Война за Курилы станет прологом к японской экспансии
Материал комментируют:
Валерий Кистанов
Виктор Алкснис

Токио вынашивает планы возврата «своих» земель силой оружия. При этом план «Великая Япония до Урала» не отменялся. Такое мнение высказал доктор военных наук, генерал-полковник Анатолий Зайцев в своей статье для «Военно-промышленного курьера».
По версии генерал-полковника, возможный сценарий выглядит так:
— Япония, пользуясь многократным превосходством в личном составе и вооружении, наносит внезапный удар по Сахалину и Южным Курилам;
— США будут в стороне, убеждая Россию не применять ядерное оружие, а Китай скорее всего займет нейтральную позицию;
— претензии Страны восходящего солнца на Курилы со ссылкой на Трактат о торговле в границах 1855 года неизменны; понимая, что к этим островам есть интерес у США, Токио пойдет им на уступки, и уже на следующий день там будут стоять американские военные базы.
В доказательство, что сценарий вовсе не фантастический, аналитик привел следующие факты.
Японских детей учат не историческим фактам, а мифам. Во Второй мировой или Великой восточноазиатской войне Япония не проиграла, а по воле императора прекратила ее и осталась непобежденной. В святилищах Ясукуми размещены 14 поминальных табличек военных преступников — это гордость нации, освободившей страны Азии от колонизаторов европейских стран. Япония не уходит от мысли собрать все восемь углов мира под одной крышей, считая это божественным предназначением. Налицо пиетет к довоенному, агрессивному, милитаристскому воспитанию граждан, а отсюда — стремление к наращиванию военной мощи, констатирует Зайцев.
Если проанализировать военные расходы 25 развитых стран за последнее десятилетие в пересчете на человека и квадратный километр, Япония окажется на пятом месте. Причем, если в начале 2000-х военный бюджет страны прибавлял в среднем по 0,8% в год, то в 2014-м он увеличился втрое и продолжает наращиваться.

По оценке Зайцева, экономический потенциал Японии сейчас равен 61% от США, показатель производства на душу населения еще выше, а все предприятия, — как частные, так и государственные, — имеют мобилизационные задания. Это означает, что при населении 126,5 миллиона человек поставить под ружье каждого десятого вполне реально, пишет генерал-полковник. Плюс в Японии постоянно внедряется мысль, что ядерная война страшна, но не так опасна и для государства в целом не смертельна.
По конституции Япония должна иметь только Силы самообороны. Но если посмотреть их структуру, включающую сухопутные войска, ВВС, ВМС и спецслужбы, мы увидим хорошо оснащенную армию, считает аналитик.
В ближайшее время Япония собирается закупить в США истребители пятого поколения F-35 (общим числом до 42 единиц), способные нести ядерное оружие, и в планах еще 1626 истребителей, оснащение эсминцев ЗРК SM-3 с дальностью поражения до тысячи километров, модернизацию и переоснащение зенитно-ракетных комплексов Patriot (PAC-3), создание ПРО из двух эшелонов, закупку конвертоплана V-27 для высадки десанта на отдаленные острова, перечисляет Зайцев.
На Дальневосточном ТВД, считает генерал-полковник, мы можем противопоставить японцам немногое. У России там 25 подлодок, 10 боевых кораблей океанской морской зоны и 32 прибрежной. У Японии — 66 кораблей, в том числе пять эсминцев-вертолетоносцев со сплошной полетной палубой и ангаром для самолетов типа F-35B, 18 подлодок, из них треть — новые. В наличии также 7 ракетных, 8 десантных, 25 минно-тральных катеров, 5 морских танкеров, 2 корабля управления, 2 поисково-спасательных судна, 1 минный заградитель, 3 БДК и 2 малых десантных, 180 самолетов и 140 вертолетов.

Действительно ли Япония видит себя державой XXI века, какие выводы из этого следует сделать России?
— Я во многом согласен с выводами генерал-полковника Зайцева, — говорит депутат Госдумы третьего и четвертого созывов, полковник в отставке Виктор Алкснис. — В Японии всегда были сильны реваншистские настроения. Учитывая менталитет японцев, поражение во Второй мировой для них очень болезненная тема. И действительно, их Силы самообороны на сегодня представляют собой мощную армию, которая превосходит российскую группировку на Дальнем Востоке.
Со времен СССР предполагалось, что вероятных противников на этом направлении у нас нет. Мы исходили из того, что в любом случае Япония будет сохранять нейтралитет, а главная наша угроза — на Западе. Поэтому группировка, которая имелась на Дальнем Востоке на момент распада СССР, все последующие годы деградировала. На сегодня, я считаю, она представляет собой дутую величину, и реально противостоять японским Силам самообороны вряд ли сможет.
Да, у нас есть «последний довод королей» — ядерное оружие. Очевидно, руководство России рассчитывает, что в конце концов именно этот фактор окажется решающим. Но я напомню, что 100 с лишним лет назад в Российской империи тоже все были убеждены, что «жалкую» Японию мы запросто закидаем шапками. Однако русско-японская война 1904−1905 годов наглядно показала, что это не так.
Нужно учитывать, что Япония сегодня в области экономики существенно превосходит Россию, а японское общество проникнуто идеями реваншизма. Это значит, в российско-японских отношениях возможны самые разные варианты.
«СП»: — Что Кремлю делать в такой обстановке?
— Нужно исходить из реальных военных угроз. Сегодня на Западе, за исключением Эстонии и Украины, никто нам территориальных претензий не предъявляет. Да, действия Киева представляют сейчас наибольшую угрозу для России. Но вторая по значимости угроза, я считаю, исходит как раз от Японии.
Японскую угрозу никак нельзя оставлять без внимания под предлогом, что Дальний Восток далеко. Напомню, даже в самые страшные годы Великой Отечественной войны — в 1941-ом и 1942-м — мы все-таки держали там мощную группировку. Часть этой группировки мы отправили на спасение Москвы осенью 1941 года, и это сыграло важнейшую роль в контрнаступлении под столицей. Но всю войну, несмотря на то, что дальневосточные части были крайне необходимы на фронте, мы их не трогали. Потому что, несмотря на соглашение с Японией о нейтралитете, мы ощущали угрозу со стороны Квантунской армии.
Поэтому нам придется усиливать группировку на Дальнем Востоке, поставляться туда новейшую боевую технику, и восстанавливать систему обороны, которая была создана во времена СССР. Замечу, в те времена Токио в голову бы не пришло пытаться решить территориальную проблему военным путем.
«СП»: — Зачем при таком раскладе мы разговариваем с Токио о возможной передаче Курил?
— Руководство России, я считаю, само спровоцировало оживление реваншистских настроений путем необдуманных действий в вопросе Курил и подписании мирного договора с Токио. Мы совершенно спокойно жили без этого договора 70 лет, и никто от нас его не требовал. Но Владимир Путин принял решение реанимировать вопрос — и тем самым совершил, на мой взгляд, очень серьезную ошибку.
— Довоенная Япония хотела создать Восточно-Азиатское сообщество под своей эгидой, и тогдашнее милитаристское руководство страны действительно шло на агрессию на материке, — отмечает руководитель Центра японских исследований Института Дальнего Востока РАН Валерий Кистанов. — Это делалось под лозунгом освобождения братьев-азиатов от колониального ига белых людей. Но этот лозунг не помешал японцам зверствовать на территории Китая и Филиппин так же, как зверствовали гитлеровцы на территории Советского Союза.
У тогдашней Японии были громадные планы: Токио рассчитывал подмять под себя и Индонезию, и Австралию — Австралия тогда жила в страхе перед высадкой японского десанта. Имели японцы и планы захвата советского Дальнего Востока. Все это как раз и было «объединением восьми углом мира под одной крышей».
Но надо понимать: все это рухнуло — в 1945-м Япония подписала акт о безоговорочной капитуляции. Да, нынешний премьер Синдзо Абэ хочет покончить с теми обременениями, которые были наложены на страну после окончания Второй мировой. Плюс в какой-то мере сделать Японию более самостоятельной — в том числе, в отношениях с США, главным своим союзником. Но военный договор между Токио и Вашингтоном никуда не делся, и не денется в обозримом будущем — он будет только укрепляться.
Абэ хочет чувствовать себя свободнее в рамках этого договора, но это ему плохо удается. Премьер также хочет вернуть Японию на международную арену — у него есть лозунг Japan is back, с которым он повторно пришел к власти в 2012 году. Абэ считает, что при прежних администрациях Токио сильно потерял во внешнеполитическом влиянии из-за обременений, наложенных оккупантами — то есть, той же Америкой.
У Абэ были далеко идущие планы: пересмотреть ст. 9 конституции, которая запрещает Японии иметь Вооруженные силы, а также применять угрозу использования военной силы при разрешении международных конфликтов. Абэ хотел пересмотреть статью в корне, но в конце концов понял, что это слишком сложно.
В Японии сейчас нет милитаристских настроений, которые были до войны. Большинство японцев привыкли жить в мире и спокойствии, под американским зонтиком, в том числе военным. Тем не менее, Абэ полностью своих планов не оставил, и теперь хочет внести в 9-ю статью один только параграф: о том, что нынешние Силы самообороны являются легитимными. Потому что в многие Японии считают: поскольку конституция фактически запрещает иметь армию, то и нынешние Силы самообороны не легитимные.
Этот пункт — главная цель, которую Абэ попытается достигнуть за оставшейся период премьерства, до 2021 года. Но я не уверен, что даже это у него получится. Для внесения поправки нужно решения обеих палат японского парламента о созыве референдума. Да, у правящей партии Абэ большинство в обеих палатах, но нет гарантий, что на референдуме японцы проголосуют за поправку. Опросы общественного мнения показывают, что голоса разделятся 50 на 50.
Поэтому говорить о каком-то милитаристском угаре в Японии, или о милитаристской направленности менталитета современных японцев я бы не стал. Скорее, наоборот, они хотят быть как можно менее вовлеченными в зарубежные конфликты, и не участвовать в войнах.
Есть, конечно, определенные политические круги, которые воспевают милитаристское прошлое Японии. Они говорят, что была война за родину и императора. И храм Ясукуми — символ этих кругов. Хочу только уточнить, что в храме никто не захоронен — там почитают души японских солдат и офицеров, которые погибли на всех фронтах Японии за всю ее историю. Таковых насчитывается 2,5 миллиона человек. При этом почти все они погибли за пределами страны — они умирали, когда вели войну с Китаем в конце XIX века, и когда воевали с Россией.
Да, среди этих фамилий — 14 военных преступников, их душам также поклоняются. Этот храм является, повторюсь, символом японского милитаризма — именно так он воспринимается в странах, пострадавших от японской агрессии. И когда этот храм посещают японские руководители — а они это делают регулярно — это вызывает бурю негодования, прежде всего в Китае.
Синдзо Абэ считается в этих странах «ястребом». Замечу, Абэ имел смелось посетить храм Ясукуми в 2013 году, но китайцы быстро дали ему понять, что для японо-китайских отношений это серьезная вещь, и больше в храм Абэ не ходит. Посылает только туда синтоистское подношение — деревце масакаки.
Я был в этом храме — очень красивом, по-японски. При нем есть музей, и там у меня возникли некоторые вопросы. В музее, например, выставлен японский истребитель Mitsubishi A6M Zero — его широко применяли во Второй мировой. Рядом на постаменте стоит памятник камикадзе: летчик в форме. Я плохо себе представляю, чтобы в Германии был выставлен Messerschmitt Bf.109, а рядом — летчик Luftwaffe в нацистской форме. В Европе такой памятник вызвал бы массу протестов, а в Японии — пожалуйста.
Все это, да, есть в Японии. Но какого-то широкого милитаристского захвата дум и менталитета, идей о том, что можно возродить державу — в Японии совершенно точно нет.

Андрей Полунин
https://svpressa.ru/

После встречи Владимира Путина и Синдзо Абэ, не утихают страсти по поводу Курильских островов. В России возмущаются самой мыслью о возможности что-либо передать Японии, а в Японии большинство по-прежнему хочет получить все четыре острова. Является ли общественное мнение непреодолимым препятствием для заключения мирного договора и изменения отношений двух стран – или же Путин и Абэ могут изменить его во имя стратегических интересов своих государств?
Предложение японского премьера Синдзо Абэ активизировать переговоры о заключении мирного договора, взяв за основу совместную декларацию 1956 года, в которой речь шла только о двух островах, Хабомаи и Шикотане, вызвало бурную реакцию и в России, и в Японии.
Хотя Владимир Путин очень осторожно прокомментировал инициативу Абэ, отметив, что нужно разобраться, что имеется в виду под словами СССР «передаст острова» в декларации 1956 года, а сам Абэ потом уточнил, что Токио не меняет свою позицию относительно необходимости переговоров по всем четырем островам, общество в России и в Японии пришло к выводу, что все уже решено, и вообще в следующем году будет подписан «предательский договор».
Если суммировать российское общественное мнение, то оно в подавляющем своем большинстве сводится к позиции «ни пяди родной земли». Ни о чем нам договариваться с японцами нельзя – обманут, да и несамостоятельные они, американская марионетка. Даже два меньших острова отдашь – потом потребуют и Итуруп с Кунаширом. К тому же передача Хабомаи и Шикотана лишит наши подлодки свободного выхода в Тихий океан, мы останемся без запасов рения, одного из самых дорогих и редких металлов, потеряем зону для рыбного промысла (все это на самом деле относится к двум другим островам, но кому это интересно?). И, самое главное – будет создан опаснейший прецедент. Россия, поддавшаяся на одни территориальные претензии, тут же столкнется с целым набором следующих от Калининграда до Карелии, от приграничных с Прибалтикой территорий до всего нашего Дальнего Востока.
Опрос читателей, проведенный газетой ВЗГЛЯД, демонстрирует: 76% считают, что ни при каких условиях не нужно передавать Японии Хабомаи и Шикотан. Подобный же опрос, проведенный другим изданием год назад среди более чем 50 тысяч читателей, показывал, что 89% хотят, чтобы острова оставались российскими. При этом число тех, кто выступает за передачу, ни в каком из опросов не превышает 10%. Еще процентов 10–15 согласны на совместное использование островов – при сохранении российского суверенитета над ними.
В любом случае число тех, кто категорически против передачи, на порядок превышает число тех, кто считает ее возможной.
В Японии настроения тоже не в пользу компромисса, хотя там есть положительная динамика. По свежему опросу телекомпании Fuji и газеты Sankei, почти 36% считают, что Япония, в соответствии с декларацией 1956 года, могла бы удовлетвориться передачей Шикотана и Хабомаи. При этом 62% настаивают, что следует добиваться еще и Итурупа и Кунашира. Раньше тех, кто готов был удовлетвориться двумя островами, было меньше, сейчас разрыв уже недотягивает и до двух раз.
Тем не менее и японское, и российское общество выступают в своем большинстве против компромисса, каковым, собственно говоря, и является возможность урегулирования через передачу в качестве жеста доброй воли двух островов, зафиксированная в декларации 1956 года. Получается, что Путину и Абэ, чтобы подписать договор, нужно будет или изменить общественное мнение своих стран, или проигнорировать его. Третьего пути для заключения мирного договора нет, потому что понятно, что в обозримом будущем Япония не пойдет на заключение договора с отказом даже от Хабомаи и Шикотана.
Могут ли Путин и Абэ проигнорировать общественное мнение? Формально могут – им обоим уже не нужно переизбираться (Абэ точно перестанет быть премьером в 2021 году, а Путин сохранит свое положение национального лидера и после 2024 года, не занимая при этом пост президента РФ – если, конечно, не брать варианта с изменениями в Конституции), так что можно, что называется, исходить только из собственных представлений о национальных интересах и стратегического расчета. Но в реальности, конечно, ни Путин, ни Абэ не хотят и не будут игнорировать общественное мнение своих стран – они будут пытаться его изменить. Конечно, только в том случае, если сумеют договориться между собой о конкретном содержании компромисса по островам.
Получится ли у них убедить собственные народы? Абэ это сделать, казалось бы, проще – все-таки уже 36% выступают за то, чтобы удовлетвориться двумя островами. Но если переговоры Путина и Абэ будут успешными, то соглашение, к которому они придут, уже может понравиться меньшему количеству японцев – ведь в нем неизбежно будет множество оговорок (только при наличии которых он и будет приемлем для России), начиная с совместного использования территории и гарантий неразмещения там каких-либо военных сил, заканчивая переходным периодом, двойным гражданством для жителей Шикотана, а то и двойным суверенитетом.
Такой вариант даст противникам мирного договора в самой Японии возможность развернуть против него массированную кампанию, однако и ее Абэ может при желании отбить. Ведь ставка в этой битве – не два острова, а вся японская территория как таковая.
Именно начатый при Абэ процесс возвращения Японией своего ограниченного после поражения во Второй мировой войне суверенитета (реформирование конституции с возвращением в нее определенных национальных идеологических установок, с легализацией самого понятия армии и прочим) нуждается в выстраивании новых отношений с Россией. Без новых отношений с Россией невозможно выстроить новые, менее зависимые отношения с Америкой. А именно это является главной стратегической целью Токио (есть еще и крайне важный для японцев китайский вопрос – тут он вторичен).
Если Абэ и та часть японской элиты, взгляды которой он выражает, будет и дальше двигаться по пути «японизации и деамериканизации Японии», нет сомнений в том, что они сумеют продавить через японское общественное мнение принятие договора с Россией. Ведь тем самым они еще и облегчат себе решение следующей задачи – после ликвидации такой ложной и искусственной проблемы, как «северные территории», уже ничего не будет отвлекать внимание японцев от «южного вопроса», то есть от другой, настоящей проблемы нарушения японского суверенитета. От расположенной на острове Окинава американской военной базы, которая на самом деле очень сильно раздражает японцев. Именно поэтому, кстати, главная угроза для российско-японского договора будет исходить из Вашингтона – не для того американцы десятилетиями раздували проблему «северных территорий», чтобы теперь оказаться в роли главной помехи японскому суверенитету.
Для Владимира Путина мирный договор с Японией не относится к числу жизненно необходимых для России целей – жили без него и проживем. Но – изменение отношений с Японией с нынешних подвешенных и несамостоятельных, перевод их в состояние стратегического партнерства (то есть возможности строить совместные планы и проекты на десятилетия вперед) отвечает национальным интересам России. Если мы видим реальную готовность к этому японской элиты и единственным препятствием для этого является территориальный спор, то можно попытаться его решить.
Конечно, самым правильным для России было бы убедить Японию в том, что ей нужно согласиться на двойной суверенитет, совместное управление двумя из четырех островов – Хабомаи и Шикотаном – и письменно отказаться от претензий на Итуруп и Кунашир. Скорее всего, именно такой вариант и будет отстаивать сейчас президент России – но шансов на согласие Абэ на такое решение совсем немного.
Поэтому в том случае, если Путиным будет принято решение идти по пути постепенной передачи двух островов, он будет работать с российским общественным мнением – убеждая и объясняя причины, по которым России выгодно это сделать. Урегулированные границы двух соседних великих стран, позволяющие им выстраивать новые отношения, – неважная вещь лишь для тех, кто не хочет или не может строить большие планы на будущее России.
Опасения, что Путин растеряет весь свой авторитет в случае заключения такого мирного договора с Японией, понятны, но неправильны. Президент потому и пользуется таким авторитетом в стране, что не боится приступать к решению самых сложных проблем и вопросов. И честно говорить со своим народом об этом. И если Путин решится на сделку, он сумеет объяснить ее правильность своему народу.
Если бы в нулевые годы мы не урегулировали границу с Китаем, было бы куда сложнее осуществлять исторический разворот на Восток в нынешнем десятилетии.
Если бы мы не пошли в Сирию, не было бы нынешних позиций России на Ближнем Востоке (как и договоренностей по нефти с саудитами).
Если бы не последовательная позиция Путина по Турции, не было бы ни «Турецкого потока», ни стратегических отношений двух стран.
Отношения с Японией важны не ожиданием японских инвестиций (на которых почему-то зациклены противники договора), а выстраиванием нового баланса сил в Тихоокеанском регионе, этом центре мировой политики в 21-м веке. Инвестиции, как и совместные инфраструктурные и энергетические проекты, будут лишь производной от новых отношений двух стран и новой расстановки сил.
Рассуждения о том, что Путин может создать опасный прецедент и все остальные соседи начнут выдвигать к России территориальные претензии, не выдерживают критики, как и сравнение его с Горбачевым или Ельциным. Рвут слабого – сильный может позволить себе то, что считает нужным. Причем не только так, как это было в 2014 году в Крыму или в 2015-м в Сирии.
Нынешняя Россия находится совершенно в другом положении, чем при позднем Горбачеве или в годы правления Ельцина. В первом случае у нашего руководства не было ни стратегического видения национальных интересов, ни знаний и умения отстаивать даже то, что представлялось им правильным. А во втором не было еще и сил у самого нашего разваливающегося государства.
Сейчас у нас есть по-настоящему опытное политическое руководство, выстраивающее внешнеполитическую стратегию страны исходя только из русскоцентризма, из национального понимания геополитики, руководствуясь долгосрочными национальными интересами России. Готовое делать лишь то, что укрепляет нашу страну.

https://vz.ru/politics/

Визит в Москву японского премьер-министра Синдзо Абэ в конце апреля не вызвал ажиотажа ни в российских, ни в японских медиа — в отличие от прошлогоднего визита в Японию президента Владимира Путина, от которого ожидали некоторых «прорывных» решений.
Апрельская поездка японского премьера в Москву рассматривалась как очередной раунд длительного диалога на высшем уровне, посвященный обсуждению рабочих вопросов.
Соответственно, в этот раз не было ни предварительных консультаций, которые были бы окутаны завесой тайны, ни драматически закрученной интриги с неизвестным финалом.
Тем, кто следит за этими переговорами, очевидна присущая им определенная асимметричность позиций и интересов их участников. С одной стороны, для японского политического истеблишмента в центре дипломатической игры был и остается вопрос о территориальном разграничении на Курильских островах, который с японской стороны выглядит как проблема утраченных в результате войны с Советским Союзом в 1945 году «северных территорий».
Даже если это и не произносится вслух, в сознании японских политиков присутствует негласная увязка любых предпринимаемых шагов с решением «территориального вопроса» в таком формате, который устроил бы представителей основных политических сил в Японии.
Проблема территориального размежевания с Японией в глазах Москвы, в свою очередь, выглядит решенной ходом истории, так что речь может идти только об условиях использования (в том числе совместного) тех или иных территорий без изменения статус-кво в отношении суверенного контроля над ними.
Дальнейшее развитие отношений с Японией Москва видит в расширении контактов и обменов — экономических, гуманитарных и даже военных, но без увязки с какими-либо политическими условиями или обязательствами со стороны России.
В том числе это относится к экономическим проектам и сделкам, которые Москва рассматривает как чисто коммерческие предприятия, не являющиеся ни помощью России, ни политическими шагами навстречу ей со стороны Японии. Не говоря уже о том, чтобы рассматривать предлагаемые планы «содействия» как своего года авансовый платеж за будущие политические уступки.
Скорее, наоборот, участие японских компаний в хозяйственной деятельности на российской территории видится Москве как результат собственной доброй воли в виде предоставления соседям доступа к использованию российских природных и человеческих ресурсов.
Основной интерес Москвы лежит скорее в политической области.
От Токио ей нужно в первую очередь более или менее открытое признание новых мировых реалий — крушения той модели миропорядка, при которой роль разработчика и толкователя правил игры в мировой политике принадлежала США и проатлантически настроенной части европейских элит.
Соответственно, российское руководство хотело бы, чтобы своими действиями Япония продемонстрировала, что признает за ним право действовать в международной политике в соответствии с его собственными представлениями о справедливости и легитимности, в том числе без оглядки на позицию японского партнера по военно-политическому альянсу.
Именно эта асимметрия взглядов и интересов двух сторон применительно к диалогу на высоком уровне существенно ограничивает и его возможности, и его текущий эффект. Да, сам факт такого диалога важен, причем для обеих сторон. Он придает им (в том числе, в их собственных глазах) большую значимость в качестве субъектов, а не объектов мировой политики; способствует демонстрации лидерских качеств и позволяет лишний раз заявить свои позиции по проблемам национального и глобального масштаба.
Однако по мере накопления опыта и продолжительности такого диалога связанные с ним ожидания неизбежно уменьшаются, закономерно снижая при этом и интерес к нему со стороны медиа и экспертного сообщества.
Судя по всему, нынешний японский премьер уже начинает ощущать на себе негативные последствия такого рода усталости общественности от перманентных обещаний результатов, которые все больше кажутся малозначимыми или даже вовсе эфемерными. Критические высказывания в адрес его дипломатии на российском направлении стали звучать чаще, хотя и в аккуратной форме.
Руководители компаний намекают, что по политическим соображениям от них требуют продемонстрировать гораздо больший интерес к российским проектам, нежели тот, что может быть оправдан их долгосрочными бизнес-стратегиями. Политические обозреватели делают акцент на том, что позиция российского руководства по наиболее важным для японского общественного мнения вопросам, если и изменилась, то не в благоприятную для Японии сторону.
«Личная» дипломатия, в эффективность которой Абэ публично никогда не сомневался, очевидно, проявляет свою ограниченность. В отношении президента Путина претензии Абэ на личные и доверительные отношения (нехарактерные для японской дипломатии «простые» обращения, публичные заверения в неформальной дружбе и др.), как и предсказывали эксперты, не привели к каким-либо существенным изменениям в позиции российского президента по принципиальным вопросам.
Однако дело не только в чрезмерном упоре на личные отношения, роль которых в международной политике не стоит переоценивать. Нельзя не видеть, что и объективная заинтересованность Москвы в дальнейшем «торге» с Японией продолжает снижаться.
Политическо-экономическая мотивация – преодоление воздействия западных санкций – постепенно уменьшается. Санкции коллективного Запада против России в ключевых для России областях понемногу размываются и так, без особых маневров с Японией. Поставки российского природного газа в Европу прошедшей зимой достигли исторических максимумов.
Подготовительные работы по проекту «Северный поток-2» продолжаются, несмотря на протесты Польши и стран Балтии: совсем недавно, в конце апреля, «Газпром» объявил о подписании соглашения с пятью западными компаниями о финансировании 50% предполагаемых затрат на строительство (€9,5 млрд) и рассчитывает завершить его уже к 2019 году.
Периодически «пробрасывается» информация о возможности реанимации проекта «Южный поток», а перспективы «Турецкого потока» выглядят все более реальными.
Все это уже привело к тому, что необходимость скорейшего наращивания поставок российского газа в восточном (азиатском) направлении воспринимается как менее настоятельная.
Соответственно, политическое давление в направлении настойчивого «окучивания» японского и китайского бизнеса с прицелом на форсированный «разворот на Восток» в последнее время явно ослабло.
Экономическая заинтересованность российского руководства во встречных шагах японского бизнеса также достаточно ограничена. Возможности сотрудничества, в частности на российском Дальнем Востоке, не таковы, чтобы сотворить новое «экономическое чудо», а действенность ограниченных финансовых инъекций японского капитала не сравнима с масштабом проблем, которые могут быть решены только путем фундаментального оздоровления российского экономического механизма.
В этих условиях дальнейшее сближение позиций России и Японии по основным проблемам, которые реально разделяют политиков и общественность двух стран, возможно только в длительной перспективе и на основе широкого диалога, с учетом всех осложняющих его обстоятельств и объективных сложностей.

ttps://news.rambler.ru/

Россия и Япония уже 70 лет живут без мирного договора. Заключить его сторонам мешает неурегулированный территориальный спор — Токио не признает суверенитет Москвы над Курильскими островами. Причем и Россия, и Япония не готовы на уступки, полагая отстаивание собственных позиций делом принципа. «Лента.ру» совместно с агентством «Внешняя политика» постаралась разобраться, почему же для Токио возвращение Курил имеет столь важное значение.
Незабытая история
Курильский вопрос — тема острая и для японцев, и для русских. Территориальные уступки США, Норвегии и Китаю, совершенные Россией в последние десятилетия, прошли практически незаметно для общества. С Курильскими островами все иначе. Сами японцы своими постоянными требованиями сделали очень много для того, чтобы в России острова воспринимали не как несколько клочков земли в Тихом океане, а как вопрос принципа, как военный трофей, отдать который было бы бесчестьем.
Считается, что о существовании островов Курильской гряды японцы узнали в начале-середине XVII века, немного опередив голландцев и русских. Но даже более чем столетие спустя Южные Курилы и север Хоккайдо не управлялись ни русскими, ни японцами. Лишь в 1799 году на Кунашире и Итурупе были организованы постоянные японские заставы. Японцы воспринимали эти земли как колонию, населенную дикими племенами.
Четыре оспариваемых острова были признаны японскими в 1855 году с санкции Николая I, а двадцать лет спустя по новому договору Японии передавались все Курильские острова в обмен на право России безраздельно владеть Сахалином.Племена айну, коренное население островов, ничуть не родственное японцам, подвергались насильственной ассимиляции. Некоторые исследователи даже говорят о геноциде.
Так или иначе, исторический нерв японцев при последующем переходе островов к СССР после Второй мировой войны задет не был. И при попытке посмотреть глазами японцев на проблему, как они говорят, «северных территорий» мы видим больше прагматизма, нежели желания восстановить историческую справедливость. Кстати, почему не Курилы, а «северные территории»? Все просто — японцы не признают острова частью Курильской гряды, считая их естественным продолжением острова Хоккайдо. Кроме того, понятие «северные территории» может менять свое содержание в зависимости от обстоятельств.

Таро Асо выступает на Общенациональном съезде за возвращение «северных территорий». 7 февраля 2006 года
Фото: Yuriko Nakao / Reuters
Двусмысленность вокруг Южных Курил возникла из-за того, что в 1951 году в Сан-Франциско советская делегация в силу многообразных и весомых дипломатических причин не подписала соглашение между странами-победительницами и Японией, по которому Токио отказывался от прав на Курильские острова и Южный Сахалин. В Японии не отрицают соглашение, но и не признают включение этих территорий в состав СССР.
В 1956 году СССР и Япония приняли декларацию о нормализации советско-японских отношений, где в первый и единственный раз была письменно зафиксирована готовность СССР к передаче Японии острова Шикотан и архипелага Хабомаи (часто о нем говорят как о едином острове — прим. «Ленты.ру»), но с условием, что это возможно только после заключения мирного договора. Дальше декларации дело не пошло, в переговорный процесс вмешались США и попросту поставили японцев перед выбором — «северные территории» или «южные», угрожая не вернуть Окинаву под юрисдикцию Токио в случае подписания мирного договора. Одновременно было сделано заявление о поддержке японских требований на все острова Малой Курильской гряды. Надежды на мирное соглашение окончательно рухнули после принятия нового американо-японского договора о безопасности в 1960 году.
Притязания японцев особенно усилились в тот период, когда СССР оказался в международной изоляции после ввода войск в Афганистан. С 1981 года каждый раз 7 февраля в Токио проводится Общенациональной съезд за возвращение северных территорий. Мероприятие финансируется правительством, и там непременно выступает премьер-министр, выражая решимость ни при каких обстоятельствах не отказываться от претензий на острова.
Прагматизм с обеих сторон
У Японии есть территориальные споры со всеми соседями (для азиатских стран это норма), но курильский вопрос для Токио — особенный. Обычно речь идет о необитаемых скалах и акватории. А Южные Курилы по японским меркам — совсем не маленькие острова, площадь территории — 5,1 тысячи квадратных километров.
Эти острова — стратегические, прежде всего для России. И дело даже не в важности для судоходства незамерзающих проливов между южнокурильскими островами. В зимний период свободный проход к российским портам в Охотском и Японском морях через незамерзающие проливы Южных Курил все равно невозможен в силу того, что дальнейший морской путь до них пролегает через скованную льдом акваторию Охотского моря. Для навигации в основном используется Сангарский пролив между японскими островами Хонсю и Хоккайдо. Однако незамерзающие глубоководные проливы между островами важны тем, что российские подлодки через них могут выходить в Тихий океан в подводном положении в любое время года.
Минеральные богатства островов и ближайших донных месторождений недостаточно исследованы, но оценки производят впечатление. В частности, на Итурупе находится крупнейшее в мире месторождение редкого металла рения, обнаруженное в 1992 году. Он используется для производства катализаторов и в суперсплавах для космической и авиационной техники. Один только вулкан Кудрявый выбрасывает каждый год 20 тонн рения, что составляет примерно половину мировой добычи на текущий момент. Это единственное место в мире, где рений находится в чистом виде, а не в виде примесей. Другого месторождения рения в России нет. Разговоры о начале добычи ведутся уже более 10 лет.
Запасы других минеральных ресурсов Южных Курил также солидны: углеводороды — около двух миллиардов тонн, золото и серебро — две тысячи тонн, титана — 40 миллионов тонн, железа — 270 миллионов тонн. Окружающая акватория полна биоресурсов: морепродуктов здесь добывают на четыре миллиарда долларов в год. Именно рыболовецкое лобби в Японии постоянно напоминает правительству о необходимости более активной борьбы за острова.
Раскрытие потенциала островов возможно только при масштабных инвестициях. С 2007-го по 2015 год реализовывалась федеральная программа развития Курильских островов, средства вкладывались главным образом в инфраструктуру — более 20 миллиардов рублей. На следующий период до 2025 года планируется выделить еще 68 миллиардов рублей. И это недвусмысленно говорит японцам, что на возвращение островов рассчитывать не стоит.
Особенно ревниво в Японии относятся к любой активности третьих стран в спорном регионе. 11 февраля 2011 года Сергей Лавров заявил, что Россия может предоставить льготы иностранным инвесторам, готовым вести бизнес на Курильских островах. И министр иностранных дел Японии Сэйдзи Маэхара сразу выразил по этому поводу официальное недовольство.
Проблема обсуждения Курильского вопроса состоит в том, что все возможные выгоды от освоения природных богатств подразумеваются обеими сторонами, но не включены в переговорную повестку. Никто и никогда в Японии не аргументировал желание вернуть острова природными ресурсами или их стратегическим значением, хотя именно это имеется в виду прежде всего.
Окна возможностей и заколоченные ставни
По мнению японских политиков и дипломатов, окно возможностей для решения курильского вопроса Москва открывала несколько раз. Обычно они придают слишком большое значение дипломатической риторике, пытаясь разглядеть изменения в российской позиции, которых на самом деле нет. Окно возможностей по-настоящему открывалось лишь однажды: после визита в апреле 1991 года Михаила Горбачева в Японию. Последним обнадеживающим сигналом были слова президента Дмитрия Медведева, сказанные им во время встречи с премьер-министром Таро Асо на саммите АТЭС в Лиме в ноябре 2008 года. Медведев отметил, что к «проблеме мирного договора» необходим «творческий подход» и ее не следует перекладывать на плечи других поколений. Якобы Медведев даже пообещал тогда поручить своей администрации заняться выработкой такого «творческого подхода». Японцы очень сетуют на последовавшее полгода спустя заявление Таро Асо о том, что Курильские острова были незаконно оккупированы Россией. Это вызвало резкую реакцию России и, по мнению японцев, очень помешало продолжению диалога. 1 ноября 2010 года Дмитрий Медведев посетил Кунашир. Это был первый в истории визит российского лидера на Курилы, вызвавший предсказуемый шквал критики со стороны Токио. Страсти не утихали несколько месяцев, а японский премьер твердил об оскорблении, которое нельзя забыть.
В политических кругах Японии сейчас есть сторонники умеренного подхода, предполагающего возвращение только островов Шикотан и Хабомаи. Озвучивать это не принято, но иногда японские политики проговариваются. Например, в 2006 году, когда Таро Асо, тогда еще в должности министра иностранных дел, высказался о возможности частичного удовлетворения претензий и был за это подвергнут обструкции. Впоследствии один из его ближайших советников Сиотаро Яти предположил, что Япония могла бы отказаться от требований вернуть все четыре острова и пойти на разделение их пополам по площади: тогда бы японцы получили Кунашир, Шикотан, Хабомаи и 25 процентов Итурупа. За это дипломату вынесли выговор, а внешнеполитическое ведомство подтвердило, что Япония продолжает считать все Южные Курилы своими исконными территориями. Такие выступления делаются для того, чтобы прозондировать российскую позицию, нередко накануне переговоров, а также с профилактическими целями. За ними обычно следует жесткая реакция руководства страны, демонстрирующая сторонникам умеренной позиции, что озвучивать и тем более отстаивать альтернативные точки зрения не стоит.
Японское правительство временами активизирует свою требовательную риторику, спонсирует акции, посвященные «северным территориям». Дело в том, что в Японии молодое поколение мало информировано об этом территориальном споре, да и в целом интерес к проблеме в обществе падает. В России же, судя по социологическим опросам, как раз растет неприятие идеи передачи островов Японии.
Кремль разделяет проблему территориальных претензий Японии и развитие двусторонних отношений. Практика сотрудничества Москвы и Токио показывает, что многие взаимные вопросы вполне решаются с прагматичных позиций. Но в Японии до сих пор так и не поняли, что российские заявления о нормализации отношений вовсе не предполагают намерений отказаться от островов. Как не понимают и того, что российская позиция по этому вопросу вообще никогда не менялась и в политической риторике Кремля не следует искать желаемых смыслов.

http://lenta.ru/