего по политическим причинам Белому дому не хотелось.
Словом, принятый американцами на вооружение «прусский рецепт» WW2 (2-я Мировая война — авт.) уже не дает прежних результатов. «Нам нужно быть реалистами в этом вопросе. Налицо отсутствие стратегического удовлетворения всеми операциями за последние шестнадцать лет, — пишут Райан Фишель и Аэрон Штайн. — Подумайте, что после масштабной воздушной кампании в Афганистане, „Талибан“ ** не уничтожен, хотя у него нет ПВО и ВВС. А ситуация для нас в этой стране резко ухудшается». По большому счету, ИГИЛ тоже не уничтожен, а произвел ребрендинг.
В сумме эти факторы вылились в серьезную проблему, с которой столкнулось командование ВВС США во время операции «Не¬по¬ко¬ле¬би¬мая решимость». Неожиданно возник и стал увеличиваться дефицит боевых летчиков. Генерал Дэвид Гольдфейн, руководитель кадровой службы, признал, что скорость увольнения пилотов его просто обескураживает и, безусловно, угрожает национальной безопасности Соединенных Штатов.
Сегодня из 3495 летчиков, необходимых американской армии, вакантными остаются 723 места. И это число стремительно увеличивается. Люди, отслужив 10 лет, категорически оказываются продлевать контракт с Пентагоном и уходят в гражданские авиакомпании.

Александр Ситников
http://svpressa.ru/

Небо Гулаева: как самый эффективный летчик-истребитель оказался в тени

МОСКВА, 26 фев — РИА Новости, Вадим Саранов. Пятьдесят семь сбитых самолетов, два ранения и две звезды Героя — сегодня исполняется 100 лет со дня рождения советского супераса Николая Гулаева. Летчик признан самым эффективным воздушным бойцом не только в СССР, но и во всем мире. После войны его имя оказалось в тени звездных Ивана Кожедуба и Александра Покрышкина, а сегодня он и вовсе известен лишь узкому кругу любителей военной истории. О том, как воевал Гулаев, — в материале РИА Новости.

Пять побед за бой
Первая звездочка на фюзеляже «Яка» старшего лейтенанта Гулаева появилась в августе 1942-го. Летчик, не имевший тогда допуска к полетам в темное время суток, самовольно поднял самолет в ночное небо и сбил немецкий бомбардировщик. За этот бой молодого офицера «наградили» выговором и представили к ордену.
Асом Гулаев станет в 1943-м, после того как проведет серию сверхрезультативных боев. Четырнадцатого мая в районе Курской дуги летчик в одном бою уничтожил три бомбардировщика Ju-87. Пятого июля Николай Гулаев сбил уже четыре машины противника — два истребителя Ме-109 и два Ju-87. В конце сентября 1943 года на личном счету летчика было 27 побед, за что ему присвоили звание Героя Советского Союза. Самый результативный поединок Гулаев провел весной 1944 года в небе над Румынией. Ведомая им шестерка ленд-лизовских «аэрокобр» атаковала группу из 27 немецких бомбардировщиков и восьми истребителей прикрытия. Во время боя, длившегося всего четыре минуты, Гулаев лично сбил пять машин. Первого июля 1944 года гвардии капитана удостоили второй звезды Героя.
«Это был выдающийся летчик, — рассказал РИА Новости историк авиации Николай Бодрихин. — Например, над двухмоторными самолетами он одержал больше побед, чем кто-либо другой. Кожедуб сбил пять, а Гулаев — более десяти двухмоторников».
Боевую работу на фронте Гулаев закончил в августе 1944-го — летчика, несмотря на его протесты, отправили на учебу в академию. На тот момент на счету аса было уже 57 побед, причем такое количество вражеской техники Гулаев успел «накрошить» в 69 воздушных боях. Гулаев поставил абсолютный рекорд по боевой эффективности — соотношению боев к числу сбитых самолетов. Как подсчитали исследователи, у Ивана Кожедуба эффективность составляла 0,5, у немецкого аса Эрика Хартмана — 0,4, тогда как у Гулаева — 0,8. Практически каждый его бой заканчивался победой.
Неудобный генерал
Однако Гулаев не снискал славы и регалий, которые достались его именитым коллегам Ивану Кожедубу и Александру Покрышкину. Причиной тому — непростой характер. Некоторые источники утверждают, что Гулаев в 1944-м был представлен к третьей звезде Героя, но представление «завернули» за то, что он якобы устроил дебош в московском ресторане. После войны летчик-ас командовал авиадивизией в Ярославле, затем дослужился до командующего 10-й армией ПВО со штабом в Архангельске.
«Я лично знал Николая Дмитриевича, он был очень достойный человек, но характер у него был гусарский, любил погулять, — вспоминает Николай Бодрихин. — Возможно, поэтому он кому-то не угодил в Министерстве обороны и Центральном комитете партии».
Сослуживцы Гулаева по 10-й армии ПВО рассказывают, что генерал не воспринимал жизнь на Севере как ссылку и всецело отдавался службе — объем возложенных на него задач был запредельный.
«Десятая армия тогда была самая сильная и самая мощная в системе ПВО СССР, — свидетельствует председатель архангельского регионального отделения союза ветеранов ПВО Сергей Зеленин. — Главное направление пролета американских бомбардировщиков и крылатых ракет шло через Север. Под руководством Гулаева здесь создавалась сеть аэродромов и радиолокационных станций. Это грандиозная работа».
Как вспоминают сослуживцы, среди офицеров армии все-таки ходили слухи, что у Гулаева были высокопоставленные недоброжелатели в Москве. Он мог стать главкомом войск ПВО, но кто-то тормозил его продвижение по карьерной лестнице. Возможно, свою роль сыграли фронтовая прямолинейность и нежелание пресмыкаться.
«Гулаев имел высочайший авторитет, хотя и не любил рассказывать о своих подвигах, — утверждает бывший офицер штаба 10-й армии ПВО полковник Георгий Мадлицкий. — С одной стороны, он был жесткий, требовательный начальник, который на дух не переносил разгильдяев и бездельников. В то же время он очень внимательно относился к людям, всеми способами старался улучшить условия их службы и жизни. Только представьте, в 1968 году он лично пригласил в нашу «деревню» Владимира Высоцкого, который приехал и выступил в Доме офицеров. Это было большое событие».
В 1974 году Гулаева назначили на должность начальника управления боевой подготовки войск ПВО страны. Формально это было повышением, но фактически означало почетную отставку. Этому назначению предшествовали драматические события. В 1973-м норвежские экологи сообщили в Москву о том, что личный состав 10-й армии занимается браконьерским отстрелом белых медведей.
«После двух случаев нападения белых медведей на солдат Гулаев дал распоряжение отстреливать медведей при приближении к части, — рассказывает Георгий Мадлицкий. — Генерала вызвали в Москву на парткомиссию и устроили ему разнос. Гулаев не выдержал и сказал: «Прошу встать тех, кто был на фронте». Поднялись единицы…»
Генерал-полковник Николай Гулаев вышел в отставку в 1979-м и умер в сентябре 1985 года. Три года назад ветераны 10-й армии установили на его доме в Архангельске мемориальную доску. Ежегодно в День Победы и День ПВО к ней приносят цветы.

РИА Новости https://ria.ru/

Уходит небо из-под ног: из-за гипоксии американских пилотов США лишились 28 самолетов А-10

Авиабаза ВВС США «Дэвис-Монтен» (Davis-Monthan) была вынуждена временно вывести из эксплуатации 28 самолетов А-10 после того, как два пилота сообщили о проблемах с самочувствием во время полета.
Федеральное агентство новостей представляет перевод статьи «ВВС США вынуждены приостановить полеты штурмовиков А-10 из-за случаев гипоксии у пилотов» («Air Force grounded dozens of A-10s in November after hypoxia incidents»), опубликованной на портале Air Force News. Автор: Чарльзи Панзино (Charlsy Panzino)
27 ноября два пилота A-10 Thunderbolt II, находясь на авиабазе Аризоны, сообщили, что в воздухе они испытывали симптомы гипоксии, когда дефицит кислорода вызывает ухудшение концентрации и даже потерю сознания. В обоих случаях во время полета работала резервная система подачи кислорода А-10, а пилоты четко следовали процедуре безопасного приземления, сообщил пресс-секретарь аризонской авиабазы, капитан Джош Бенедетти. Об инцидентах впервые сообщила Aviation Week.
«Военно-воздушные силы серьезно относятся к этим инцидентам, для нас крайне важны безопасность и благополучие наших пилотов», — сообщил Бенедетти по электронной почте во вторник.
Это был уже третий случай за год, когда самолет ВВС США был внепланово выведен из эксплуатации из-за сообщений пилотов о проблемах с самочувствием.
В июне авиабаза «Люк» приостановила полеты истребителя F-35A Lightning II на 11 дней после пяти инцидентов с ухудшением самочувствия пилотов во время эксплуатации самолетов. В декабре на базе ВВС «Вэнса», штат Оклахома, были отменены тренировочные полеты на легких учебных самолетах Т-6А Texan по той же причине. В этом случае четыре пилота-инструктора и один пилот-ученик во время четырех различных полетов испытывали симптомы гипоксии.
В случае с «Дэвис-Монтен» один из самолетов A-10 использовал систему бортовой кислорододобывающей станции под обозначением OBOGS, а другой A-10 был оснащен жидкостной кислородной системой под обозначением LOX.
«Мы быстро решили проблему с самолетами, оснащенными LOX. Оказалось, неполадки были связаны с давлением в кабине и регулятором кислорода, — сказал Бенедетти, — эти проблемы были устранены немедленно».
В ту же неделю, когда произошли эти инциденты, третий пилот сообщил о проблеме с его A-10, но, по словам Бенедетти, он еще находился на земле, когда внезапно обнаружил неполадки.
Пилот выполнил предполетную контрольную проверку летательного аппарата и заметил, что система OBOGS работала неправильно, из-за чего он отменил взлет.
Было принято решение приостановить все полеты 28 штурмовиков A-10, оснащенных OBOGS примерно на неделю, чтобы специалисты могли полностью осмотреть систему и найти ошибки.
«Пока что нам еще не удалось определить первопричину», — сказал Бенедетти.
Тем не менее он добавил, что специалисты уже определили, как лучше поддерживать эффективность работы системы, очищая дренаж водоотделителя и связанные с ним трубопроводы сжатым воздухом. Это может помочь предотвратить коррозию, которая также была обнаружена в некоторых трубопроводах.
«Эта информация уже была отправлена другим подразделениям, чтобы они могли информировать пилотов, летающих на А-10 и принять соответствующие меры предосторожности», — сказал он.
Всего у «Дэвис-Монтен» есть 85 штурмовиков А-10, так что 57 самолетов все еще могут летать, а остальные 28 отправлены на обследование специалистам.
«Мы возобновили полеты почти всех самолетов с системами LOX и OBOGS менее чем через неделю, и с тех пор никаких инцидентов не было», — уверил Бенедетти.

Автор: Алексей Громов
https://riafan.ru/

Почему наши военные не спасали летчика Филипова, используя боевой опыт Афганистана

Напомним, штурмовик Су-25 майора Романа Филипова был сбит над сирийской провинций Идлеб 3 февраля. Сам лётчик смог катапультироваться, но погиб в неравном бою с боевиками. Президент позже присвоит Филипову звание Героя посмертно. Были ли у пилота шансы остаться в живых с пистолетом Стечкина и гранатами, что должен был делать оставшийся в окружении майор Филиппов?
Напарник Филипова, который участвовал вместе с ним в наблюдательном полете, дал комментарий газете «Красная звезда», рассказав как пытался спасти своего командира: «Место приземления командира я видел, но самого боя – нет, были сумерки. Уходить пришлось с аварийным остатком топлива, хватавшим только дотянуть до аэродрома»/ Лётчик вызвал на место поисково-спасательную группу и с минимальным запасом горючего долетел до базы «Хмеймим».

Экс-заместитель главкома ВВС РФ генерал-полковник Николай Антошкин, в интервью газете «Взгляд» вспомнил подобный, случившемуся с Филиповым, случай в Афганистане. Два его сослуживца участвовали в боевом вылете. Самолет командира был сбит, но его напарник осуществлял прикрытие с воздуха, пока не прилетели вертолёты и не эвакуировали приземлившегося летчика.
Как сообщает источник МК близкий к Минобороны, поисково-спасательная группа группа всегда дежурит на базе, но не успела добраться до места падения штурмовика Филипова, так как ей пришлось двигаться на наземном транспорте, а не пользоваться вертолетами, это, по мнению эксперта, в районе с действующими группировками, было бы самоубийство.

В кресле катапультирования Филипова находился носимый аварийный запас (НАЗ), предназначенный для выживания в экстремальных условия. Также присутствовал аварийный радиомаяк «Комар-2М», который автоматически сработал при катапультировании. Неизвестно, был ли у Филипова автомат АКСУ, так как сообщается, что он отстреливался из табельного пистолета Стечкина. Если и был, то возможно, что он не успел им воспользоваться. Состав НАЗ может различаться, много дополнительного вооружения в него поместить нельзя.
Катапультировавшийся Филипов должен был замаскироваться и дожидаться поисково-спасательной группы, но был вынужден принять бой с подоспевшими на место крушения террористами.

Николай Антошкин, посещавший базу «Хмеймим» прокомментировал оснащение летчиков в Сирии следующим образом: «К сожалению, причины гибели пилотов штурмовиков, что в Афганистане, что на Северном Кавказе, что теперь – остаются те же. Я, когда бывал в Сирии, просил, чтобы пилотам выдавали короткоствольные автоматы, а может и больше гранат – это всегда нужно в бою. Хоть на войне никогда не бывает стопроцентной гарантии возвращения с боевого задания, но к этому надо стремиться».
У многих вопрос вызвал факт наличия у летчика гранат. Необходимость иметь их подтверждает Антошкин. Гранаты также использовали советские пилоты в Афганистане: «На всякий пожарный летчикам выдавали в полёт АКС-74У, гранаты и пару пистолетов, а в перебранный НАЗ катапультных кресел вместо пайка и бесполезной спасательной лодки укладывали фляги с водой и магазины к оружию», – отмечено в книге «Выжженное небо Афгана. Боевая авиация в Афганской войне» В. Марковского.

http://www.online812.ru/

Горы трупов: как летчик Соколов уничтожил смертоносную колонну фашистов

Фронтовик не получил звание Героя Советского Союза из-за ошибки штабистов. Его сын пытается восстановить справедливость.
Николай Соколов, бывший авиадиспетчер, а ныне пенсионер, показывает мне фотографию своего отца. С черно-белой карточки смотрит молодой старлей с обаятельной улыбкой и грудью в орденах. Отца тоже зовут Николай, он летчик-штурмовик, 70 с лишним лет назад громил фашистов до самого Берлина. А на груди у него не хватает еще одной награды – звезды Героя Советского Союза. Соколов-сын узнал об этом два года назад благодаря созданному Минобороны интернет-сайту «Подвиг народа». Оказалось, в 1945 году отца представили к этому званию, бумаги подписали все командиры и даже маршал Георгий Жуков. Но…
Чтобы понять, почему награда не нашла героя, Соколов-сын копался в архивах и писал письма. Но так и не разобрался. Скорее всего, думает он, произошла какая-то ошибка, досадная оплошность штабистов, когда бумага по какой-то технической причине не оказывается там, где должна. И то, что отец не получил заслуженной по праву награды, не дает сыну фронтовика покоя.
Шелестя бумагами в папках, Николай Соколов-младший рассказывает мне историю своего отца, семьи и поисков правды.
Дотянуть до своих
Николай Соколов-старший с детства грезил о небе. Он жил в Ашхабаде и, как только позволил возраст, записался в аэроклуб. В 1939-м парня призвали в армию. Как имеющего летные навыки, Николая направили в авиашколу, а потом в Краснодарское летное училище. Там отпускать перспективного летчика не захотели: после окончания училища в 1940-м Николай стал летчиком-инструктором.
«Его и на фронт поначалу не пускали, – говорит его сын, тоже Николай Соколов. – Думаю, поэтому отец и остался жив. Ведь в то время в войска приходило много только оперившихся, еще не научившихся как следует летать летчиков-лейтенантов, которые гибли в первых же боевых вылетах. А папа, будучи инструктором, налетал много. Но он постоянно подавал рапорты о переводе в боевую часть. И в марте 1943 года рапорт удовлетворили. Боевым крещением стала битва на Курской дуге».
Молодой офицер словно пытался наверстать упущенное. Первым делал шаг вперед, когда вызывали добровольцев. К концу лета в его послужном списке было уже 30 активных боевых вылетов. А к следующему марту – 50. «В результате бомбардировочно-штурмового удара было уничтожено четыре миномета, шесть орудий, четыре автомашины. Подожжено три дома и уничтожено до 40 гитлеровцев», – эта цитата из приказа о награждении Соколова орденом Красного Знамени описывает лишь один такой боевой рейд.
Судьба словно берегла Соколова. Его товарищи гибли, но сам Николай неизменно возвращался целым и невредимым. Хотя бои были адские. Однажды, возвращаясь с аэрофотосъемки немецких позиций, Николай столкнулся с тремя истребителями немцев. «Соколов принял воздушный бой, отбил три атаки и на подбитом самолете вернулся на свой аэродром», – эти строки еще из одного приказа о награждении не в полной мере отражают произошедшее. В том бою осколком убило боевого друга, стрелка Федора Головина. Другим осколком разбило приборную панель, сделав самолет почти неуправляемым. Сделанные снимки позиций командованию были необходимы как воздух, нужно было во что бы то ни стало вернуться. Соколов перевел Ил-2 в крутое пике, из которого сумел выйти буквально в 50 м от земли. На искореженной машине пилот смог дотянуть до своих.
Оруженосец в юбке
В ноябре 1944 года Соколов становится командиром эскадрильи. Тогда же встречает любовь всей жизни: Лида Горшунова пошла на фронт добровольцем, окончила курсы специалиста по вооружению и получила звание сержанта. Девушка отвечала за исправность оружия на штурмовике Соколова – чистила пулеметы и пушки, пополняла боезапас. От этой, казалось бы, рутины зависела жизнь, ведь если в воздушном бою заклинит пулемет… От девичьих рук оружейная сталь словно млела: все механизмы работали бесперебойно. Каждый раз с замиранием сердца девушка ждала возвращения своего капитана. А боевых вылетов у Соколова было еще много: в 1944 и 1945 годах Соколов вместе с эскадрильей бил немцев в Белоруссии, Польше, Германии, участвовал в Висло-Одерской операции и штурме Зееловских высот.
«Отец вспоминал, что, когда в Польше шли бои, линии фронта не было, войска располагались, как слоеный пирог, – рассказывает Николай Соколов-младший. – В наших войсках каждый день менялись системы условных сигналов, по которым летчики могли отличить своих. Однажды вместе с эскадрильей он совершал боевой рейд и заметил колонну. Из ее хвоста взмыли три ракеты, они соответствовали условному знаку. Но в тот день сигнал должен был подаваться только из головы колонны. Отец приказал остальным встать в круг, а сам развернулся и на бреющем полете в нескольких десятках метров от земли прошел над колонной снова.
Он сумел разглядеть форму на фашистах, а на одном танке под маскировкой увидел крест. И приказал атаковать. По рации ему возражали: это ведь наши, дескать. Но папа сказал, что берет ответственность на себя. Эскадрилья обрушилась на немцев и практически уничтожила колонну. А после возвращения папу тут же сдали и арестовали: думали, он разбомбил своих. Но в заключении он провел всего два дня, потом приехали польские офицеры, нашли отца и принялись благодарить. Оказывается, его эскадрилья уничтожила полк, который выдвигался в тыл и был серьезной угрозой. Папу даже на место свозили. Он говорил, что это был единственный раз, когда он мог с земли посмотреть на результат своих трудов. Горы трупов, искореженное железо… Польша за это наградила отца золотым крестом «За храбрость».
Вместе со своей эскадрильей Николай дошел до самого Берлина. За время войны на его счету 122 успешных боевых вылета, из них 100 – ведущим группы штурмовиков. Соколов был награжден двумя орденами боевого Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, двумя орденами Александра Невского и еще двумя орденами Отечественной войны – I и II степени. Он уничтожил 12 самолетов, столько же танков, 68 вагонов и платформ с боевой техникой врага, пять складов с боеприпасами и один железнодорожный мост. Огнем его Ил-2 было разрушено 30 домов и 25 огневых точек, уничтожено до 300 гитлеровцев.
Все эти цифры есть в представлении Николая Соколова к званию Героя Советского Союза. На документе есть все необходимые для награждения визы – и командующего 16-й воздушной армией Сергея Руденко, и члена военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Телегина, и автограф маршала Георгия Жукова… Нет только сведений о присвоении звания Героя…
Письмо министру
«Для меня отец в любом случае герой, – говорит сын летчика. – С наградой, без нее – нет разницы. Но я бы хотел восстановить историческую справедливость и понять, что же произошло. От меня этого требует и семья, а она у нас большая. Внуки и дети, внуки и дети моей старшей сестры и другие родственники – все спрашивают: как же так, почему прадеду не дали Героя? Я знаю, что летчикам Ил-2 и за 80 боевых вылетов Героя давали, а у отца их было 122. Пусть Минобороны разберется».
Соколов-сын вспоминает, что отец несколько раз упоминал о представлении к званию Героя, рассказывал без сожаления: не дали, дескать, и ладно. Фронтовик так и не узнал причины, да и не пытался искать. Ведь не за награды воевал. А после войны Соколов-старший два года провел в Германии, потом жил в Самарканде, остался верен авиации, военной и гражданской, работал до самого смертного часа.
«Мы бы тоже, наверное, ничего бы не узнали, если бы не сайт «Подвиг народа»», – говорит Соколов-сын. – Накануне 70-летия Победы я решил посмотреть, что есть про моего отца. Несколько раз перечитывал представление: все правильно. Вот описание боевого пути, вот заключение: «Достоин высшей правительственной награды – присвоения звания Героя Советского Союза». Что могло помешать моему отцу получить это звание? Выше ведь только Верховный, то есть Сталин. Но никаких документов о том, что в присвоении звания отказано, или о замене награды. Я обратился с письмом к Сергею Шойгу. Но до министра обороны оно, конечно, не добралось. Из министерства письмо переслали в центральный архив в Подольске. И оттуда пришел ответ: да, представление имеется, но вместо звания Героя был вручен орден Александра Невского. Но это не так. На Александра Невского было отдельное представление, и мой отец его получил».
Сын Героя показывает мне документы. Представление датировано 14 июня 1945 года. Действительно, никто не возражал, летчик должен был стать Героем. Что же случилось? Может быть, кто-то потерял документ в победном наградном круговороте? Завалилась бумага за стол, затерялась в ворохе других? А когда нашлась, этот кто-то не захотел признаваться в оплошности? Но тогда восстановить справедливость – меньшее, что сейчас можно сделать для памяти ветерана.
«Мы не ждем никаких привилегий, – сказал мне на прощание Николай Соколов. – Нам просто обидно за отца. Он воевал, каждый день рисковал жизнью, каждым вылетом и выстрелом приближал Победу. Но, возможно, из-за какой-то канцелярской ошибки, из-за чьего-то недосмотра он не получил то, чего был по праву достоин. Если это так, надо обязательно исправить эту ошибку».

Владимир Демченко

Школа жизни японских асов…

За время Второй мировой войны своей стойкостью и самоотверженностью прославились многие солдаты японской императорской армии. Пехотинцы годами обороняли необитаемые острова даже после подписания капитуляции, моряки сражались с охваченных пламенем кораблей, но настоящей элитой были лётчики.

Американских и британских солдат поражало, что у пилотов японских истребителей не было с собой даже парашютов, что позже переросло в сплетни о наплевательском отношении имперского командования к своим подчинённым. На самом же деле парашюты выдавались абсолютно всем лётчикам, да только никто их с собой не брал. Столь опрометчивое поведение асов объясняется тем, что в случае сбития лётчик, вероятнее всего, попал бы в плен, что было просто немыслимо для настоящих самураев, коими себя эти лётчики считали. Строгому следованию самурайского кодекса способствовала и жёсткая школа молодого пилота, которую выдерживали единицы.

Один из величайших асов Японии Сабуро Сакаи вспоминал, что в авиационную школу в Цутиуре на обучение направлялось 1,5 тысячи человек, к обучению допускалось 75, а оканчивали её лишь 35 пилотов, которые проходили через настоящий ад ещё до своих первых боёв….
По рассказам Сабуро, волю к победе молодым курсантам начинали прививать с первого же дня их поступления в школу. Одним из самых эффективных методов в этом плане была борьба до победы. На ковёр вызывали двух пилотов и устраивали между ними спарринг. Победитель покидал ковёр, а побеждённый был вынужден сражаться со следующим членом группы. Так продолжалось до тех пор, пока курсант либо не победит, либо не продержится против всего потока, в котором насчитывалось 70 человек. Если курсант отказывался сражаться дальше, то его отчисляли, в противном же случае свой следующий день проигравший начинал опять на ринге.

Другим серьёзным упражнением был стальной шест. Будущий пилот-истребитель был обязан не только вскарабкаться по нему, но и провисеть 10 минут, зацепившись за вершину одной рукой. Если курсант срывался, то внизу получал от инструктора удар палкой по заднице и после короткого отдыха делал новую попытку. К выпуску каждый из пилотов был способен провисеть на таком шесте по 20 минут.

Другое же упражнение было скорее необходимостью, чем ещё одним способом привить волю к победе. Несмотря на то что Япония расположилась на весьма небольших островах, но многие будущие пилоты того времени никогда не видели моря и даже не умели плавать. В связи с этим всех курсантов обучали плаванию, но всё с той же бескомпромиссностью – человека обвязывали верёвкой и бросали за борт корабля….
В море же пилотов готовили и к перегрузкам. Для развития лёгких курсантов погружали в воду и насильно держали под ней определённое время, с каждым разом всё более его увеличивая. В итоге каждый пилот японских ВВС мог продержаться под водой минимум 90 секунд, хотя пределом это не было. Так, личный рекорд Сакаи составил 2 минуты 30 секунд.

Самым жестоким упражнением считались прыжки с трамплина. Для развития равновесия и ориентации в пространстве, для лучшего управления истребителем, в обязательный курс подготовки пилотов входили прыжки в воду с подкидной доски. Однако когда курсанты осваивались с этой сложной, но безобидной дисциплиной начинался второй этап – прыжки с трамплина на землю. При этом в прыжке нужно было сделать двойное и тройное сальто, после чего приземлиться на ноги. Излишне говорить, что неудавшиеся попытки оканчивались вывихами, переломами, а то и смертями. После такого вся обязательная акробатическая подготовка казалась курсантам обычным развлечением.

При всей интенсивности подготовки, курсанты и сами придумывали себе упражнения и задания. Так, для развития зрения и внимания в светлое время дня они выискивали на небе звёзды, а для отработки точности движений ловили мух.

Многие тренировки были жестоки, другие же казались бессмысленными, но многие из тех, кто прошёл их полный курс, пережили всю войну. Так, Сабуро Сакаи за всю войну не потерял ни одного ведомого, а сам он, по его собственным словам, никогда не был застигнут американскими пилотами врасплох. Ярчайшим примером результативности такой подготовки стал бой Сакаи в июне 1944 года когда он, будучи уже одноглазым, в одиночку 20 минут противостоял сразу 15 американским истребителям. За это время по его самолёту не просто не попали, а он даже сумел вывести противников под огонь японских зенитных орудий….
Сам же ас считал, что на военных примерах простым людям сложно рассказать о лётной школе в Цутиуре и рассказывал другой случай. Однажды он и ещё три пилота ехали по извилистой горной дороге. Скорость была уже выше 60 миль в час, когда водитель неожиданно потерял управления и машина вылетела с дороги. Без каких-либо команд все четыре пилота моментально открыли двери и выпрыгнули из автомобиля. Каждый отделался синяками и царапинами, а от машины, врезавшейся в дерево, остались одни обломки.

Уровень такой подготовки ясно даёт понять, что японские асы не были для своей страны «пушечным мясом». Тут процесс скорее обратный – столь великолепная подготовка порождала в воспитанниках чувство собственной неуязвимости настолько сильное, что они просто не верили, что их могут сбить.

Автор: Арсений Гурский

Источник: https://inforeactor.ru/