История, рассказанная моим приятелем-летчмком. Сам я за время учебы в КИИГА тож неоднократно летал так домой в Иркутск зайцем, бо как деньги на пролет «благоразумно» использовались на более нужные вещи. Один раз я летел домой трое суток с 7-ю перегонами….
Автопилот
Извините, что так длинно, но из песни слов не выкинуть. Приключилось это в 1992 году, период моего обучения на пилота гражданской авиации. По плану, весь наш факультет (около сотни весьма веселых и находчивых морд) 2,5 года учился в Киеве, а стальные 2,5 года — в Кировограде. Разумеется, после переезда в Киеве почти у всех остались подружки, не навестить которых было бы просто преступно. Ну естественно, примерно раз в две недели мы старались в стольном городе на выходные отметиться. До Киева добирались как принято у нас в Аэрофлоте — все летчики братья (за исключением некоторых потерянных личностей), поэтому выставляешб экипажу пару пузырей (им радость и нам приятно) — и мы либо в салоне, либо в кабине (стеклянный билет называется, однако)
Это была присказка. Теперь к делу. Собрались мы «со-товарищи» в очередной раз в Киев, договорились с экипажем, стоим в кабине и ждем, пока дежурная уйдет. Один из летчиков предупредил:
— Парни, дежурная сегодня мерзопакостная, выгонит нафиг, поэтому стойте в кабине до взлета, а потом смело топайте в задний багажный отсек, в салоне мест вряд ли найдете. (Поясню: в Ан-24 задний багажный отсек находится, ессно, в хвосте и отделен от салона только шторами). Ладненько, нам-то все равно как лететь, тем более полет занимал чуть меньше часа. Самолет взлетает, и мы вчетвером спокойно выходим из пилотской кабины и гордо продвигаемся через весь салон в багажник. (Небольшая, но важная для рассказа деталь: чтобы пройти без проблем на перрон приходилось надевать форму, а поскольку дело было зимой, то все мы были еще и в летных куртках, т. е. от летчиков практически ничем не отличались). Еще «по пути» я отметил недетское удивление, граничащее с легким ужасом, в глазах пассажиров, но списал это на обычный пассажирский «взлетный мандраж». Добравшись до багажника мы положили на пол парочку чемоданов и уютно устроились на них.
Получилось так, что я сел в самом проеме, где должна была висеть штора (ее уже давно оборвали), спиной к пассажирам. Только я собрался покемарить, как один из товарищей достает бутыль с зеленым змием и колбасу: — У меня день рождения завтра, а мы не увидимся (он сам киевлянин), давайте сейчас это дело и отметим. Почему-то упрашивать никого не пришлось и через пару минут из очередного чемодана был сооружен фуршетный столик, прошло минут 15-20, мы уже в приподнятом настроении, разговоры разговариваем, и тут кто то меня по плечу сзади хлопает. Оборачиваюсь — стоит дядька, (ему бы в фильмах по Гоголю сниматься без грима: сто процентный хохол. Пузо необъятное, тыква лысая, в руках шапка размером с канализационную крышку, одно ухо которой торчит строго вверх, и в тулупе. Стоит и смотрит на нас. Беру стаканчик, протягиваю ему. Мужик смотрит на стакан (на то, что внутри, точнее), глотает слюну, и говорит:
— Та ни-и, я делэгат от пассажиров…
Далее очень длинная пауза. Я не вытерпел:
— И што?
Мужик:
— Я делэгат от пассажиров… — опять пауза.
Тут мы начали возмущаться, что, мол, на всех пассажиров у нас не хватит, давай бахни стакан — и на свое место баиньки …
Мужик:
— Та ни-и, я же делЭгат… Вы вот тут сидите, пьете, а самолет, понимаешь, летит. А скоро, понимаешь, Киев… Пассажиры волнуются, просят вас обратно, понимаешь, в кабину …
И тут только я допер, почему вся толпа так на нас смотрела (и, видимо, продолжала смотреть, я спиной к ним сидел). Они решили, что мы — экипаж. Сидим, «понимаешь», в хвосте, водочку употребляем вместо пилотирования воздушного судна … Вот они гонца и отрядили. Как говорится «тут Остапа понесло…», на меня снизошло вдохновение:
— Делегат, — говорю, — ты не трясись. Сейчас на ваших глазах происходит испытание новой авиационной компьютерной навигационной системы — самолет сам взлетит, ты это видел, наберет высоту, снизиться, сядет и даже зарулит на стоянку. Нам запрещено заходить в кабину, до окончания полета. Так и передай народу. Свободен.
Мужичонка понуро развернулся и поплелся ответ держать перед пассажирами. Гляжу — народ пристегиваться начал, сумки с верхних полок снимать, читать таблички, где написано, какую позу принять при аварийной посадке (некоторые даже тренироваться начали). Пока мы смеялись — самолет снизился, сел, зарулил. Народ сидит позеленевший, никто не шелохнется, к выходу не прутся по головам друг друга, как обычно. Идеальный пассажир, одним словом.
А когда остановились двигатели, и из кабины показался экипаж — начался Содом и Гоморра. Вначале небольшая пауза с гробовой тишиной (переваривали, осознавали), а потом рев хохота, друг друга по спине хлопают, поздравляют друг друга (с чем, интересно?), и самое главное — тычут в делегата, пальцами у виска крутят и тащатся, мол, какой дурак — поверил, чуть в штаны не навалил (а сами, типа, смелые и умные, не поверили). Еще стоит отметить выражение лица стюардессы — она-то не при делах была. Стоит, то на юбку себе смотрит, то на колготки (не порваны-ли, а иначе чего люди то ржут как лошади?) и так минуты 2-3. А мы, вдоволь нарадовавшись зрелищем, потихоньку слиняли, а тоить и по фейсу недолго получить, когда радость с эйфорией уляжется.
Пара истребителей И-16 вылетает на отработку воздушного боя. Пилоты после взлета убирают шасси, для чего приходится делать несколько десятков оборотов специального штурвальчика. У ведомого при этом правая нога шасси убирается не полностью. Hичего страшного в этом нет. Hогу можно «дожать». Ведущий, желая помочь товарищу, высунув правую руку из кабины делает ею загребающий жест к груди. Ведомый же воспринимает это как приказ сплотить строй и подходит ближе. Ведущий повторяет сигнал — ведомый с опаской подходит вплотную и заводит свое крыло в пространство между крылом и стабилизатором самолета командира. 