AVIACITY

Для всех, кто любит авиацию, открыт в любое время запасной аэродром!

В небе Заполярья и Карелии. Часть 2.

За первый день наступления части 7-й воздушной армии произвели 229 самолето-вылетов, в то время как авиация противника-лишь 30.

 

При поддержке авиации войска 131-го стрелкового корпуса прорвали главную полосу обороны врага, форсировали реку Титовка и захватили плацдарм на ее западном берегу. Одновременно через Титовку переправился 126-й легкий стрелковый корпус, который начал охватывать немецко-фашистские войска с юга.

 

На второй день наступления погода улучшилась, хотя и оставалась очень неустойчивой. В течение дня четыре раза сильные снегопады, когда видимость не превышала 100 м, сменялись совершенно безоблачной погодой. Именно эти часы советская авиация использовалась в полной мере, совершив за день свыше 500 самолето-вылетов. Особенно эффективно действовали штурмовики, оказывавшие непосредственную поддержку наступающим войскам на поле боя. По заявкам командиров стрелковых корпусов группы Ил-2 наносили удары по узлам сопротивления противника, по скоплениям боевой техники и живой силы.

 

Утром воздушной разведкой, а затем с наблюдательного пункта командира 99-го стрелкового корпуса был обнаружен подход неприятельских войск по дороге от Луостари к реке Титовка. Одновременно противник старался удержать отдельные опорные пункты в центре и на левом фланге. По заданию командира корпуса ге-иврпл-лейтенанта С. П. Микульского командир 260-й смешанной авиационной дивизии полковник Г. А. Калугин выслал три группы самолетов 828-го и одну группу 214-го штурмовых авиационных полков по восемь Ил-2 в каждой для уничтожения противника и его опорных пунктов в полосе наступления корпуса. Задача была выполнена. Штурмовики уничтожили 6 автомашин, 18 повозок, 18 лошадей, подавили огонь батареи МЗА, взорвали склад боеприпасов.

 

В этот же день восьмерка Ил-2 668-го штурмового авиационного полка в сопровождении восьми истребителей действовала по опорному пункту противника юго-восточнее Луостари. Еще до подхода к цели ведущий группы старший лейтенант Б. А. Хлуновский услышал по радио голос генерала И. Д. Удонина, руководившего боем с временного командного пункта на переднем крае: «Будьте внимательны, с малой высоты заходят в атаку «фокке-вульфы». Но впереди по курсу летчики уже видели фашистские укрепления, гитлеровцев, засевших в траншеях, артиллерийские орудия и минометы. И, несмотря на большую опасность со стороны вражеских истребителей, командир эскадрильи перестроил группу для атаки поодиночно и первым ввел самолет в пикирование. За ним последовали остальные летчики. С первого захода они сбросили бомбы, затем, развернувшись, пошли в новую атаку. Штурмовой удар оказался эффективным. Но и эскадрилья понесла потери: один «ил» -был сбит, а второй подбитый самолет летчик посадил на своей территории вне аэродрома с убранным шасси. Экипаж его остался жив и вскоре вернулся в часть.

 

Так же успешно действовали эскадрильи этого полка, возглавляемые старшими лейтенантами И. М. Валивачем и Г. М. Пьянковым.

 

Много неприятностей 131-му стрелковому корпусу доставляли артиллерийские и минометные батареи врага, расположенные в опорном пункте на безымянной высоте северо-восточное озера Чапр. Они вели систематический фланговый огонь по наступающим войскам. Экипажи 7-й воздушной армии несколько раз наносили по высоте бомбовые и штурмовые удары, но уцелевшие орудия продолжали стрелять. 9 октября командир корпуса генерал-майор 3. Н. Алексеев поставил перед 261-й смешанной авиационной дивизией задачу подавить вражеский огонь. По указанию генерала И. Д. Удонина на задание вылетела шестерка Ил-2 17-го гвардейского штурмового авиаполка во главе с капитаном Я. И. Андриевским. Прибыв в район цели, штурмовики перестроились в «круг» и меткими ударами, снижаясь во время атак почти до земли, разгромили две противотанковые и одну минометную батареи, а также взорвали склад с боеприпасами. Командир корпуса высоко оценил действия штурмовиков.

 

Соединения ударной группы 14-й армии при поддержке авиации взломали вторую полосу обороны. Левофланговый 126-й легкий стрелковый корпус, обойдя противника с тыла, 9 октября вышел в район развилки дорог западнее Луостари.

 

В это время воздушные разведчики обнаружили приближение головного полка 163-й пехотной дивизии Противника и сообщили об этом на командный пункт. Первый удар по врагу, подходившему к развилке дорога ни несли штурмовики, создав на дороге «пробку» и посияв панику среди солдат и офицеров. Командир 126-го легкого стрелкового корпуса полковник В. Н. Соловьев воспользовался этим и, ускорив выход частей к развилке дорог, вслед за ударом авиации атаковал еще не успевшего принять боевой порядок противника. По показаниям пленных, в этот день их полк потерял до 40 проц. личного состава.

 

Группа из семи Ил-2 828-го штурмового авиационного полка во главе с капитаном А. В. Тимошенко под прикрытием шестерки истребителей 773-го истребительного авиаполка и четверки 435-го истребительного авиаполки вылетела по данным воздушной разведки на уничтожение и подавление огня артиллерийской батареи в районе Луостари. При подходе к цели на высоте 900 м руину встретил сильный огонь зенитной артиллерии и пулеметов. Но советские летчики, выполняя противозенитный маневр по направлению и высоте, точно вышли на огневые позиции врага и в кильватере пар с пикирования обрушили на него бомбы. Из-за сильного огня зенитных средств штурмовики сделали лишь один заход, но он оказался эффективным: был подавлен огонь тух батарей, взорван склад боеприпасов, разбито два орудия полевого типа, шесть автомашин и убито много гитлеровцев.

 

На следующий день капитан Тимошенко возглавлял уже восемь «илов», сопровождаемых таким же количеством истребителей 773-го и 435-го истребительных авиаполков по вызову с КП командира 99-го стрелкового корпуса на подавление огня артиллерийских батарей в двух километрах восточнее Луостари. При полете но маршруту группа подверглась обстрелу зенитных средств противника и была атакована двумя истребителями ФВ-190. Огнем воздушных стрелков один «фокке-вульф» был подожжен и горящим врезался в землю. Уточнив по радио расположение цели, капитан Тимошенко для внезапности налета снизился почти до земли и затем, «горкой» набрав высоту 400 м, с планирования атаковал батареи и технику врага на дороге. После этого штурмовики снова на бреющей высоте вышли из атаки и взяли курс на свой аэродром.

 

18 августа 1945 года А. В. Тимошенко было присвоено звание Героя Советского Союза.

 

В период операции интенсивность движения на дорогах в тылу противника резко возросла, а маскировка ослабла. Поэтому удары нашей авиации по вражеским колоннам были особенно эффективны.

 

Разведкой, произведенной утром 9 октября летчиками 435-го истребительного авиаполка, было обнаружено движение пехоты, автомашин и вьючного транспорта противника на дороге от урочища Кьялоайва на Луостари, а также расположение артиллерийских батарей юго-восточнее Луостари. Надо было немедленно наносить бомбо-штурмовые удары. Советские самолеты группа за группой с интервалом 15-25 минут пошли на задание. В результате штурмовики 260-й смешанной авиационной дивизии уничтожили до 50 вражеских автомашин и много другой боевой техники.

 

Исключительно напряженная борьба разгорелась в воздухе. Созданная система ВНОС обеспечивала своевременное обнаружение неприятельских самолетов и наведение на них истребителей. В то же время с целью более быстрого обнаружения воздушного противника наряду с радиолокационными средствами в стороне от вражеских аэродромов, но в пределах видимости, постоянно патрулировали пары истребителей Як-9 7-й воздушной армии, и летчики открытым текстом передавали командованию информацию о воздушном противнике. Это в значительной степени помогало вести с ним успешную борьбу.

 

Особенно упорные воздушные бои разгорелись 9 октября. В течение дня летчики 7-й воздушной армии провели 32 воздушных боя, в которых сбили 37 самолетов. Характерно, что большая часть боев происходила над территорией противника, что свидетельствует о наступательной тактике советской авиации.

 

Высокое мастерство, мужество и героизм проявляли летчики 20-го гвардейского истребительного авиаполка, которым с мая 1944 г. командовал Герой Советского Союза майор П. С. Кутахов. Во главе с ним восьмерка истребителей эскадрильи «Комсомолец Заполярья», сопровождая штурмовиков, в районе цели вступила в бой с 18 немецкими самолетами Ме-109. Пользуясь численным преимуществом, фашисты двумя группами устремились к «илам»: две пары атаковали их снизу и две пары — сверху. Но, развернув ударную группу своих истребителей, Кутахов сам атаковал четверку «мессершмиттов». Атака врага была отбита.

 

Отважно сражались и летчики других полков. В этот день 22 Як-9 29-го гвардейского истребительного авиационного полка, имевшего богатый боевой опыт, полученный еще в боях за Ленинград, во главе с командиром полка майором А. Ф. Дворником сопровождали 54 бомбардировщика Ил-4 113-й бомбардировочной авиационной дивизии, вылетевшей на бомбардировку укрепленного узла противника В районе Луостари. При приближении к цели восемь «яков» ударной группы прикрытия вышли на 2-3 километра вперед с задачей очистить район цели от неприятельских истребителей. Там действительно оказалось восемь Ме-109 и шесть ФВ-190. Майор Дворник по радио передал команду атаковать врага и первым пошел на пару «мессершмит-109». На боевом развороте он с первой же очереди сбил фашиста.

 

В это время заместитель командира эскадрильи старший лейтенант И. С. Леонович, осуществляя непосредственное прикрытие бомбардировщиков, заметил ни высоте 3000 м пару «Мессершмиттов-109». Упреждая врага, он первым атаковал их и с короткой дистанции сбил ведомого. Командир немецкой пары, очевидно но заметивший гибели своего напарника, продолжал набрать высоту. Леонович воспользовался этим и следу и 1-ой очередью поджег ведущего. Но тут он сам был атакован внезапно появившимися двумя «мессершмитами», а другая пара фашистских истребителей напала ни ого ведомого. В бою Леоновича ранило осколком снаряда, самолет был поврежден. Но гвардеец не вышел из боя, а вместе с товарищами продолжал защищать бомбардировщики, которые, выполнив задание, вернулись ив аэродром без потерь. В этом бою старший лейтенант Иван Семенович Леонович довел свой боевой счет до 28 сбитых самолетов противника. 2 ноября 1944 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

 

Воздушной разведкой было установлено, что на аэродроме Сальмиярви сосредоточено большое количество вражеских самолетов. 114-му гвардейскому бомбардировочному авиаполку было приказано нанести по ному удар. После тщательной и всесторонней подготовки 9 октября бомбардировщики вылетели на задание.

 

Их прикрывали 20 Як-9 324-й истребительной авиационной дивизии. А еще раньше в район цели для блокирования аэродрома вышли 24 Як-9 122-й истребительной авиадивизии ПВО, которые обеспечили полную свободу действий бомбардировщикам. Первую эскадрилью бомбардировщиков возглавлял командир полка майор А. П. Володин, который являлся и командиром всей объединенной группы, вторую эскадрилью — капитан А. М. Щетинин. Выполняя противозенитный маневр, они на высоте 3800 метров беспрепятственно вышли к вражескому аэродрому и с одного захода сбросили на самолетные стоянки и летное поле свой смертоносный груз. Последний бомбардировщик вел лейтенант А. И. Кукушкин, фотографировавший результаты бомбардировки. По данным фотоконтроля на аэродроме было уничтожено три самолета и сожжен ангар.

 

Большие потери авиации противника 9 октября сказались на ее активности. На следующий день произошло только пять воздушных боев. Но надо было закрепить достигнутый успех и нанести неприятельской авиации решающее поражение. И такая возможность предоставилась. Несмотря на удар бомбардировщиков, враг продолжал базировать на аэродроме Сальмиярви крупные силы авиации. Воздушные разведчики обнаружили на нем до 60 самолетов. Командующий 7-й воздушной армией приказал произвести на аэродром два массированных налета.

 

В первом налете, который был осуществлен 11 октября, приняло участие 18 самолетов Ил-2 17-го гвардейского штурмового авиационного полка и 36 самолетов-истребителей. Еще на подходе к вражескому аэродрому советские самолеты были встречены огнем батарей зенитной артиллерии. А когда «илы» пошли в атаку, застучали автоматические пушки. Но это не остановило летчиков. Они прорвались сквозь стену разрывов и сбросили бомбы точно на цель. На аэродроме то там, то тут вспыхивали самолеты с черной свастикой. При выходе из атаки на группу напали немецкие истребители. Экипажи штурмовиков и истребителей прикрытия обрушили на них огонь пушек и пулеметов, Старший лейтенант И. К. Кузнецов сразу же сбил один «Фокке-Вульф-190». Вскоре такого же успеха добился и его ведомый младший лейтенант М. А. Тиханский. Еще несколько вражеских самолетов сбили в этом бою их товарищи.

 

Во втором налете участвовало 55 самолетов-истребителей. Руководил ими командир 324-й истребительной авиадивизии полковник И. П. Ларюшкин. Первыми в воздух поднялись 10 Як-9 29-го гвардейского истребительного авиаполка, в задачу которых входило блокировать аэродром, подавить зенитные орудия и вытеснить авиацию противника в случае ее противодействия. За ними пошли группы «лавочкиных» и «яков» 191-го и 196-го истребительных авиаполков, возглавляемых их ,командирами. Нападение оказалось для врага неожиданном. Когда над аэродромом появились советские истребители группы блокирования, немецкие зенитчики решили, что вслед за ними придут бомбардировщики, и открыли заградительный огонь. Но почти сразу за группой блокирования — с интервалом в 5 минут — из-за облаков вынырнули истребители ударных групп майора А. Г. Гринченко и майора И. А. Малиновского. Первая группа с пикирования, а вторая — с горизонтального полета сбросили бомбы на стоянки самолетов. Майор А. Г. Гринченко и майор Т. А. Литвиненко уничтожили по одному «Юнкерсу-88», майор И. А. Малиновский — «Фокке-Вульф-190». Успешно выполнила свои задачи группа блокирования — ни один фашистский самолет не взлетел. Лишь при отходе от цели в воздухе показались два «Мессершмитта-109», поднявшихся с другого аэродрома. Капитан В. Б. Митрохин преградил путь врагу и в короткой схватке обил один из них. Выполнив задание, советские истребители вернулись на мой аэродром.

 

Несмотря на усложнившиеся метеорологические условия, советская авиация продолжала оказывать помощь наступающим частям. В условиях тундры, сильно пересеченной и местами заболоченной местности, бездорожья, при быстром продвижении войск 14-й армии артиллерия корпусов нередко отставала от стрелковых частей, поэтому ее задачи приходилось выполнять штурмовой и бомбардировочной авиации. Кроме того, из-за отсутствия дорог авиация часто являлась единственным средством снабжения войск в ходе наступления. Например, только 14 и 15 октября на самолетах По-2 была доставлена частям 126-го легкого стрелкового корпуса 51 тонна боеприпасов и продовольствия.

 

Авиация тесно взаимодействовала с сухопутными войсками. 11 октября полковник Г. А. Калугин, находившийся на командном пункте командира 99-го стрелкового корпуса, приказал 828-му штурмовому авиаполку уничтожить артиллерийские батареи на юго-восточной окраине Луостари. Требовалось также разгромить контратакующий батальон врага, который пытался сбить советские подразделения, оседлавшие дорогу на участке Титовские мосты — Петсамо.

 

В 10 часов первая группа в составе восьми Ил-2 под ч командованием капитана П. А. Рубанова вылетела на выполнение задания. А оно было нелегким. Требовалась особая точность нанесения удара. Погода стояла плохая. Сомкнувшись плотным строем, временами в облаках, а в остальное время сквозь дождевые разрывы экипажи прошли на малой высоте между сопками по реке Титовка к цели и обрушили на врага бомбы и артиллерийские снаряды. Задание было выполнено блестяще. Следующая группа «илов» во главе с капитаном Н. В. Боровковым, преодолев такие же препятствия на маршруте, повторным ударом сорвала контратаку противника, советские войска удержали дорогу.

 

На усиление своих контратакующих частей гитлеровское командование стало перебрасывать подкрепления. Воздушные разведчики донесли, что от Титовских мостов на запад движется колонна, насчитывающая до 70 автомашин с пехотой. На их уничтожение была поднята шестерка самолетов Ил-2 839-го штурмового авиаполка, которой командовал майор А. Ф. Екимов. В густой дымке, из-за которой почти ничего не было видно, штурмовики все же отыскали автоколонну. «Приготовиться к атаке», — последовала команда Екимова. Летчики перестроились в правый пеленг и с разворота на пикировании ударили по головным машинам. На дороге образовалась пробка, солдаты стали в панике разбегаться в стороны от дороги. Наблюдением с командного пункта и осмотром после занятия этого участка дороги было обнаружено более двадцати обгоревших автомашин.

 

Командование 99-го стрелкового корпуса осталось довольно действиями авиации. Генерал С. П. Микульский в телеграмме командующему 7-й воздушной армией сообщал: «При прорыве обороны противника и овладении Луостари большинство летчиков 7-й воздушной армии, поддерживающих 99 ск, действовали умело и настойчиво. Систематическими, непрерывными и эффективными ударами групп штурмовиков по подходящим резервам, огневым средствам и укрепленным пунктам помогли сломить оборону противника. И в районе действий штурмовиков, по дороге от Петсамо до Луостари, видна работа штурмовиков: разбитые и обгоревшие автомашины, транспорт и другая боевая техника противника вместе с уничтоженными солдатами. Я от лица Поиск 99 ск объявляю искреннюю благодарность всем летчикам, содействовавшим корпусу в прорыве обороны цротивника и взятии Луостари».

 

Обстановка на земле менялась быстро. От летчиков требовалась безупречно точная работа. 14 октября наступлению 131-го стрелкового корпуса мешал опорный пункт на высоте 181, находившийся на развилке шоссейных дорог, ведущих на Петсамо. На задание иищли лучшие экипажи 668-го штурмового авиаполка но главе с капитаном Г. М. Пьянковым. Но, когда группе штурмовиков была уже в воздухе, части корпуса заняли восточный скат этой высоты. Авианаводчик вовремя перенацелил летчиков на западные скаты. Удары штурмовиков оказались точными и эффективными. Четверка Пьянкова уничтожила много вражеских солдат и офицеров, подавила огонь артиллерийских орудий и минометов, разбила несколько пулеметов, расчистив тем самым путь пехоте.

 

15 октября советские войска овладели важным узлом обороны противника — Петсамо (Печенгой). 14-я армии но взаимодействии с Северным флотом при поддержке 7-й воздушной армии нанесла большой урон частям 19-го горнострелкового корпуса и отбросила их к западу и северо-западу от Петсамо и Луостари. Создавались благоприятные условия для развития наступления к границам Норвегии. Началась подготовка ко второму этапу операции. В это время 7-я воздушная армия прикрывала и обеспечивала перегруппировку поиск 14-й армии и подтягивала авиационные части ближе к линии фронта.

 

Командующий 7-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации И. М. Соколов 17 октября провел совещание с командирами и заместителями командиров истребительных авиационных дивизий и полков, а также с офицерами штаба армии, на котором подвел итоги действий авиации, особенно истребительной, в первом периоде операции. Проанализировав боевую деятельность истребительной авиации, командующий дал указания по ее боевому использованию на втором этапе операции.

 

Подводились итоги и ставились задачи и в других соединениях.

 

Серьезное внимание уделялось совершенствованию управления авиацией в воздухе и на земле, организации связи между авиационными частями, соединениями, а также между авиацией и сухопутными войсками. Благодаря энергичной деятельности начальника связи 7-й воздушной армии полковника С. И. Маркелова, его заместителя инженер-майора В. С. Чернышева, офицеров К. Н. Калинина, П. И. Шаглина, И. А. Крылова и многих других воинов-связистов в ходе операции в целом удалось обеспечить надежную связь авиационных соединений и частей с сухопутными войсками и между собой, а также с экипажами в воздухе.

 

В первые два дня наступления управление авиационными соединениями и частями осуществлялось с командного пункта воздушной армии через его штаб исключительно по проводным средствам связи. Командиры 260-й, 261-й штурмовых и 324-й истребительной авиационных дивизий со своих командных пунктов при КП стрелковых корпусов вызывали авиацию, корректировали ее действия, сообщали результаты боевого применения авиации в свои штабы исключительно по радиосредствам.

 

По мере продвижения сухопутных войск и перемещения командных пунктов воздушной армии и авиационных соединений и частей проводная связь стала работать с перебоями, поэтому основная нагрузка легла на радиосредства, которые все время работали безотказно.

 

Связь авиации с сухопутными войсками осуществлялась путем личного общения командующего 7-й воздушной армией и .командиров авиационных дивизий с командующим Карельским фронтам, командующим 14-й армией и командирами стрелковых корпусов.

 

Характерной особенностью было то, что в наступательных операциях 1944 г. летный состав широко и уверенно использовал радиосвязь в полете. Как правило, задачи на штурмовку и перехват ставились и уточнялись летному составу по радио с КП командиров авиационных дивизий и радиостанций наведения на переднем крае. Было несколько случаев, когда по радио отменялись ранее поставленные задачи и ставились новые, так как сухопутные войска продвинулись вперед. С помощью радио — по данным радиолокационной станции «Редут» несколько раз восстанавливалась ориентировка экипажей в сложных метеоусловиях. Имел место даже случай слепой посадки самолета на аэродроме по указаниям с земли по радио. Таким образом, радио стало неотъемлемым средством связи в авиации.

 

Подвели итоги первого этапа операции и политработники. Партийно-политическая работа в ходе наступательных боев была подчинена обеспечению более успешного выполнения авиационными частями и соединениями боевых задач. В ходе операции особенно возросли авангардная роль коммунистов. Примером для таких авиаторов служили опытные летчики, техники, воины тыла, которых недаром называли «старой северной гвардией».

 

Ни второй этап операции командующий Карельским фронтом поставил перед 7-й воздушной армией следующие задачи: непосредственным сопровождением штурмовой авиации расчистить дуть пехоте, подавляя огневые точки и артиллерию противника на опорных пунктов; не допустить отхода противника по дорогам на запад, уничтожая его живую силу и технику; препятствовать подходу резервов из районов Киркенес, Наутси; прикрывать с воздуха войска 14-й армии; вести воздушную разведку поля боя и войсковых тылов; во взаимодействии с ВВС Северного флота уничтожать транспорты врага во фьордах и порту Киркенес.

 

С 18 октября вое усилия 7-й воздушной армии были пива сосредоточены на поддержке соединений 14-й ар-чип, возобновивших наступление. Ожесточенные бои разгорелись за преодоление заранее подготовленного оборонительного рубежа немецко-фашистских войск, которые пытались задержать продвижение 99-го стрелкового корпуса на Ахмалахти и 31-го стрелкового корпуса на Никель. Здесь враг создал две сильные артиллерийские группировки.

 

На помощь стрелковым корпусам пришла штурмовая авиация, действовавшая в основном группами по 6-8 самолетов по заявкам общевойскового командования.

 

Ведущими шли наиболее опытные летчики. Одну из групп возглавлял командир эскадрильи 828-го штурмового авиаполка капитан М. А. Макаров. При подходе к и на группу обрушился настоящий огненный шквал разрывов зенитных снарядов. Макаров с основными силами штурмовиков спикировал на вражеские артиллерийские позиции, а младшие лейтенанты В. В. Козлов и М. М. Андриенко атаковали зенитные установки. В первом заходе они подавили огонь «эрликонов», а во втором заставили замолчать зенитные орудия среднего калибра. При выходе из третьей атаки воздушный стрелок экипажа Козлова старшина В. В. Дубогрызов передал, что в хвост их самолета заходит «Мессер-шмитт-109», и просил довернуть вправо. Козлов сразу же выполнил просьбу стрелка, однако фашист уже открыл пулеметный огонь, и пули прошили плоскость их самолета. Но и Дубогрызов успел прострочить фюзеляж «мессершмитта», который на большой скорости проскочил вперед «ила» и на «горке» с левым разворотом устремился вверх. Козлов не растерялся, быстро поймал врага в прицел и ударил по нему из пушек. А прикрывавшие штурмовиков истребители окончательно добили «мессершмитт». Вскоре еще один фашистский истребитель горящим врезался в землю. Так, несмотря на сильный зенитный огонь и настойчивые атаки вражеских истребителей, штурмовики и прикрывавшие их истребители боевое задание выполнили успешно. Михаилу Афанасьевичу Макарову и Владимиру Васильевичу Козлову в 1945 г. было присвоено звание Героя Советского Союза.

 

20 октября на уничтожение неприятельской колонны на дороге были подняты в воздух шесть Ил-2 214-го штурмового авиаполка во главе с командиром эскадрильи капитаном Ф. А. Козловым. Штурмовиков прикрывала четверка ЛаГГ-3 435-го истребительного авиаполка под командованием командира эскадрильи майора В. Я. Мамченко.

 

При подходе к цеди на высоте 2000 м группа была встречена сильным заградительным огнем зенитной артиллерии. Но внизу в разрывах облаков летчики уже видели большую колонну автомашин и войска с боевой техникой. По команде Козлова штурмовики с левым разворотом, занимая выгодную дистанцию для атаки, спикировали на врага. Зенитный огонь еще более усилился, фашисты старались прежде всего сбить самолет ведущего, вокруг которого были сплошные разрывы. И машина капитана Козлова загорелась.

 

Летчики-штурмовики К. И. Коханчик, Е. В. Глушак, Н. И. Толин, М. В. Кондрашев видели, как пылающий Ил-2 командира развернулся в сторону вражеской колонны и на пикировании врезался в нее. Последовал сильный взрыв. Вместе с Ф. А. Козловым погиб и воздушный стрелок сержант Дмитрий Паршиков.

 

«Летающие танки» не только наносили большие потери, но и наводили ужас на гитлеровцев. Немецкий обер-ефрейтор, взятый в плен, говорил: «Особенно велика паника при налетах русских штурмовиков. Сразу теряется всякое управление подразделениями, все мечутся к спешат укрыться в камнях. Солдаты приходят в себя чорез добрую пару часов. Штурмовики удручающе действуют на психику наших солдат».

 

Хотя авиации противника и был нанесен серьезный урон, она все же совершала отдельные налеты на советские войска, пытаясь замедлить темп их наступления. Фашистские истребители нападали также на советские гнмолеты в воздухе. Поэтому требовались немалые усилия по обеспечению прикрытия сухопутных войск и других родов авиации.

 

Сопровождая 20 октября группу самолетов Ил-2 на штурмовку переднего края обороны противника, две эскадрильи 19-го гвардейского истребительного авиаполки, возглавляемые капитанами П. 3. Кочегиным и Г. Ф. Дмитрюком, за линией фронта встретили 11 бомбардировщиков Ю-87 и 12 истребителей Ме-109. Группа Дмитрюка сразу атаковала бомбардировщики. Гвардейцы разбили их строй и стали расстреливать вражеские самолеты. Восьмерка во главе с Кочегиным продолжала сопровождать штурмовиков. И это было разумно, так кик у самой цели на «илов» и прикрывавших их истребителей напали шесть «Мессершмиттов-109». Отбивая их атаки, лейтенант С. Н. Слюнин поджег один фашистский самолет. Штурмовики, выполнив задание, взяли курс на аэродром. Капитан Кочегин приказал паре Слюнина сопровождать штурмовиков, а сам с младшим лейтенантом Р. М. Середой связал боем «мессершмитты», стремясь оттянуть их в сторону. В одной из лобовых атак Кочегин сбил немецкий истребитель. Но вскоре и его подбили. Пришлось прыгать с парашютом.

 

Приземление произошло на территории, занятой противником. Гитлеровцы хотели взять советского летчика о плен. Отстреливаясь из пистолета, Павел Захарович, хотя у него и была повреждена нога при ударе о землю, сумел уйти от погони и спрятаться в канаве с водой, поэтому собака-ищейка не взяла след. Вскоре Кочегина обнаружил живший в этих местах норвежец Бьерне Беддари, который отвел его в домик Сигварта Ларсена. Мужественный норвежец, рискуя жизнью, несколько дней укрывал летчика у себя. Норвежские патриоты очень тепло относились к Кочегину, кормили, оказывали медицинскую помощь. Один из них — Харальд Кнудтцен, понимавший по-русски, заверил летчика: «Вы среди настоящих друзей». Вскоре сюда пришли наступавшие советские войска. Так проявлялась интернациональная дружба.

 

Подвиг норвежских друзей не забыт. 19 января 1966 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР Сигварт Ларсен был награжден орденом Красной Звезды, а Бьерне Беддари и Харальд Кнудтцен — медалью «За боевые заслуги».

 

Мужественно сражались в небе Заполярья в октябрьских боях 1944 года летчики истребительных авиационных полков, прибывшие с Ленинградского фронта, — А. Д Билюкин, П. Д. Зюзин, И. С. Леонович, Т. А. Литвиненко, И. Т. Тушев, которым 2 ноября 1944 г. было присвоено звание Героя Советского Союза. Уже после войны это высокое звание присвоено активному участнику боев на Севере генерал-полковнику авиации А. И. Бабаеву.

 

http://avia.lib.ru/

Иноземцев И.Г.

Авиационный юмор

Про самолет и людоеда

 Самолёт потерпел катастрофу и упал на необитаемый остров. Единственный оставшийся в живых сидел под пальмой, обгладывая кость, когда увидел спасателей, застывших в ужасе перед ним и кучей человеческих костей за его спиной. 

 — Я понимаю, что вы должны меня ненавидеть за то, что я сделал — но я должен был бороться за свою жизнь! Мне нужно было выжить одному на маленьком необитаемом острове.

 Командир спасателей покачал головой:

 — Я, конечно, всё понимаю, ради жизни человек способен на всё… Но, твою авиадивизию, самолёт же упал вчера вечером!!!

 

Чего не могут истребители

 Летел это какой-то транспортник в сопровождении истребителей. Долго летели, трепались по радио, и зашел у них спор — чей же самолет круче. Истребители хвастались друг перед другом пилотажем, скоростью, вооружением, обсуждали у кого красивее киль и дальнобойнее радар, и кто кого успеет завалить, насколько быстро, а также каким способом. Пилот транспортника был исключен из столь специфичного разговора — да и чем ему похвастаться? Вот он молчал, молчал, а потом сказал:

 — Hе, мужики — все это фигня. Вот я щас такое сделаю — вы повторить точно не сможете.

 Удивились истребители, говорят:

 — Hу, давай, покажи, чего это твоя баржа умеет, чего мы повторить не сможем.

   Транспортник продолжал лететь по прямой…

 

 Через 10 мин один из истребителей спросил:

 — Hу, когда?

 — А я уже…

 — Hу, и что ты сделал? Мы ничего не видели!

 — Сходил в туалет и покурил. Слабо повторить?

 

Кубинские воспоминания

Капитан Михаил Исаев, «русский тракторист», на фоне домика, в которых жил техсостав. Авиабаза Санта-Клара. Весна 1963 г.

 

 

Карибский кризис, поставивший в начале 60-х годов мир на грань ядерной войны, подробно освещен во многочисленных публикациях. Как правило, это либо исследования историков, либо воспоминания политиков, но удивительно нечасто удается почитать воспоминания непосредственных участников тех событий.

 

Сегодня у нас есть такая возможность. Благодаря любезности Сергея Исаева, предоставившего для публикации воспоминания своего отца мы можем взглянуть на один из узловых моментов современной истории изнутри, глазами одного из тех людей, кто своим честным и добросовестным трудом и творит историю.

 

Михаил Дмитриевич Исаев, автор публикуемых воспоминаний, родился в 1930 г. Он окончил Серпуховское военное авиационно-техническое училище. Обеспечивал работу радиооборудования МиГ-15, МиГ-17, МиГ-19, МиГ-21. Проработал на МиГ-21 всех модификаций от «Ф» до «СМ(Т)» более 15 лет. Закончил службу в ВВС в 1977 г. майором, старшим инженером по РТО учебного полка Борисоглебского ВВАУЛ им. Чкалова. В настоящее время живет в г.Лобня Московской области. Является руководителем отделения Межрегиональной ассоциации ветеранов интернационалистов-кубинцев.

 

Все фотографии, использованные в данной публикации, сделаны самим автором обычной любительской камерой «ФЭД».

 

КУБИНСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

 

участника «Карибского» кризиса

 

Автор выражает глубокую благодарность

 Николаю Андриановичу Пахомову

 и Исааку Мордуховичу Гальперину

 за большую помощь при подготовке статьи

 

В 1962 году я служил в 32-м гвардейском Виленском, орденов Ленина и Кутузова III-ей степени истребительном полку, базировавшимся в подмосковной Кубинке, начальником Группы регламентных работ ТЭЧ полка. Наша часть первой в Военно-воздушных силах перешла на новую технику – истребители МиГ-21. Сначала, в течение 1961 года, мы получили несколько МиГ-21Ф, а затем, к лету 1962 года, полк был полностью перевооружен и освоил МиГ-21Ф-13.

 

Весной 1962 года одна эскадрилья полка в полном составе (с летчиками и инженерно-техническим составом) была направлена в Индонезию для организации переучивания индонезийского персонала на новейшие МиГ-21 в рамках поставок в эту страну советской военной техники. Таким образом, в 32-м гв.ИАП осталось 2 эскадрильи.

 

Примерно в это же время авиагарнизон Кубинка посетили два представителя ВВС Индии, которым были продемонстрированы самолеты МиГ-21Ф-13. После краткого ознакомления с кабиной и органами управления индийские летчики совершили самостоятельные вылеты на наших машинах. Мне довелось участвовать в подготовке к полетам этих самолетов. После полетов мы спросили через переводчика, выполнявшего и функции инструктора (им был генерал-майор С.Микоян, летчик-испытатель ОКБ Микояна), мнение индийцев о МиГ-21. Смысл ответов сводился к тому, что советский истребитель проще в управлении и маневреннее, чем F-104 Starfighter или Mirage III, но американская и французская машины, на которых индийцы уже полетали, оснащены более совершенной аппаратурой (по современной терминологии — БРЭО) и комфортнее для летчика. Надо ли говорить, насколько непривычным для нас было услышать в те времена откровенные сравнения новейшего МиГ-21 с еще малоизвестными нам самолетами «вероятного противника». Но как бы то ни было, наверное, и эти полеты сыграли свою роль в решении Индии закупить МиГ-21 для своих ВВС.

 

СБОРЫ

 

В июне 1962 года 32-й гв. ИАП получил приказ подготовиться к передислокации за пределы Совеского Союза. В приказе специально подчеркивалось, что «матчасть» необходимо готовить к «морской транспортировке» в районы «с холодным климатом». Все мероприятия проходили в обстановке строжайшей секретности. «Особисты» со свойственной этому сословию людей дотошностью и въедливостью проверили личный состав полка на «допуск к работам по форме №1». Полк был доукомплектован личным составом и техникой до штатов военного времени (40 самолетов МиГ-21Ф-13, 6 «спарок» УТИ МиГ-15 и один связной ЯК-12М) за счет одной эскадрильи из Березы-Картузской и других частей.

 

Работы было невпроворот – необходимо было расстыковать самолеты, демонтировать и законсервировать двигатели, отстыковать плоскости, слить горючее, поставить фюзеляж на ложное шасси, отсоединить хвостовое оперение, подготовить к перебазированию и транспортировке наземное оборудование и приборы, а затем все это упаковать и закрепить в самолетных контейнерах. Работали посменно, почти круглые сутки.

 

Вместе с 32-м гв.ИАП (командир – п-к Шибанов Н.В.) к передислокации готовились 425-й отдельный батальон аэродромно-технического обслуживания (командир – п/п-к Прусаков Б.В.) и отдельный дивизион радиотехнического обеспечения (командир п/п-к Кривошеев).

 

Между тем, пока мы готовили технику к передислокации, зам. начальника штаба полка м-р Пахомов Н.А. был командирован на «рекогносцинировку» к новому месту дислокации. Командировочные документы и билет на рейс «Аэрофлота» Николай Андрианович получил 16 июня 1962 года в Главном штабе ВВС, куда его сопровождала жена. В полученных документах значилось, что Н.А.Пахомов является техником-механизатором I класса, а в билете аэропортом назначения был указан город Гавана. «Женский телеграф» моментально известил об этом весь гарнизон Кубинки. Тогда-то впервые и прозвучало вслух слово «Куба».

 

Примерно к концу июля все контейнеры и спецавтомобили были погружены на железнодорожные платформы. Я был назначен начальником наземного эшелона. Только перед самой отправкой эшелона узнал конечный пункт следования – Балтийск. Эшелон шел быстро и через сутки мы были в порту. Другими железнодорожными эшелонами прибыли мои однополчане. В Балтийске мы пробыли почти на месяц, где занимались погрузкой техники не только своего полка, но и других «хозяйств». Наземная техника грузилась в трюмы лесовозов или сухогрузов. Верхние ярусы трюмов сухогрузов по всему периметру оборудовались двухэтажными нарами, на которых размещались солдаты. В этом случае на палубе в районе полубака устанавливались полевые кухни, на корме – гальюны. На крышки трюмов устанавливались контейнеры с самолетами. Для того чтобы замаскировать не подлежащий разборки ИЛ-14 вокруг него на одном из сухогрузов была сооружена бутафорская надстройка.

 

В Балтийске перед посадкой на суда личный состав всех отправляемых частей организовано переодевался в штатское. Офицерам выдали шерстяной костюм, рубашку с галстуком, клетчатые рубашки («ковбойки»), плащ и шляпу, «сверхсрочникам» (так тогда назывались нынешние прапорщики) и солдатам галстуки не выдавались, а вместо шляп они получили кепки. На Кубе нас, одинаково одетых в клетчатые рубашки, называли «стоклеточными».

 

С последним железнодорожным эшелоном из Кубинки прибыло Знамя 32-го гв. ИАП. От местного военного руководства последовала команда – отправить Знамя и документы полка в Москву. А сам полк был переименован в 213 ИАП. Трудно сказать с какой целью это было сделано, но после возвращения с Кубы такое переименование доставило нам немало неприятностей.

 

В самом начале сентября 1962 года мы погрузились на пассажирский теплоход «Николаевск», приписанный к порту Петропавловск-Камчатский. Теплоход был новым, построенным в ГДР, и мог взять на борт 300-350 пассажиров. К этому времени «Николаевск» уже совершил один рейс на Кубу, в число пассажиров которого входил передовой отряд нашего полка. Все места на теплоходе были заняты офицерами и женщинами, военнослужащими и вольнонаемными. Все пассажиры были в штатском, хотя каждый из нас имел комплекты повседневной, полевой и «туркестанской» формы одежды. Начальство разместилось в каютах первого класса на верхних палубах, а женщин разместили на самых нижних палубах – «там меньше качка», объяснили им. А каково было плыть солдатам в трюмах грузовых судов, мы сами узнали год спустя, возвращаясь домой на в трюме сухогруза.

 

Маршрут, по которому мы плыли на Кубу, был уже «обкатанным». Скорее всего из соображений скрытности переброски войск, мы не проходили через балтийские каналы, а шли проливами и через Ла-Манш. Плавание через Атлантику в целом прошло спокойно. Нам повезло, мы не попали ни в один сильный шторм по пути на Кубу.

           

Примерно за трое суток до прибытия на Кубу наш теплоход начали облетывать американские самолеты. Чаще всего это были базовые патрульные самолеты P-2 Neptune. Облеты совершались на предельно низкой высоте, чуть ли не на уровне мачт. Невооруженным глазом хорошо были видны лица летчиков, белозубые улыбки. Когда появлялись самолеты, по «громкой» связи теплохода звучала команда: «Пассажирам 1-го класса и женщинам подняться на палубу». В ответ на улыбки американцев ниши женщины махали руками.

 

 

НА КУБЕ

 

В середине сентября 1962 года, через 2 недели после отплытия из Балтийска, «Николаевск» пришвартовался к пирсу порта Ла-Исабелла, который поразил нас своей захолустностью, не порт, а рыбацкая деревушка. Потом мы поняли, что наш теплоход был одним из последних, прорвавшихся на Кубу до объявления США полной морской блокады острова.

 

По прибытии в порт последовала команда «На берег не сходить!» На борт теплохода поднялся представитель советского командования. Всех «пассажиров» собрали в помещении ресторана на инструктаж. Представитель разъяснил нам «политический момент» и сказал: «Товарищи, вы – не военнослужащие, вы – сельскохозяйственные рабочие, колхозники. Вы кто угодно – трактористы, комбайнеры, полеводы, но только не военные. Запомните это!» Так мы превратились в «трактористов».

 

Переброска советских войск на Кубу осуществлялась в рамках операции «Анадырь». Теперь мы знаем, что августе-сентябре 1962 года на остров было доставлено 43 тысяч военнослужащих с боевой техникой. Основой группировки войск, которая стала называться Группой советских войск на Кубе (аналогично, ГСВГ – Группа советских войск в Германии), была дивизия ракетных войск стратегического назначения.

 

* * Более подробно о подготовке и проведении операции «Анадырь», составе группировке советских войск на Кубе и ее задачах – см. «У края ядерной бездны», М., «Грэгори-Пейдж», 1998 г.

 

 

Группой командовал генерал-армии Плиев (под псевдонимом Павлов), бывший кавалерист, прославившийся дерзкими рейдами по тылам противника в годы Великой отечественной. Такой выбор командующего должен был подчеркнуть общевойсковой характер советской группировки войск.Судя по современным публикациям, посвященным Карибскому кризису, появление на Кубе мощной группировки советских войск, стало неприятной неожиданностью для Пентагона. А информация о развертывании советских ракетных комплексов Р-12 с ядерными боеголовками в нескольких десятках километрах от американской территории вызвала настоящую панику в южных штатах США.

 

Поэтому не случайно, что среди советских военных на Кубе ходила правдоподобная легенда: Президенту Кеннеди доложили, что на Кубу прибыли советские войска. «Не может быть! – ответил президент США. – Ведь мы осматривали каждое русское судно, там не было войск. Их доставили в трюмах, г-н президент, ответили президенту. – Как в трюмах! Во-первых это запрещено международной конвенцией, а во-вторых никто не выдержит две недели морского перехода в трюме. Все это так, г-н президент, но русские войска на Кубе. Кеннеди распорядился погрузить в трюмы роту морских пехотинцев и отправить в море. Через 5 дней янки взбунтовались.

 

По прибытии на Кубу полк был оперативно подчинен 12-й дивизии ПВО. Кроме нашего истребительного полка авиация Группы была представлена вертолетным полком (МИ-1 и МИ-4) и транспортной эскадрильей (ИЛ-14). В некоторых публикациях упоминаются бомбардировщики ИЛ-28. Но на самом деле на Кубе эти самолеты не летали.

 

После выгрузки с теплохода нас доставили на бортовых МАЗах на авиационную базу на окраине города Санта-Клара, где передовой отряд полка по мере возможности подготовился к нашему прибытию. Аэродром Санта-Клара расположен практически по середине острова, что позволяло нашим МиГам контролировать воздушное пространство центральной Кубы. Авиабаза была построена американцами. ВПП была длинной и широкой (2500 х 47 м) и оборудована системой слепой посадки. На аэродроме базировалась кубинская эскадрилья на МиГ-15бис.

 

Летный состав нашего полка был расселен на виллах в пригородах Санта-Клары, куда летчиков возили на автобусах. Остальные разместились на аэродроме в палатках и самолетных контейнерах. Был сезон дождей. Каждый день — тропический ливень. Тогда мы поняли правоту поэта Маяковского, который записал в своем дневнике: «Что такое дождь? – Это воздух с прослойкой воды. — Что такое тропический ливень? — Это вода с прослойкой воздуха.» Палатки заливало напрочь, в огромных лужах плавали наши чемоданы, Краснозем, который в обычное (сухое) время года твердый как камень, превращался в непролазную грязь. После ливня вновь появлялось солнце и палило нещадно. От земли поднимался пар, в палатке, даже с поднятым пологом, находиться было невозможно – так накалялся тент. Влажность была не просто относительной, а абсолютной. Ночью было не легче – донимали комары и прочая мошкара. Спать можно было только под пологом, на который были израсходованы все запасы марли.

 

Контейнеры с самолетами перевозились из порта на аэродром на тяжелых грузовиках советскими и кубинскими водителями в сопровождении местных полицейских. На крыше первого контейнера находился сопровождающий, в обязанности которого входило поднимать провода, проходившие над дорогой. Первый такой рейс занял очень много времени. А мы очень спешили. Поэтому следующий рейс ушел без сопровождающего на крыше… Скорость доставки резко увеличилась.

 

На аэродроме контейнеры устанавливались на специально подготовленные площадки. Увидев большие ящики, кубинские товарищи, которым мы ранее представились как «трактористы», начали спрашивать: «Что это?» Мы бодро отвечали – тракторы. Когда же мы открыли переднюю и заднюю стенки первого контейнера и выкатили фюзеляж и плоскости МиГ-21 с красными звездами, удивлению кубинцев не было конца: «Вот это «трактор!», темпераментно воскликнули «компаньеро».

 

А если говорить серьезно, то сборка самолетов оказалась весьма сложным и тяжелым (в прямом и переносном смысле) делом. Из контейнера надо было вытащить ящики со съемным оборудованием, подвесной бак, снять все крепления с фюзеляжа, плоскостей и стабилизатора, выкатить фюзеляж, а затем на руках вынести плоскости более тонны весом каждая. Плоскости к фюзеляжу стыковались тоже «на руках». Сначала сборкой самолетов занимались те, кому положено – технический состав. Но обстановка и начальство требовали «быстрей- быстрей». После этого к сборке подключили и летчиков. В середине дня, в самое пекло, когда кубинцы шли отдыхать, на стоянку подъезжала поливочная машина и окатывала нас водой. Конечно, такого душа надолго не хватало, но работа шла.

 

После сборки первых самолетов и расконсервации двигателей начали проводить запуски двигателей, которые неизменно заканчивались пожарами. Причину обнаружили быстро. В условиях влажного жаркого климата системы запуска двигателей оказались разрегулированными. После необходимой настройки систем двигатели начали запускаться нормально. На этом «сюрпризы» тропического климата не закончились. Обнаружился другой массовый дефект – течи топливных баков. Дело оказалось в том, что во время транспортировки баки, изготовленные из прорезиненной ткани были пустыми, поэтому в складках образовались мелкие трещины. Срочно по воздуху из Союза были доставлены новые баки.

 

Вскоре первые самолеты были собраны и опробованы на земле. Собранные МиГ-21 устанавливались на предварительно отбитую белую линию, как на парад, без всякой маскировки. Звезды ОЗ мы замазали белой краской. Кубинские же самолеты были рассредоточены по всему аэродрому и стояли в железобетонных арочных укрытиях. Но американцы очень быстро напомнили о себе. В один из сентябрьских дней 1962 года мы наблюдали пролет самолета с американскими ОЗ вдоль нашей стоянки. Реакция нашего командования была на этот раз мгновенной (как не вспомнить 1941 год!). По согласованию с кубинцами МиГ-21 были поставлены в укрытия вместо кубинских машин, а вся другая техника была рассредоточена по всему аэродрому и замаскированы.

           

 

Обстановка торопила с вылетами. Американские разведчики F-101 Vodoo начали облетывать наш аэродром почти каждый день. А у нас появилась еще одна серьезная проблема – у летного состава полка наступил недопустимый перерыв в полетах. В то время еще не было УТИ МиГ-21, а шесть УТИ МиГ-15 прибыли на Кубу в последнюю очередь.

 

В этих условиях командир полка п-к Шибанов Н.В. принял смелое и единственно правильное решение – приступить к полетам на боевых самолетах без провозных на «спарках» МиГ-15. Первым 18 сентября вылетел на боевом МиГ-21 штурман полка п/п-к Гроль. В течение последующих дней на боевых машинах вылетели все советские летчики. Таким образом, концу сентября 1962 года полк приступил к выполнению плана боевой подготовки и несению боевого дежурства.

 

Решение боевых задач не сопровождалось, однако, решением проблем бытовых. В первую очередь это была проблема питания. Все продукты для наших полевых кухонь мы привезли с собой из Кубинки. В тропиках быстро портились и становились негодными в пищу не только макароны и крупы, но и консервы. На кухню выделялись специальные наряды солдат для переборки круп и макарон. Но, несмотря на все ухищрения интендантов, иной раз пище мы находили «мясо» явно тропического происхождения. Свежие овощи и фрукты к нам не поступали.

 

Другой проблемой было отсутствие всякой связи с семьями, домом. Мы только могли гадать как живут наши семьи в Кубинке. Однажды в ноябре 1962 года к нам в полк с инспекцией прибыл командующий группой генерал Плиев. После смотра Плиев традиционно спросил: “Есть вопросы, жалобы, обращения?” Один молодой лейтенант набрался храбрости и спросил, когда будет почта из Союза, т.к. он волнуется по поводу больной матери и невесты. В ответ мы услышали продолжительную и гневную тираду о том, что некоторые “сукины сыны” вместо службы думают о юбках невест. Лишь в начале декабря 1962 года (т.е. через 3 месяца после нашего прибытия на остров) пришла первая почта из дома. Наши жены сообщали, что они уже знают о прибытии полка к месту назначения из передачи “Голоса Америки” на русском языке. “Голос” сообщил, что на Кубу прибыл советский истребительный авиационный полк под командованием Шибанова и комиссара Щербины.

 

Обстановка тем временем становилась все напряженнее. В полку были отработаны планы наземной обороны аэродрома. Дальние подступы к аэродрому должны были обеспечивать кубинцы, боевой дух которых был безусловно на высоте, чего нельзя сказать об их военной подготовке. Кубинские командиры считали ненужным рыть окопы и оборудовать в инженерном отношении позиции, заявляя, что когда янки нападут, то тогда и нужно будет готовить оборону. Непосредственную оборону аэродрома обеспечивал технический состав полка. Ответственными за наземную оборону были назначены инженеры эскадрилий.

 

Первая боевая тревога была объявлена вечером 22 октября. Нам сообщили, что американский флот движется к Кубе. Поступила команда готовить самолеты к боевому вылету. Подвесили топливные баки и по два блока НУРСов. В кромешной темноте летчики заняли свои места в кабинах. Со стороны Санта-Клары доносился колокольный набат. Было жутковато. Без слов стало ясно, что в любой момент может начаться война. Но растерянности не было. Все были серьезны и сосредоточены и ждали развития событий. Кто-то пытался шутить, но шутки не нашли отклика даже у записных острословов-механиков. Поздно вечером дали отбой.

 

Следующие дни были не менее тревожными. «Сверхсрочники», которые ранее под любым предлогом уклонялись от получения автоматов АК, ссылаясь на то, что у них уже есть личное оружие – пистолеты ПМ, потребовали заменить «макаровы» на «калашниковы». Периодически объявлялась боевая тревога. Несколько ночей мы спали на стоянках у самолетов с противогазами и личным оружием.

 

24 октября 19962 г. поступила команда рассредоточить полк. 1-я АЭ и управление полка оставалась в Санта-Кларе, 2-я АЭ передислоцировалась на аэродром Сан-Антонио под Гаваной, 3-я АЭ — на аэродром Камагуэй в восточной части острова. На каждом аэродроме на боевое дежурство днем выделялась пара МиГ-21, а ночью – один самолет с наиболее подготовленным экипажем.

 

К этому времени относится и эпизод встречи в воздухе МиГ-21 с американскими самолетами, широко описанный в литературе. Американские самолеты F-100, F-101, F-104 (принадлежащие как ВВС, так и ВМС США) безнаказанно вели разведку в воздушном пространстве Кубы. Это продолжалось до 24 октября, когда ЗУР был сбит американский разведчик над позициями наших оперативно-тактических ракет, что заставило американцев летать более осторожно.

 

Тем не менее, над аэродромом Сан-Антонио, на котором базировалась 2-я АЭ полка американцы продолжали, появляться каждый день с 10 до 11 часов утра. 4 ноября на этом аэродроме шли плановые полеты. Когда в воздухе находился м-р (ныне генерал-лейтенант авиации) Бобров Д.В. появилась пара F-101*, которые шли на небольшой высоте и малой скорости. Руководитель полетов п/п-к Перовский С.М. приказал м-ру Боброву атаковать американцев, но огня не открывать. Как только янки обнаружили позади себя МиГ-21, то мгновенно включением форсажа увеличили скорость и ушли в сторону моря. После этого случая американцы над этим аэродромом больше не летали.* это были F-104C “Starfighter” из 479 крыла ТАК ВВС США, так считает А.В. Котлобовский в книге “МИГ-21 в локальных конфликтах”, АрхивПресс, 1997 г., стр. 2, который практически дословно пересказывает другую книгу — “Истребители сотой серии”, стр. 34, — явно переводную публикацию без выходных данных кроме следующих слов “перевод и макет А.Фирсова; 1994 г.”

 

 

На следующий день кубинские товарищи рассказали о передаче американского радио, которое сообщило, что “над островом Куба самолеты ВВС США были атакованы воздушными пиратами без опознавательных знаков”. Заявление американского радио послужило причиной очередного аврала. Был получен приказ срочно нанести на наши МиГи кубинские опознавательные знаки (до этого мы летали вообще без ОЗ, “Голос” был прав в этом отношении). За одну ночь сине-бело-красные кубинские знаки были нанесены на все самолеты полка.

 

Боевая подготовка продолжалась. Летчики отрабатывали полеты на боевое применение и групповую слетанность. Были отработаны также планы боевого взаимодействия с кубинскими МиГ-15 и МиГ-19. К счастью, эти планы не пришлось реализовывать на практике.

 

Примерно в это же время проявился еще один массовый дефект матчасти. Под обжигающим тропическим солнцем начало терять прозрачность и трескаться остекления фонарей наших МиГов. Но, несмотря на все усилия и ухищрения технического персонала, процесс оказался необратимым. Поэтому мы получили из Союза новое остекление и заменили его на всех самолетах.

           

Сегодня, зная хронологию Карибского кризиса, можно с большой долей уверенности сказать, что главной задачей нашего ИАП с момента достижения им боеготовности (начало октября) было авиационное прикрытие районов развертывания ракетных комплексов, а также авиационная поддержка наземных войск в случае вторжения противника на остров. После вывода ракет с Кубы (декабрь 1962 г.), задача прикрытия ракет отпала, а угроза вторжения значительно понизилась, полк занялся обычной учебно-боевой подготовкой.

 

Поэтому с конца 1962 года основным занятием в первую очередь наземного персонала стало благоустройство стоянок, парков и лагеря: строились щитовые домики, доставленные из Советского Союза, дорожки посыпались гравием и т.д. Наша жизнь стала принимать более цивилизованный образ, улучшилось питание, регулярно стала приходить почта. Проводились экскурсии в город, организовывались поездки в магазины. Правда, там нам нечего было делать с нашими нищенскими деньгами, да и многие товары продавались по карточкам. Однажды мы посетили петушиные бои. А вообще-то нам больше запрещалось, чем разрешалось. Запрещались одиночные выходы из расположения, посещение ресторанов, баров и других заведений.

 

В начале 1963 года перед полком была поставлена новая задача — переучивать на МИГ-21 летный и технический состав ВВС Республики Куба. Центром переучивания летного и инженерно-технического состава была определена база Сан-Антонио де лос Баньос в пригороде Гаваны. Это был крупнейший аэродром острова, имевший 3 бетонных веерных ВПП длиной около 3 км, и развитую инфраструктуру.

 

Работы по переучиванию кубинцев на советскую авиатехнику налаживалась исподволь. Были составлены проекты программ по переучиванию, определены группы преподавателей, подготовлены учебные и наглядные пособия. Будущим преподавателям были определены индивидуальные задания по углубленному изучению самолета МиГ-21 Ф-13, двигателя Р-11Ф, их систем и оборудования.

 

После получения официального приказа о переучивании в феврале 1963 г. полеты проводились только для поддержания надлежащего уровня летного состава, а основные усилия были направлены на организацию и проведение переучивания кубинского персонала. Так превратились мы в преподавателей и инструкторов. По рекомендации нашего командования кубинские руководители подобрали в состав групп переучивания наиболее подготовленных летчиков и грамотных специалистов инженерно-авиационной службы (ИАС), в том числе уже прошедших обучение в СССР, Чехословакии, Китае.

 

Проведение занятий с инженерно-техническим составом было организовано на базе групп регламентных работ ТЭЧ полка, где были сконцентрированы наиболее подготовленные специалисты, имеющие большой опыт эксплуатации и ремонта техники и необходимую контрольно-измерительную аппаратуру.

 

ИАС кубинцев была организована аналогично службе нашего полка. Я возглавлял смешанную советско-кубинскую группу специалистов по радиотехническому оборудованию. К каждому советскому механику и технику были прикреплены кубинцы. Среди кубинцев были специалисты, уже обучавшиеся в странах “соц. лагеря”. Мой тогдашний коллега Эдуардо Мартинес прошел переподготовку в Чехословакии, а техник Химели учился в Советском Союзе и хорошо говорил по-русски. Эдуардо начал учить русский одновременно с нашим прибытием на Кубу и к началу переучивания мы объяснялись с ним без переводчика. При проведении теоретических занятий за каждой группой был закреплены переводчики, прибывшие из Союза. Однако на первом же занятии выяснилось, что переводчик, работавший с нашей группой, не знает авиационной и технической терминологии и его перевод был весьма не качественным. Выручили Мартинес и Химели. Я по-русски рассказывал им устройство техники, они уточняли нюансы или детали, все записывали, а затем пересказывали своим коллегам и подчиненным по-испански. Теоретические занятия закреплялись практической работой по обслуживанию техники, где главным принципом обучения стал армейский девиз “делай как я”. В конце каждого рабочего дня мы подводили итоги — анализировали работу наших и кубинских специалистов, разбирали наиболее типичные ошибки. Переучивание закончилось, как обычно, сдачей экзаменов и подписанием актов о готовности кубинских специалистов к самостоятельному обслуживанию самолетов МиГ-21Ф-13.

 

К началу лета 1963 года переучивание кубинцев было в целом завершено. Всего мы подготовили около 30 летчиков и весь инженерно-технический персонал. Переучивание прошло без летных происшествий или предпосылок к ним.

 

ФИДЕЛЬ

 

Наверное, нет смысла много говорить о том, что безусловным лидером революционной Кубы был Фидель Кастро. Его популярность была необыкновенной, доходившей до обожествления, а авторитет непререкаемым. Конечно, мы тоже прониклись глубоким уважением к кубинскому лидеру. Этому способствовало его доступность и простота обращения.

 

Кубинский лидер и его товарищи неоднократно бывали в расположении нашего полка, но впервые увидеть и самому услышать Фиделя Кастро мне довелось лишь 17 апреля 1963 года, когда отмечался день кубинских ВВС. На базу Сан-Антонио прибыли Фидель, министр обороны Рауль Кастро, командующий ВВС команданте Курбело и другие кубинские руководители. Сначала состоялся парад частей Революционных вооруженных сил Кубы. Затем был зачитан приказ о производстве в офицеры большой группы кубинцев. Знаки различия «лейтенант» вручали Фидель и Рауль.В этот момент я вытащил свой ФЭД и беспрепятственно начал снимать. Мне удалось подойти поближе к шеренге молодых кубинцев, которым Фидель вручал офицерские звезды. Когда наводил резкость объектива, я встретился с глазами Фиделя и был поражен остротой и глубиной взгляда его черных глаз, которые буквально пронзали насквозь. Было такое впечатление, что через меня прошел заряд электрического тока. После окончания церемонии один из наших солдат сказал своему кубинскому коллеге, что хочет сфотографироваться вместе с Фиделем. Кубинец подошел к Кастро, коротко поговорил с ним и, возвратившись, сказал: «Вася, бамос (пошли).» Этот снимок русского солдата Василия Братусева вместе с Фиделем есть в моем семейном альбоме.

 

Следующая встреча с Фиделем произошла совершенно неожиданно. В августе 1963 года однажды после работы мы с коллегами решили съездить искупаться в море. Приехали на пляж Варадеро, окунулись в теплую, как парное молоко, воду, лежим на песочке, разговариваем. Вдруг находившиеся рядом кубинцы вскочили и с криками «Фидель, Фидель!» побежали в сторону. Подошли и мы. Кубинский лидер только вышел из воды. Боец охраны бросил ему рубашку, которую он едва успел накинуть на плечи до того, как его обступила толпа. Кубинцы что-то спрашивали, Фидель отвечал. Рядом с ним стоял мужчина с малышом на руках. Малыш потянулся и потрогал Кастро за мокрую бороду, вызвав бурю восторга у окружавших людей. Фидель потрепал мальчонку и пошел к своему джипу. Я оглянулся, рядом стояла еще одна машина, трое или четверо автоматчиков внимательно смотрели по сторонам. Больше охраны не было.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Наконец 10 августа 1963 года мы получили приказ сдать всю свою боевую технику и к 25 августа быть в готовности к убытию в Советский Союз.

 

20 августа состоялась торжественная церемония передачи нашей техники кубинским товарищам. На аэродром Сан-Антонио прибыл министр РВС Кубы Рауль Кастро. Самолеты, наземная техника были построены около командно-диспетчерского пункта. Были произнесены подобающие случаю речи. Командир полка п-к Шибанов вручил Раулю памятный подарок – макет МиГ-21Ф-13, сделанный полковыми умельцами. После этого состоялся смотр техники на земле и воздухе. После окончания церемонии кубинский персонал отбуксировал на стоянки теперь уже не наши, но все равно родные, МиГи.

 

14 сентября 1963 года после построения на аэродроме Сан-Антонио нас на автобусах доставили в порт Гаваны, где мы поднялись на борт сухогруза «Юрий Гагарин». В 19 часов судно взяло курс на восток. Возвращаться домой пришлось в трюмах. В каждом из четырех трюмов судна размещалось по 300 человек. На полу трюм были разложены лежаки, в центре стояло несколько «артельных» столов. Трюм №2 мы называли «офицерской кают-компанией», т.к. в нем размещались только офицеры, в трех других – солдаты. При подходе к Бискайскому заливу мы попали в полосу штормов и узнали, что такое сильная качка и морская болезнь.

 

После прибытия в порт Рига нас разместили в казармах местного гарнизона для прохождения карантина и получения документов, т.к. на Кубе мы не имели никаких документов. К сожалению, в Риге мне пришлось задержаться дольше моих коллег. Будучи и.о. начальника ТЭЧ я оформлял демобилизацию и отправку солдат. Только 3 октября 1963 года я смог вернуться в родную Кубинку.

 

За мужество и воинскую доблесть, проявленную при выполнении интернационального долга группа личного состава полка была награждена правительственными наградами: командир полка и начальник политотдела – орденом Ленина, ряд офицеров – другими орденами и медалями. Я был награжден кубинской медалью «Воин-интернационалист» I степени, а Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 декабря 1988 года — Грамотой и знаком «Воин-интернационалист СССР».

 

Михаил Дмитриевич Исаев

В небе Заполярья и Карелии. Часть первая.

ПОБЕДА В ЗАПОЛЯРЬЕ

 

Гитлеровское командование стремилось во что бы то ни стало удержать за собой захваченные районы советского Заполярья и Норвегии, так как незамерзающие морские порты и источники важного стратегического сырья, особенно никеля, меди, молибдена, имели большое значение для фашистской Германии. Но в связи с выходом Финляндии из войны силы гитлеровцев на Севере были ослаблены. Командование вермахта приняло решение отвести войска, действовавшие на кандалакшском и кестеньгском направлениях, и укрепить оборону в Заполярье. Однако планомерный отход противника был сорван ударами войск 19-й и 26-й армий Карельского фронта, которые 5 сентября 1944 года перешли в наступление с целью разгрома немецко-фашистских соединений на алакурттинском, кестеньгском, ухтинском и ребольском направлениях и освобождения от врага оккупированных районов Северной Карелии.

 

Авиационное обеспечение 19-й и 26-й армий возлагалось на 7-ю воздушную армию. Основная часть ее соединений и частей, принимавших участие в Свирско-Петрозаводской операции, находилась в Южной Карелии. Началась срочная передислокация управлений авиадивизий, полков и эскадрилий со свирского на мурманское и кандалакшское направления. Перед 1-й гвардейской, 260-й и 257-й смешанными авиационными дивизиями была поставлена задача наносить удары по войскам противника на переднем крае, уничтожать железнодорожные эшелоны, отходящие колонны на дорогах, вести воздушную разведку, а летчикам-истребителям 1-й гвардейской смешанной и 324-й истребительной авиадивизий — прикрывать сухопутные войска, города, Кировскую железную дорогу, базирование своей авиации и сопровождать группы штурмовиков и бомбардировщиков при вылетах на боевое задание.

 

Враг, отступая, стремился вывезти с собой боевую технику и как можно больше материальных ценностей. Чтобы сорвать его эвакуацию, советские летчики усилили удары по коммуникациям. 11 сентября шесть «илов» 828-го штурмового авиационного полка, ведомых старшим лейтенантом Г. А. Цукановым, на дороге западнее населенного пункта Вуориярви атаковали большую колонну войск и техники противника. После ухода штурмовиков на дороге осталось более десяти разбитых автомашин, восемь повозок и несколько десятков фашистских трупов.

 

В тот же день четверка Ил-2 этого полка, возглавляемая старшим лейтенантом М. А. Макаровым, на станции Куолоярви нанесла удар по железнодорожному эшелону. Немецкие зенитчики пытались преградить путь штурмовикам мощным заградительным огнем. Но советские летчики прорвались сквозь разрывы снарядов и уничтожили четыре вагона и две платформы с военными грузами.

 

Нанося сокрушительные удары по врагу, несла потери и советская авиация. 13 сентября на уничтожение скопления живой силы и боевой техники противника на дороге в районе железнодорожной станции Алакуртти вылетела группа Ил-2 839-го штурмового авиаполка во главе с командиром полка подполковником П. И. Богдановым. Штурмовики прикрывала шестерка истребителей ЛаГГ-3 во главе с заместителем командира дивизии Героем Советского Союза подполковником М П. Краснолуцким. Обнаружив врага, штурмовики пошли в атаку. После третьего захода летчики услышали приказ Богданова j прекращении атаки, но сам командир из нее уже не вышел.

 

Для более тесного взаимодействия групп самолетов с поисками на поле боя на командном пункте стрелкового соединения 19-й армии находился начальник оперативно-разведывательного отделения, заместитель начальника штаба 260-й смешанной авиационной дивизии майор К. А. Цыбульник, который умело нацеливал штурмовики он противника. Это было особенно необходимо из-за сильной подвижности линии фронта, чтобы не допустить удара по своим же войскам.

 

В районе одного населенного пункта враг 14 сентябри пытался сильным огнем из пушек и пулеметов остановить наступление советских войск. На помощь пехоте подоспела шестерка Ил-2 828-го штурмового авиаполка под командованием капитана А. В. Тимошенко. При появлении краснозвездных самолетов пехотинцы трассирующими пулями и снарядами показали направление неприятельских: огневых позиций. Последовали точные атаки штурмовиков, бойцы поднялись в атаку и овладели насоленным пунктом.

 

Несмотря на сложные метеорологические условия, экипижи 7-й воздушной армии в течение сентября произвели 2371 самолето-вылет, во время которого разбили и сожгли 7 железнодорожных эшелонов, 638 грузовых автомашин, создали 22 очага пожара . Летчики 1-й гвардейской смешанной авиационной дивизии с 5 сентября по 6 октября прополи 7 воздушных боев и сбили четыре вражеских самолета, а летчики 324-й истребительной авиадивизии в шести воздушных боях обили восемь самолетов противники.

 

В ходе сентябрьского наступления войск 19-й и 26-й армий была освобождена Северная Карелия, значительно улучшилось стратегическое положение на северном крыле советско-германского фронта, были созданы условия для полного изгнания врага из Заполярья.

 

К октябрю 1944 года линия фронта в Заполярье проходила от губы Малая Волоковая по перешейку полуострова Средний и далее от губы Большая Западная Лица к озерам Чапр и Кошкаярв За три года оккупанты, используя труднопроходимую местность — скальные сопки, фьорды, озера и другие естественные препятствия, — создали мощную оборону, состоявшую из трех оборонительных полос. Основу обороны составляли узлы сопротивления и опорные пункты, приспособленные к круговой обороне. На этом направлении действовал 19-й горнострелковый корпус 20-й горной армии в составе трех дивизий и четырех бригад, в которых насчитывалось 53 тыс. солдат и офицеров и более 750 орудий и минометов.

 

Сухопутные войска с воздуха поддерживала авиация 5-го воздушного флота, в котором было 160 боевых самолетов, из них 50 дневных бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88, до 30 ночных бомбардировщиков Хш-126 и 80 истребителей Ме-109 и ФВ-190. Они базировались в основном на аэродромах мурманского направления Хебуктен, Луостари, Сальмиярви, Маятало и частью сил на аэродромах кандалакшского направления. Кроме того, на северном побережье Норвегии противник имел аэродромы Свартнес, Лаксельвен (Банак), Берлевог, которые обеспечивали ему боевые действия против Северного флота, прикрытие своих морских баз и караванов, а также маневр авиацией на случай отступления.

 

До начала наступательной операции советских войск в Заполярье неприятельская авиация действовала по боевым порядкам наших войск, прикрывала пути отхода своих частей под натиском 19-й и 26-й армий, вела воздушную разведку поля боя, тылов и коммуникаций.

 

Освобождение советского Заполярья от немецко-фашистских захватчиков Ставка Верховного Главнокомандования возложила на Карельский фронт под командованием генерала армии К. А. Мерецкова и Северный флот, которым командовал адмирал А. Г. Головко. На основе указаний Ставки был разработан план Петсамо-Киркенесской операции, по которому 14-я армия генерал-лейтенанта В. И. Щербакова должна была прорвать оборону противника южнее озера Чапр, овладеть районом Луостари и Петсамо, во взаимодействии с частями Северного флота окружить и уничтожить вражескую группировку юго-западнее реки Титовка и в дальнейшем, развивая наступление, освободить районы Никель и Сальмиярви, выйти на государственную границу с Норвегией и полностью очистить от гитлеровских войск Петсамскую область.

 

С воздуха наступающие войска должна была поддерживать 7-я воздушная армия. Но ей соединения базировались на аэродромах кандалакшского, кестеньгского и ухтинского направлений, так как до конца сентября 1944 года они обеспечивали наступательные действия 19-й и 26-й армий. Поэтому директивой Военного совета Карельского фронта от 25 сентября 1944 г. командующему 7-й воздушной армией генерал-лейтенанту авиации П. М. Соколову приказывалось к 5 октября сосредоточить авиационные части на аэродромах мурманского направления. Одновременно с этим воздушной армии ставились задачи:

 

надежно прикрыть от ударов с воздуха и обеспечить скрытность сосредоточения войск 14-й армии на направлении главного удара; вести непрерывную разведку путей отхода войск противника с кандалакшского, кестеньского и ухтинского направлений, а также коммуникаций на мурманском направлении с целью обнаружения подхода свежих сил.

 

Выполняя указания Военного совета фронта, командование воздушной армии 1 октября приступило к сосредоточению авиационных частей и соединений на мурманском направлении. Для размещения целой воздушной армии, к тому же пополненной рядом частей, переброшенных с Ленинградского фронта, на довольно узком участке фронта требовалось большое количество аэродромов. Эта задача решалась еще задолго до начала Петсамо-Киркенесской операции. И несмотря на то что в условиях Заполярья возможности расширения аэродромной сети были крайне ограниченны, благодаря героическим усилиям всего личного состава аэродромной службы 7-й воздушной армии, настойчивости и изобретательности воинов эта задача была решена.

 

К 4 октября 1944 г. перебазирование авиационных частей и соединений 7-й воздушной армии было завершено. На мурманское направление передислоцировались 257-я, 260-я, 261-я смешанные и 324-я истребительная авиационные дивизии, которыми командовали полковники А. В. Минаев, Г. А. Калугин, генерал-майор авиации И. Д. Удонин, полковник И. П. Ларюшкин. Здесь уже базировалась 1-я гвардейская смешанная авиационная дивизия под командованием полковника Ф. С. Пушкарева. В Заполярье перелетела также 113-я бомбардировочная авиационная дивизия РВГК, которой командовал полковник М. С. Финогенов. Вместе с 122-й истребительной авиационной дивизией ПВО полковника Ф. А. Погрешаева она придавалась в оперативное подчинение командующему 7-й воздушной армией. Для проведения наступательной операции в состав 324-й истребительной авиадивизии с Ленинградского фронта на Кольский полуостров в конце сентября 1944 г. перебазировались 29-й гвардейский и 196-й истребительные авиационные полни, которыми командовали майоры А. Ф. Дворник и И. А. Малиновский, а также 191-й истребительный авиаполк под командованием майора А. Г. Гринченко, приданный 257-й смешанной авиационной дивизии.

 

Всего от 7-й воздушной армии в операции участвовало 747 самолетов, в том числе 132 бомбардировщика, 189 штурмовиков, 308 истребителей, 52 ночных легких бомбардировщика По-2 и 66 самолетов различного назначения.

 

Для непосредственного участия в операции от ВВС Северного флота привлекались части 5-й минно-торпедной, 14-й смешанной, 6-й истребительной авиационных дивизий и 118-й разведывательный авиаполк. Всего 275 самолетов: 55 бомбардировщиков, 35 штурмовиков, 160 истребителей и 25 разведчиков [07]. Основной состав авиации флота действовал над морем. Обязанности командующего ВВС Северного флота исполнял начальник штаба генерал-майор авиации Е. Н. Преображенский, генерал-лейтенант авиации А. X. Андреев находился в госпитале.

 

Таким образом, советская авиация по самолетному парку в несколько раз превосходила ВВС противника на Севере. Да и по летно-тактическим качествам-скорости, маневренности, вооружению — они были лучше немецких. Тяжелые бомбардировщики Ил-4, стоявшие на вооружении 113 бад, по всем показателям были мощнее «Юнкерсов-88», пикирующие бомбардировщики Пе-2 — лучше «Юнкерсов-87». Самолеты-штурмовики Ил-2 не имели себе равных в период всей войны. Отлично зарекомендовали себя в боях самолеты-истребители конструкции С. А. Лавочкина и А. С. Яковлева.

 

Сосредоточение большого количества самолетов на мурманском направлении, где было ограниченное количество аэродромов, привело к большой скученности авиации. На каждом аэродроме базировалось до трех-четырех полков. Это обстоятельство необходимо было учитывать при планировании массированного применения авиации, организации полетов до начала и в ходе проведения операции, обеспечении противовоздушной обороны и маскировки мест базирования авиации.

 

Противовоздушная оборона аэродромов на мурманском ни правлении возлагалась на 1006-й и 1599-й артиллерийские полки ПВО. Кроме того, на каждом аэродроме днем и ночью несли боевое дежурство летчики-истребители.

 

Большую работу провела маскировочная служба воздушной армии, возглавляемая старшим лейтенантом П. Е. Чечаевым. Чтобы исключить потери авиации на земле, самолеты рассредоточивались за пределы летного поля, соблюдалась строжайшая светомаскировка.

 

Одновременно с передислокацией частей воздушной армии истребительная авиация прикрывала железнодорожные перевозки и сосредоточение войск 14-й армии на направлении главного удара. Для прикрытия важных ни объектов в тылу фронта и оперативных перевозок по Кировской железной дороге, а также для выполнения боевых задач на южных направлениях фронта из состава воздушной армии были выделены 152-й, 760-й истребительные и 957-й штурмовой авиационные полки, базировавшиеся южнее основной группировки воздушной армии.

 

Много внимания уделялось воздушной разведке, которой руководил начальник разведывательного отдела 7-й ни,(душной армии полковник У. Ф. Мельников. Экипажи разведчиков аэрофотографированием уточняли систему обороны противника на мурманском направлении, контролировали базирование его авиации, определяли направлении отхода кандалакшской и кестеньгской группировок врага, обеспечивали командование фронта и флота данными о состоянии дорог и переправ на направлении главного удара советских войск, о наличии посадочных площадок для самолетов и другими необходимыми данными.

 

1 и 4 октября командующий воздушной армией генерал-лейтенант И. М. Соколов провел совещание с командирами, начальниками штабов дивизий и отдельных полков, а также с офицерами штаба армии, на котором поставил задачи соединениям и частям в предстоящей операции. На совещании были заслушаны доклады командиров о готовности к началу наступления, были даны указания по использованию всех родов авиации, организации взаимодействия с сухопутными войсками, планированию боевого применения авиации в операции и боевого управления ею над полем боя.

 

Тщательно готовились к наступательным боям летные экипажи. Сложные метеорологические условия требовали от них особенно хорошей техники пилотирования по приборам и высокой навигационной подготовки. Летный состав к этому времени накопил богатый боевой опыт в условиях Заполярья, который использовал в ходе операции. С летным составом была изучена наземная и воздушная обстановка. С командирами, штурманами авиаполков и с ведущими летных групп был организован выезд на передний край обороны с целью более детального изучения системы обороны противника и рельефа местности.

 

Приказом командующего Карельским фронтом 7-й воздушной армии на операцию ставились задачи: содействовать сухопутным войскам в прорыве обороны противника и в наступлении, разрушая опорные пункты, подавляя артиллерийские и минометные батареи, уничтожая живую силу; прикрывать ударную группировку 14-й армии; не допускать подхода резервов врага и отхода его войск и техники, разрушать переправы; ночными действиями изнурять врага и подавлять артиллерию на огневых позициях; уничтожать неприятельские самолеты на аэродромах и в воздухе; вести непрерывную разведку поля боя, войсковых и армейских тылов.

 

Задачи ВВС Северного флота сводились главным образом к поддержке с воздуха десантов и частей Северного оборонительного района, уничтожению транспортов и боевых кораблей противника в портах и на коммуникациях, ведению воздушной разведки.

 

Оперативный отдел штаба 7-й воздушной армии, возглавляемый подполковником А. П. Заякиным, учитывая особые условия Заполярья, разработал два варианта боевого применения авиации в операции: один-для благоприятных метеоусловий, допускающих действия всех родов авиации, другой — на случай плохой погоды, исключавшей полеты бомбардировщиков, рассчитанный только на использование штурмовиков и истребителей, По обоим вариантам штаб распределил наряд самолетов на выполнение каждой из указанных задач.

 

Планом авиационного наступления, подписанным командующим и начальником штаба 7-й воздушной армии генералами И. М. Соколовым и И. М. Беловым и утвержденным командующим и членом Военного совета фронта генералами К. А. Мерецковым и Т. Ф. Штыковым, по первому варианту за день до наступления планировались действия авиации на предварительном этапе. В день наступления за час до окончания артиллерийской подготовки должна была осуществляться непосредственная авиационная подготовка, а после нее — авиационная поддержка атаки и боя в глубине обороны противника.

 

По второму варианту плана боевого применения авиации в операции вместо массированных ударов бомбардировщиков и штурмовиков по опорным пунктам противника планировались удары мелкими группами, в которых могли участвовать наиболее подготовленные экипажи для полетов в сложных метеоусловиях. Сокращалось и общее количество самолето-вылетов. На подготовительном этапе намечалось произвести уже не 1260 самолото-вылетов, как это планировалось по первому варианту, а 520; в первый день операции не 1240, а 730. Но в условиях Севера, к тому же в осеннем месяце, когда порода особенно отличается сложностью и неустойчивостью, второй вариант плана боевого применения был более реальным. Он и был реализован.

 

На следующие шесть дней операции планом авиационного наступления намечалось совершить еще 2820 самолето-вылетов. В плане указывались задачи авиационных соединений, типы и количество самолетов, напряжение в самолето-вылетах, аэродромы базировании.

 

Кроме указанных задач, во все дни операции авиация должна была прикрывать ударную группировку сухопутных войск с воздуха, не допускать подхода резервов врага и отхода его войск, систематически вести воздушную разведку войскового и армейского тыла противник.

 

Для более тесного взаимодействия авиации с сухопутными войсками 260-я и 261-я смешанные авиационные дивизии, в которых были сосредоточены почти все 11 молоты-штурмовики Ил-2 воздушной армии, закрепились за 99-м и 131-м стрелковыми корпусами. После прорыва главной полосы обороны противника основные силы 7-й воздушной армии намечалось использовать для поддержки с воздуха легких стрелковых корпусов и 7 и гвардейской танковой бригады.

 

Действиями авиации генерал И. М. Соколов руководил с временного командного пункта, который находился при КП командующего 14-й армией. Вместе с ним была оперативная группа офицеров штаба воздушной армии, возглавляемая помощником оперативного отдела армии подполковником К. В. Проворовым. Командиры 260-й и 261-й смешанных авиационных дивизий свои временные командные пункты развернули при КП командиров 99-го и 131-го стрелковых корпусов. В каждую дивизию этих корпусов были направлены авиационные офицеры с радиостанциями, в задачу которых входило наведение самолетов на цель.

 

Для оказания практической помощи командирам стрелковых корпусов в использовании авиации, непосредственного наблюдения и контроля за боевыми действиями авиации на поле боя на командные пункты и ВПУ командиров авиадивизий были направлены офицеры штаба воздушной армии. В 99-м стрелковом корпусе находился начальник отделения по изучению и обобщению боевого опыта войны штаба 7-й воздушной армии полковник Ф. М. Седов, в 31-м стрелковом корпусе был начальник отдела боевой подготовки армии подполковник А. П. Спиридонов. Они докладывали на командный пункт командующего воздушной армией о боевых действиях сухопутных войск, боевом использовании авиации, о наземной и воздушной обстановке.

 

Заблаговременно были предусмотрены и доведены до частей сигналы взаимодействия и целеуказания между авиацией и сухопутными войсками. Наряду с радио, являвшимся основным средством управления и взаимодействия, целеуказание осуществлялось стрельбой артиллерийскими дымовыми снарядами, ракетами и трассирующими пулями в направлении противника, по которому должны были действовать авиаторы. Линия фронта обозначалась цветными дымами и ракетами установленного цвета.

 

Истребительной авиацией предусматривалось управлять с временного командного пункта командующего воздушной армией, где должен был находиться также командир или заместитель командира 324-й истребительной авиационной дивизии с необходимыми радиосредствами.

 

Система оповещения и наведения советских истребителей на противника была построена следующим образом. В районе наблюдательного пункта командира 99-го стрелкового корпуса, действовавшего на главном направлении, была расположена главная радиостанция наведения, на которой находился представитель истребительной авиадивизии (вначале им был командир одного из полков, а затем заместитель командира дивизии). В его распоряжении имелись две радиолокационные установки типа «Редут» и «Пегматит» с радиостанциями оповещения. В районах наблюдательных пунктов командиров стрелковых дивизий размещались офицеры-наводчики с радиостанциями.

 

При подготовке к операции по освобождению советского Заполярья большую работу провел личный состав инженерно-авиационной службы. В соответствии с указанием главного инженера ВВС Красной Армии, полученном еще в августе 1944 г., о том, чтобы на каждом самолете Ил-2 были установлены новые балки для подвески реактивных снарядов М-13, инженеры по вооружению инженер-подполковники А. Н. Тетерин и Ф. У. Урбанович вылетали в штурмовые авиационные полки, где провели инструктаж соответствующих специалистов и помогли им в установке новых балок. Такая работа была выполнена на всех самолетах Ил-2 в 7-й воздушной армии.

 

В октябре в Заполярье стояла холодная сырая погода, ночью были заморозки. Но из-за отсутствия антифриза (водного раствора этиленгликоля, не замерзающего при низких температурах) радиаторы самолетов приходилось заправлять водой, поэтому на ночь ее сливали, а рано утром снова заливали. Подогревать воду было негде, не хватало средств подогрева моторов, а также материала для утепления их при переходе на зимнюю эксплуатацию. Не было и резервных моторов. И все-таки инженерно-технический состав справился со своими задачами.

 

Серьезное внимание уделялось организации связи, которой руководил полковник С. И. Маркелов. Узел связи штаба армии был создан на базе узда связи 1-й гвардейской истребительной авиационной дивизии в поселке Мурмаши, откуда обеспечивалась связь штаба армии со всеми подчиненными соединениями и частями, а также временного командного пункта воздушной армии с взаимодействующими частями ВВС Северного флота и 122-й истребительной авиационной дивизией ПВО.

 

В деятельности авиационного тыла при подготовке Петсамо-Киркенесской операции характерным было то, что при создании запасов боеприпасов, узлов и агрегатов авиационной техники, различного материально-технического имущества в основном использовались запасы, не истраченные в Свирско-Петрозаводской операции. В частности, со свирепого направления на северный фланг Карельского фронта было переброшено более 106 тыс. авиабомб. Однако перебазирование частей авиационного тыла со свирепого направления на мурманское проходило с отставанием от графика. Из-за загруженности железной дороги наземные эшелоны 7-й воздушной армии к началу операции находились в пути, а некоторые даже в районах прежней дислокации. Это значительно затруднило подготовку авиационной техники, обеспечение боеготовности частей и соединений к началу наступательной операции.

 

Готовилась к участию в операции и медицинская служба. Ее возможности значительно возросли после создания в сентябре 1944 г. авиационного госпиталя .№ 1020, который был развернут в Петрозаводске. Начальником госпиталя назначили бывшего старшего врача 27-го батальона аэродромного обслуживания майора медицинской службы Е. Б. Гольдина. Сначала авиационный госпиталь предназначался только для летного состава, его лечения и врачебно-летной экспертизы. Но вскоре в него стали направлять раненых и больных из состава инженерно-авиационной службы и службы авиационного тыла. При госпитале один раз в неделю работали врачебно-летная и военно-врачебная комиссии. Два раза в неделю специалистами госпиталя проводились консультации раненых и больных, прибывавших из частей 7-й воздушной армии.

 

До начала операции из состава медперсонала госпиталя на базе лазарета 5-го батальона аэродромного обслуживания, имевшего хорошо оснащенную операционную, была создана оперативная хирургическая группа в составе трех врачей, пяти сестер и шести санитарок. Группа располагалась недалеко от аэродрома, на котором в готовности находилось звено санитарных самолетов. Продуман был также вопрос поиска экипажей, покинувших с парашютом свои подбитые или неисправные самолеты или совершивших вынужденную посадку.

 

В подготовке авиаторов к наступательной операции большую роль сыграли политорганы, партийные и комсомольские организации, которыми руководили заместитель командующего 7-й воздушной армией по политической части полковник И. И. Сергеев и начальник политического отдела армии полковник М. А. Бутковский. При организации и проведении партийно-политической работы в авиационных частях и соединениях широко использовался опыт политического обеспечения боевой деятельности авиации в Свирско-Петрозаводской операции. Политотдел армии с первым эшелоном штаба армии перебазировался в район сосредоточения авиационных частей — в поселок Мурмаши и находился там до цоица операции. Такое расположение политотдела обеспечивало надежную и оперативную связь с болыпинст-иом авиационных полков. Партийно-политическая работа была спланирована на каждый этап операции. Был претворен оправдавший себя в Свирско-Петрозаводской операции опыт расстановки кадров политработников. Но и партийно-политическая работа была направлена на мобилизацию авиаторов на успешное выполнение боевых задач.

 

В авиационных полках проходили совещания и конференции, на которых обсуждались наиболее актуальные вопросы боевого применения авиации, ее взаимодействия с сухопутными войсками, отрабатывались способы нанесения бомбовых и штурмовых ударов, выполнение противозенитного маневра, обеспечения надежного прикрытия сухопутных войск от возможных налетов неприятельской авиации.

 

В 261-й смешанной авиационной дивизии 5 октября 1944 г. прошло совещание, на котором обсуждались задачи партийных органов и партийных организаций в предстоящих наступательных боях. На следующий день этот же вопрос обсуждался с парторгами авиаэскадрилий дивизии. Командир 828-го штурмового авиационного полка майор Н. Ф. Гончаров и его заместитель по политической части майор Д. А. Полканов организовали встречу с зенитчиками, вместе с которыми выработали наиболее эффективные способы противозенитного маневра.

 

Целью Петсамо-Киркенесской операции было не только освобождение советской земли, но и оказание помощи норвежскому народу в изгнании гитлеровцев из Северной Норвегии. Поэтому накануне операции наряду с воспитанием чувства патриотизма особое внимание уделялось вопросам интернационализма.

 

Вся партийно-политическая работа была направлена на мобилизацию авиаторов на успешное выполнение боевых задач в операции. Авиаторы ясно понимали свои задачи, готовы были отдать все силы для освобождения Советского Заполярья и помочь норвежскому народу изгнать немецко-фашистских захватчиков из их страны.

 

Утром 7 октября начался штурм вражеской обороны. После артиллерийской подготовки соединения 131-го и 99-го стрелковых корпусов пошли в наступление.

 

Из-за низкой облачности, закрывавшей даже верхушки сопок, и снегопада с дождем массированный авиационный удар, как это намечалось по первому варианту плана боевого применения авиации, нанести не удалось. В воздух поднимались лишь наиболее подготовленные экипажи штурмовиков и истребителей, действовавшие с малых высот мелкими группами.

 

Шестерке самолетов Ил-2 828-го штурмового авиационного полка во главе с капитаном П. А. Рубановым, вылетевшей по вызову с КП 99-го стрелкового корпуса на штурмовку узла сопротивления противника на переднем крае, пришлось идти плотным строем, то снижаясь под кромку облаков, то пробивая их вверх. Но командир эскадрильи вывел группу точно на цель и с ходу атаковал ее. В результате неожиданного удара было взорвано два склада боеприпасов, разрушено несколько землянок и уничтожено много гитлеровцев.

 

По минометной батарее врага нанесла точный удар группа «илов» 17-го гвардейского штурмового авиаполка под командованием капитана П. П. Бакарася.

 

При сопровождении двух Ил-2 на штурмовку вражеских войск звено 20-го гвардейского истребительного авиаполка, которое вел старший лейтенант С. С. Полы-га, встретило шесть немецких истребителей ФВ-190, летевших попарно параллельно «илам». Два «фокке-вульфа» с правым разворотом снизу пошли в атаку на штурмовики. Старший лейтенант Полыга, приказав ведущему второй пары продолжать сопровождение «илов», сам с ведомым устремился навстречу гитлеровцам. С первой же пулеметной очереди он поразил ФВ-190, который резко перевернулся на спину и врезался в землю. Ведомый гитлеровец правым полупереворотом вышел из-под атаки вперед остальной своей четверки и покачиванием крыльями предупредил об опасности. После этого фашистские истребители поспешили скрыться за снежным зарядом.

 

Продолжая полет, советские истребители снова слеовали за штурмовиками. Над передним краем группу обстреляли вражеские зенитки, а в воздухе снова пока-, запись ФВ-190. Один фашистский истребитель попытался атаковать советские самолеты. Но его атака была успешно отбита. Остальные «фокке-вульфы», находившиеся в стороне и выше, так и не посмели вступить в бой. Выполнив задание, все советские летчики благополучно возвратились на аэродром.

 

http://avia.lib.ru/

Иноземцев И.Г.

Григорий Андреевич Речкалов – один из незаслуженно забытых советских асов

Будущий дважды Герой Советского Союза, один из лучших советских асов Григорий Андреевич Речкалов родился 9 февраля 1920 года в деревне Худяково Ирбитского уезда в самой обыкновенной крестьянской семье. В конце 1937 года по комсомольской путевке молодой Речкалов отправляется военную школу летчиков в Перми, которую успешно оканчивает в 1939 году. После распределения Григорий в звании младшего лейтенанта направляется для прохождения службы в 55-й истребительный авиаполк, который подарили стране много прославленных летчиков.

 

В то время, когда Речкалов попал в 55-й ИАП он был укомплектован самолетами И-153, И-16 и УТИ-4 и входил в состав 1-й скоростной бомбардировочной бригады КОВО. В 1940 году полк был передан 20-й смешанной авиационной дивизии, входившей в структуру ВВС Одесского военного округа. Полк располагался на окраине небольшого города Бельцы недалеко от границы с Румынией.

  

22 июня 1941 года Григорий Речкалов прибыл в распоряжение своего полка из Одессы, где он прошел врачебно-летную комиссию, которая списала его с летной работы, у летчика был дальтонизм, он плохо различал цвета. В полку к тому времени уже были отмечены первые потери, и вовсю кипела боевая работа. Доложив о своем прибытии в часть и списании с полетов, Речкалов тут же получает свое первое боевое задание – на истребителе И-153 отвезти документы в соседнюю часть. На заключение врачей начальник штаба полка майор Матвеев даже не стал обращать свое внимание, было не до этого. Вот так неожиданно для пилота-истребителя решилась очень тяжелая задача, которая терзала его всю дорогу по пути в полк. В первом же своем боевом вылете Григорий Речкалов встретился в бою с врагом, уцелел и смог выручить товарища.

  

В дальнейшем в судьбу летчика-аса не раз будет вмешиваться случай, который будет предоставлять ему возможность для возвращения в небо. Рассказ о них занял бы слишком много времени. Стоит сказать только о том, что уже через месяц войны, имея на своем боевом счету 3 сбитых немецких самолета Речкалов получает тяжелое ранение в ногу и раненным приводит свой И-16 на аэродром, откуда немедленно переправляется в госпиталь. В госпитале ему делают очень сложную операцию на правой ноге. Это ранение практически на год вывело его из строя. В апреле 1942 года, сбежав из запасного авиаполка, где летчик переучивался на Як-1, он возвращается в свой родной, теперь уже 16-й ГвИАП.

  

Герой Советского Союза Г.А. Речкалов у своего самолёта

 

 

С этого момента начинается новый этап его летной карьеры с позывными «РГА». Впереди его ждет переучивание на американский истребитель P-39 «Аэрокобра», грозное небо Кубани, первая Золотая Звезда Героя, ожесточенные бои в небе над Яссами, вторая Золотая Звезда и в конце небо Берлина. Вместил этот отрезок и некоторое противостояние с известнейшим советским асом Покрышкиным, которое получило неожиданное развитие уже по завершении войны и о котором раньше предпочитали не говорить вслух.

  

Григорий Речкалов вошел в историю, как самый результативный ас, одержавший на истребителе P-39 «Аэрокобра» больше всех побед. К концу войны на его «Кобре» было 56 звезд, которые символизировали 53 личных и 3 групповых победы летчика. Речкалов был вторым по результативности летчиком союзников. На его счету значилось 61 личная победа и 4 групповых.

  

Среди сбитых Григорием Речкаловым немецких самолетов были:

  

30 истребителей Ме-109;

 

5 истребитель FW-190

 

2 истребителя Ме-110;

 

11 бомбардировщиков Ju-87

 

5 бомбардировщиков Ju 88

 

3 транспортника Ju 52

 

2 бомбардировщика He-111

 

2 легких самолета разведчика Fi 156

 

1 истребитель-корректировщик Hs 126

 

  

Конфликт с Покрышкиным

 

Для тех, кто интересовался историей 55-го ИАП, который позднее превратился в 16-й гвардейский истребительный авиаполк, а впоследствии и боевым путем 9-й ГвИАД, которой с июля 1944 года командовал Покрышкин, будут очевидны натянутые отношения между комдивом и одним из лучших советских асов дважды Героем Советского Союза Григорием Андреевичем Речкаловым. Одно время авиасообщество даже вело нешуточные споры на просторах всемирной сети, пытаясь понять природу взаимоотношений двух известных советских асов. Многие полагали, что причины кроются в их воздушном соперничестве, при этом принимались во внимание самые разные аспекты их боевого взаимодействия.

  

 Летчики-асы 9-й гвардейской авиационной дивизии у истребителя Белл P-39 «Аэрокобра» Г.А. Речкалова. Слева направо: Александр Федорович Клубов , Григорий Андреевич Речкалов, Андрей Иванович Труд и командир 16-го гвардейского истребительного авиаполка Борис Борисович Глинка.

  

Так это или нет, но со временем стало казаться, что натянутые отношения между двумя летчиками, которые привели к серьезному конфликту, были связаны с их личными счетами сбитых самолетов. Данные предположения нашли подтверждение и у родственников Речкалова, в частности об этом говорила его жена Анфиса и дочь Любовь. По словам дочери прославленного аса, уже по окончании Великой Отечественной войны Григорий Речкалов, работая с документами ЦАМО, нашел 3 своих сбитых в 1941 году самолета на счету Александра Покрышкина. Узнав об этом, он, скорее всего, позвонил своему непосредственному военному начальнику и высказал все, что о нем думает. Реакция Александра Покрышкина не заставила себя долго ждать, после данного разговора про Речкалова забыли, а доступ к архивам ЦАМО для него был закрыт. Даже другой советский асс Георгий Голубев, бывший ведомым Покрышкина и друживший во время войны с Речкаловым в своей книге «В паре с сотым» практически ничего не пишет о своем друге времен войны, строя все повествование вокруг личности Покрышкина. По словам родных Григория Речкалова, своего мнения по поводу того, что 3 сбитых им самолета были приписаны Покрышкину, он придерживался до самой своей смерти в 1990 году.

  

Личный боевой счет Речкалова с 22.06.1941 года открывается следующими сбитыми самолетами противника: 26 июня в районе Унген он сбивает истребитель Ме-109, 27 июня истребитель-корректировщик Hs 126 и 11 июля бомбардировщик Ju 88. Однако уже через месяц после начала войны Григорий Речкалов получает серьезное ранение в ногу. Во время боевого вылета 26.07.1941 на сопровождение семерки И-153, вылетевших на штурмовку, Речкалов был в составе звена истребителей сопровождения И-16. В районе Дубоссары при выходе к цели группа самолетов попадает под интенсивный зенитный огонь немцев. В ходе обстрела Речкалов был ранен, попадание в самолет было настолько сильным и точным, что педаль руля управления истребителя была сломана пополам, а ступня летчика получила серьезные повреждения.

  

Во время отсутствия летчика многие документы 55-го ИАП во время отступления от Одессы были уничтожены. Возможно «обнуление счета» Речкалово произошло и потому, что за время его почти годового отсутствия полк перешел в состав другого подразделения, тогда как сведения о победах летчика остались в документах 20-й смешанной авиадивизии. Отчет о боевой работе нового 16-го гвардейского авиаполка составлялся уже в запасном полку, поэтому взяться данным за 1941 год в нем было неоткуда. Это было бы достаточно убедительной версией, если бы не тот факт, что многим лётчикам 55-го ИАП, даже не смотря на сожжение штабных документов, сбитые самолёты были вновь записаны и лишь «возвращенцу» Григорию Речкалову пришлось начинать свой боевой путь с нуля. Так или иначе, Речкалов до конца жизни был убежден в том, что с его боевого счета были изъяты 3 победы 1941 года, которые по какому-то стечению обстоятельств попали на счет Покрышкина.

  

Уже через много лет после завершения войны у Гpигоpия Речкалова спросили, что же он больше всего ценил в своем истребителе P-39Q «Airacobra», на которой он одержал такое количество побед: мощь огневого залпа, скорость, надежность мотора, обзор из кабины? На этот вопрос Речкалов отметил, что все перечисленное, конечно же, играло свою роль и эти достоинства важны, но самым главным на его взгляд в американском истребителе было… радио. По его словам, на «Кобре» была отличная, редкая по тем временам радиосвязь. Благодаря ей пилоты в группе могли общаться между собой, словно по телефону. Кто что видел в воздухе – сразу сообщал, поэтому никаких неожиданностей во время совершения боевых вылетов не было.

  

Стоит отметить, что «Аэрокобры» прошли достаточно большой путь, постоянно модернизируясь и улучшаясь, в том числе и с учетом требований советской стороны. Для сборки и облета истребителей, которые пребывали в СССР была создана специальная группа НИИ ВВС, которая занялась тщательным исследованием лётно-технических характеристик «Аэрокобр», а также устранением различных выявленных дефектов. Первые версии P-39D отличались завышенными характеристиками. К примеру, скорость у земли равнялась только 493 км/ч, а на высоте 7000 м. – 552 км/ч, максимальная скорость, которую удалось развить самолету на высоте 4200 м., составила 585 км/ч. Чем выше забирался самолет, тем ниже становилась его скороподъемность. На высоте 5000 метров она равнялась 9,6 м/с, зато у земли составляла уже 14,4 м/с. Достаточно высокими оказались и взлётно-посадочные характеристики истребителя. Пробег самолета равнялся 350 метрам, а разбег 300 метрам.

  

Самолет обладал хорошей дальностью полета, которая равнялась 1000 км. и мог находиться в небе в течение 3,5 часов. Достаточно хорошие характеристики истребителя на малых высотах позволили ему эффективно выступать в роли машины сопровождения советских штурмовиков Ил-2 и защиты их от немецких истребителей, а также успешно бороться с немецкими пикировщиками и довольно уверенно работать по наземным целям. Со временем же характеристики истребителя только росли и были доведены до очень высокого уровня.

  

Стоит отметить, что американские инженеры, конструкторы и рабочие с пониманием отнеслись к предложениям поступающим от Советских ВВС, которые касались улучшения конструкции истребителя. Специалисты компании «Белл», приезжая в СССР, посещали воинские части, старались на месте изучать обстоятельства и причины аварий. В свою очередь советские инженеры и летчики также были командированы в США, где помогали в работе компании «Белл» по совершенствованию истребителя Р-39 «Airacobra». Был подключен к работам над самолетом и самый крупный центр советской авиационной науки – Центральный аэрогидродинамический институт им. Жуковского известный под аббревиатурой ЦАГИ.

  

Работы по улучшению самолета во многом базировались на улучшение характеристик мотора и снижения взлетной массы истребителя. Уже с версии P-39D-2 на самолет стали устанавливать новый двигатель «Аллисон» V-1710-63 мощность которого без включения режима форсажа равнялась 1325 л.с. Для уменьшения взлетной массы истребителя боекомплект крыльевых пулеметов сокращался с 1000 до 500 патронов на ствол, а для фюзеляжных с 270 до 200 патронов на ствол. Также с самолета полностью удалялась гидравлическая система для перезарядки пушки, перезарядить ее можно было только на аэродроме. Помимо этого в воздушной, топливной и масляной системах монтировались агрегаты, которые стояли на самолетах Р-40 «Киттихоук», которые также поступила в СССР по ленд-лизу.

  

В 1942 году пошла в производство самая массовая и лучшая модификация истребителя P-39Q, Речкалов летал на истребителе P-39Q-15. В отличие от остальных моделей, на истребителе с литерой Q вместо 4 крыльевых пулеметов винтовочного калибра устанавливалось 2 крупнокалиберных 12,7-мм пулемета. Среди истребителей этой серии были и специальные облегченный модели, к примеру, версия P-39Q-10 отличалась тем, что крыльевые пулеметы на ней отсутствовали полностью.

  

 

Использованы источники:

 

www.airwiki.org/history/aces/ace2ww/pilots/rechkalov.html

 

www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/rechkalov.html

 

www.airaces.narod.ru/all1/rechkal1.htm

 

www.vspomniv.ru/P_39

 

 

 Автор Юферев Сергей

НЛО проводят учения

Исследователи аномальных явлений питают особенное уважение к свидетельствам военных специалистов — ракетчиков, моряков, пилотов, — когда-либо наблюдавших НЛО или другие необъяснимые феномены. Потому что в их показаниях больше конкретики, точных технических деталей, а иногда имеется и подтверждение приборного оборудования. Радиолокационные станции, к примеру, не обвинишь в галлюцинациях…

 

 

Именно поэтому моя случайная встреча с бывшим военным штурманом противолодочного вертолета КА-25 майором в отставке Федором Малышкиным вывела наш разговор на тему о загадках НЛО. Позади у Федора Викторовича 27 лет военной службы, а сейчас он известный в Волгограде композитор, поэт и исполнитель собственных песен.

 

КОРАБЛИ В СРЕДИЗЕМНОМ МОРЕ

 

— Инцидент с неопознанными летающими объектами связан с моей профессиональной деятельностью и произошел в 1982 году в Средиземном море, — начал свой рассказ Малышкин. — Мы были в боевом походе в составе отряда кораблей Средиземноморского флота СССР и базировались на противолодочном крейсере-вертолетоносце «Ленинград». Однажды вылетели группой вертолетов КА-25 в учебно-тренировочный полет: мой вертолет ведущий, три сзади — ведомые. Середина Средиземного моря, отличная погода, высота 600 метров, внизу чудная, лазоревого цвета морская гладь. Красота неописуемая!

 

То, что полет сугубо тренировочный, пилотам не всегда известно: бывали случаи, когда в зоне боевого базирования обнаруживались чужие атомные подводные лодки, и их передвижение следовало отслеживать.

 

Пилоты обследовали указанный район, выполнили необходимые перестроения, имитацию атаки и уже возвращались на корабль. Оставалось осуществить учебное бомбометание по условной подлодке противника прямо по курсу к местоположению советских кораблей.

 

— Я сидел в своем кресле и изредка поглядывал на экран радиолокационной станции (РЛС), ожидая появления засветки от группы кораблей, — продолжает Малышкин. — Расстояние до кораблей 60 километров, работает радиокомпас, и мы по прямой, как по струне, летим на свою базу. Ничего сложного, все просто. Радиолокационная «рука» брошена мной вперед на 22 километра, и вот-вот должна появиться засветка от радиоцелей. Опять посмотрел в тубус РЛС — кораблей нет. Ладно, сижу, любуюсь морем, вижу сзади слева тройку других вертолетов. Мы “старики”… В бомбометании вся нагрузка на штурмане ведущего вертолета, в это время он берет управление на себя, пилот не вмешивается. Я военный штурман первого класса…

 

Взглянув в очередной раз в тубус РЛС, Малышкин увидел наконец в верхней части экрана квадратики ожидаемых кораблей. Вернее, группу точек в виде квадратиков. Значит, вскоре на определенном расстоянии от кораблей надо производить бомбометание. Им вводятся необходимые данные, скорость, высота, поправки на ветер — словом, обычные действия. В эфир пошли необходимые команды, все ждут только приказа «Сброс!».

 

Условные, или, как их называют, ориентировочные морские бомбы, вместо боевых, — это то, что должно сбрасываться с бомбовых захватов. Все команды пишутся на магнитофон, а незадолго до сброса, ведущий штурман должен включить фотоаппарат сначала с интервалом съемки 10 секунд, а потом перевести на автоматический режим съемки. После сброса фотоаппарат сам отключается.

 

— Первая странность — я не делаю этого! — рассказывает мой собеседник. — Не включаю фотоаппарат, словно у меня напрочь вылетает из головы это привычное и обязательное действие. При этом в душе какое-то необъяснимое напряжение, будто я что-то делаю не так. Даю команду «Сброс!», сам тоже жму на кнопку, потом наблюдаю, как захлопнулись бомбовые люки. Все отработали нормально, накрыв площадь условного района условными бомбами.

 

Потом Федор вновь взглянул на экран РЛС и… обомлел:

 

— Четко вижу впереди группу наших кораблей! И они другие — более крупные, хорошо различимые. К примеру, наш противолодочный крейсер вдвое крупнее других кораблей, его не спутаешь. Ложное бомбометание! Мы вообще не там сбросили бомбы! Ничего себе прокол!..

 

Малышкин тотчас сообщает на крейсер об ошибке, в эфир идут команды на повторное бомбометание, и все действия повторяются. На этот раз и фотоаппарат включается вовремя. Через несколько минут все вертолеты приземляются на палубу крейсера.

 

На верхней палубе уже стоит группа высших офицеров, с ними командир эскадрильи подполковник Георгий Никонов…

 

— Федор, докладывай, что произошло?

 

— Рассказываю, как было, говорю про эти ложные засветки на РЛС. Но что интересно — визуально я ничего ни под собой, ни рядом не видел. Хотя после ложного бомбометания даже дверцу открыл, рассматривал, что может быть внизу. Может, бочки какие или сети… Но цели явно радиоконтрастные, локатор их фиксировал четко.

 

Опрашивают штурманов других вертолетов, но те ничего не видели, потому что на экраны радиолокаторов вообще не смотрели — им в данном случае это необязательно делать. Все ждали команду «Сброс» от ведущего. Малышкину приказ — срочно писать объяснительную.

 

А В ЭТО ВРЕМЯ…

 

А в это же самое время, когда шло ложное бомбометание, на корабле была объявлена боевая готовность средств ПВО. Причина — дежурный РЛС корабля и вычислительный комплекс «Корень» наблюдают низколетящую воздушную цель, которая перемещается с переменной и очень странной скоростью: ноль км/ч, потом сразу 800, затем 300, снова ноль… И зигзаги тоже немыслимые. Затем цель зависла на расстоянии 12 километров от корабля, там, где и произошло ложное бомбометание. Наблюдают в бинокль — никакого результата. Пусто! А на РЛС — вот он, объект! И подлетающие вертолеты…

 

В тот же день рапорты о происшествии ушли в Москву. Однако о выводах командования Малышкину ничего не известно.

 

Что же произошло в море? Ясно, что неопознанный объект или объекты находились вне диапазона зрительного восприятия глаз людей, однако частоты, на которых работали радиолокаторы, его обнаруживали. Ясно, что НЛО сумели сымитировать похожие засветки, какие должны быть от надводных кораблей. Значит, они хорошо понимают суть пеленгации и умеют создавать ложные цели. Сколько было НЛО? Возможно, один, но не исключено, что несколько, потому что Малышкин видел группу целей, спутав их со своими кораблями.

 

Не менее важно и то, что НЛО оказывал на штурмана-пилота и психофизическое воздействие. Иначе чем можно объяснить отсутствие фотосъемки в нужный момент? Кстати, фотоаппаратура нередко фиксирует то, что не видно глазу, а этого, вероятно, не желали допускать пилоты НЛО. Неспроста Малышкин чувствовал себя не в своей тарелке — видно, сказывалось чужое воздействие на психику.

 

В общем, получается, НЛО провели свои собственные учения и, кажется, вполне преуспели в своих действиях. Пилоты-противолодочники в результате были полностью дезориентированы…

 

 

Источник: ufolog.ru.

 

 

Легендарный таран

«На рассвете 6 июля на разных участках фронта летчики собрались у репродукторов. Говорила Московская радиостанция, диктор по голосу был старым знакомым — сразу повеяло домом, Москвой. Передавалась сводка Информбюро. Диктор прочел краткое сообщение о героическом подвиге капитана Гастелло. Сотни людей — на разных участках фронта — повторили это имя… Еще задолго до войны, когда он вместе с отцом работал на одном из московских заводов, о нем говорили: «Куда ни поставь, всюду — пример». Это был человек, упорно воспитывающий себя на трудностях, человек, копивший силы на большое дело. Чувствовалось, Николай Гастелло стоящий человек.

 

 Когда он стал военным летчиком, это сразу же подтвердилось. Он не был знаменит, но быстро шел к известности. В 1939 году он бомбил белофинские военные заводы, мосты и доты, в Бесарабии выбрасывал наши парашютные десанты, чтобы удержать румынских бояр от грабежа страны. С первого же дня Великой Отечественной войны капитан Гастелло во главе своей эскадрильи громил фашистские танковые колонны, разносил в пух и прах военные объекты, в щепу ломал мосты.

 

 О капитане Гастелло уже шла слава в летных частях. Люди воздуха быстро узнают друг друга. Последний подвиг капитана Гастелло не забудется никогда. 26 июня во главе своей эскадрильи капитан Гастелло сражался в воздухе. Далеко внизу, на земле, тоже шел бой. Моторизованные части противника прорывались на советскую землю. Огонь нашей артиллерии и авиация сдерживали и останавливали их движение. Ведя свой бой, Гастелло не упускал из виду и бой наземный. Черные пятна танковых скоплений, сгрудившиеся бензиновые цистерны говорили о заминке в боевых действиях врага. И бесстрашный Гастелло продолжал свое дело в воздухе. Но вот снаряд вражеской зенитки разбивает бензиновый бак его самолета. Машина в огне. Выхода нет.

 

 Что же, так и закончить на этом свой путь? Скользнуть, пока не поздно, на парашюте и, оказавшись на территории, занятой врагом, сдаться в постыдный плен? Нет, это не выход. И капитан Гастелло не отстегивает наплечных ремней, не оставляет пылающей машины. Вниз, к земле, к сгрудившимся цистернам противника мчит он огненный комок своего самолета. Огонь уже возле летчика. Но земля близка. Глаза Гастелло, мучимые огнем, еще видят, опаленные руки тверды. Умирающий самолет еще слушается руки умирающего пилота. Так вот закончится сейчас жизнь — не аварией, не пленом — подвигом! Машина Гастелло врезается в «толпу» цистерн и машин — и оглушительный взрыв долгими раскатами сотрясает воздух сражения: взрываются вражеские цистерны.

 

 Мы помним имя героя — капитан Николай Францевич Гастелло. Его семья потеряла сына и мужа, Родина приобрела героя. В памяти навсегда останется подвиг человека, рассчитавшего свою смерть как бесстрашный удар по врагу.»

 

 «Правда», 10 июля 1941 года

 

 Человека, который на самом деле совершил этот подвиг звали Александр Маслов. На том месте, где сейчас стоит 70-пудовый памятник Гастелло, некогда покоились останки Маслова и его экипажа.

 

А сам Гастелло, позабытый всеми, покоится в совсем другой могиле — с надписью «неизвестным летчикам». Останки еще двух, бывших тогда с ним, до сих пор не найденные, тлеют в белорусской земле.

 

«ДБ-3ф», на которых они летали, — тяжелые машины, для бомбардировки городов и заводов в глубоком тылу. А их бросают на колонны с танками, без прикрытия истребителей. Гибло по 15 экипажей в день. Через две недели от полка не осталось ничего.

 

Утром вылетело звено под командованием капитана Маслова. Над целью командира подбила зенитка, самолет загорелся. Маслов дал команду «парашют» и развернул горящую машину на колонну, хотел таранить. Не попал — горящий самолет упал в поле.

 

 Спастись никому из экипажа не удалось — высота была мала. Местные жители достали летчиков из обломков, похоронили наскоро.

 

 Через несколько часов бомбить вылетело звено Гастелло. Командирская машина с задания не вернулась. А вскоре появляется доклад ведомых Гастелло — Воробьева и Рыбаса. Они якобы видели, как пылающий самолет командира врезался в гущу немецких танков. То, что Воробьев прибыл в полк только 10 июля, уже никого не смущало. У страны было трудное время. Стране нужен был подвиг. Стране нужны были образцы для подражания. А Маслова сочли пропавшим без вести.

 

 В 1951 году, в ознаменование героической даты, Советом министров БССР останки героев решено было перезахоронить, а обломки разбившегося самолета выставить в музее. Выехали на место подвига. Вскрыли могилу. В могиле народного героя Гастелло лежали Маслов и его экипаж. Но менять что-либо в истории было уже поздно. Останки Маслова из могилы в сквере вынули и еще раз перезахоронили — на общем кладбище. А там, где он раньше лежал, поставили огромный гастелловский бюст. Обломки самолета Маслова увезли в Минск, в Белорусский государственный музей истории войны и стали там экспонировать как самолет Гастелло.

 

 А все то время, пока о нем пели песни пионеры, сам Николай Гастелло лежал в никому не известной могиле с надписью «неизвестным летчикам». Через три часа после тарана Маслова его подбили над деревней Мацки, что в 20 километрах от места падения масловского самолета. На пылающей машине Гастелло ходил еще и еще раз над дорогой, шерстя немцев из пулеметов.

 

 Финал этой истории все-таки довольно оптимистичный. В 1996 году власть наконец-то Маслова признала. Указом президента № 636 «За мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками» весь экипаж посмертно был награжден званием Героя России. Опять общие формулировки, о таране — ни слова… Получили награды и члены гастелловского экипажа. Здесь решили почему-то обойтись орденом Отечественной войны.

 

 Но до сих пор на месте подвига Маслова стоит памятник Гастелло. И до сих пор Николай Гастелло, совершивший к досаде историков не тот подвиг, который был нужен, лежит в скромной безымянной могиле.

 

 Пропаганда — дело непростое, но отрицать сам факт героизма наших предков, сражавшихся за нашу с вами Родину, слава Богу никто не стал. Всякое бывало в истории нашей страны, и забытые подвиги и сфабрикованные агитки. Имя Гастелло стало нарицательным, поэтому поклонимся до земли ему и всем павшим в этой войне Героям. Вечная память!

 

 Летел на битву капитан Гастелло,

Как гордый сокол, выше облаков.

На крыльях сокола гроза летела,

Чтоб град стальной обрушить на врагов.

 

Но враг поджёг бензиновые баки.

Раздался взрыв, и вспыхнул самолет…

Казалось, что летит под небом факел,

Как метеор, в единственный полет!

 

 Дрожит мотор в последнем содроганьи,

Кругом бушует и гремит гроза.

Нет времени для мысли, для дыханья,

Нет силы приоткрыть в огне глаза!

 Но капитан всей волею последней

Ведёт машину прямо на врага!

 

Горят цистерны, гибнут вражьи танки,

Гремит металл, врагов сбивая с ног…

Мёртв капитан, и на его останки

Ложится пламя кругом, как венок.

 

 Так умер в битве капитан Гастелло…

Запомним навсегда его, друзья!

Народ, способный на такую смелость,

Ни запугать, ни победить нельзя!

 

 Музыка: В. Белый Слова: В. Винников 1941г

 

 

 

Источники информации:

http://4ygeca.com/

http://blog.fontanka.ru/

Российские истребители Су-27 надругались над американским авианосцем Кити Хок

После 1991 г., когда иракский МиГ сбил над Персидским заливом один из американских «Хорнитов», F/A-18 не имели боевых соприкосновений с истребителями российской постройки. Впрочем, в ноябре 2000 г. все же произошла встреча американских палубных самолетов с истребителями российских ВВС, которая была «максимально приближена» к боевой.

 

Для начала следует дать слово американскому летчику, непосредственному очевидцу описываемых событий (текст его письма, отправленного по электронной почте с борта авианосца «Китти Хок», помимо воли автора послания, стал достоянием гласности).

 

«…Плавание было довольно легким и интересным: 54 дня в море, 4 — в порту и 45 часов полета в одном только октябре! (для сравнения – многие летчики российских ВВС имеют годовой налет около 45-60 часов при необходимых 200-250) Да уж, мы отлетали свои задницы! С тех пор как я стал одним из командиров эскадрильи, я много летаю. Вот интересная история (и это не туфта).

 

Так вот, сижу я там и болтаю о всякой фигне с моим заместителем, и мы слышим по ящику звонок из БИЦ (боевого информационного центра — «мозга» корабля).-Они говорят: «Сэр, мы засекли русские самолеты».

 

Капитан отвечает: «Объявляйте тревогу, поднимайте истребители». Из центра говорят: можно объявить только «Тревогу-30» (вылет через 30 минут (!) с момента объявления). Капитан выругался и сказал: «Поднимайте в воздух все, что возможно, как можно быстрее!». Я побежал к штурманскому телефону и связался с дежурным офицером эскадрильи. В тот день дежурила не наша эскадрилья, так что я велел ему выяснить, кто дежурит, и сделать так, чтобы они подняли свои задницы и мчались на полетную палубу (только «Тревога-7» предполагает, что вы уже на взлетной палубе и готовы подняться в воздух: «Тревога-30» означает, что вы еще сидите в комнате ожидания).

 

Вскоре русские Су-27 и Су-24 на скорости 500 узлов прошли прямо над мостиком «Китти Хока». Прямо как в фильме «Топ Ган»! Офицеры на мостике расплескали свой кофе и сказали…! (Нецензурное выражение, имеющее весьма эмоциональный русский аналог.) В этот момент я посмотрел на капитана — его лицо было багровым.

 

Русские истребители сделали еще два крутых виража на малой высоте до того, как мы наконец-то запустили свой первый самолет с палубы. Им был… ЕА-6В «Праулер» (самолет радиоэлектронной борьбы). Да, да, мы запустили несчастный «Праулер» один на один против истребителя прямо над кораблем. Наши летчики уже просили о помощи, когда наконец-то F/A-18 из «сестринской» эскадрильи (я использую этот термин в буквальном смысле, так как они выглядели, как компания «женщин легкого поведения» (фраза в кавычках заменена более приличной- прим.администрации), заигрывающих с русскими) поднялся в воздух, чтобы выполнить перехват. Но было поздно. Вся команда задрала головы и смотрела, как русские делали посмешище из нашей убогой попытки их остановить.

 

Самое смешное, что адмирал и командующий авианосным соединением находились в зале командования на утреннем совещании, которое было прервано гулом турбин русских самолетов, кружащих над рубкой авианосца. Офицер штаба командующего рассказал мне, что они посмотрели друг на друга, на план полетов, убедились, что в этот день запуск предусматривался лишь через несколько часов, и спросили: «А что это было?»

 

Четыре дня спустя русская разведслужба прислала по электронной почте командиру «Китти Хока» фотографии наших летчиков, мечущихся по палубе, отчаянно пытаясь поднять самолеты в воздух…».

 

Описываемые в письме события произошли в районе Корейского пролива 17 октября 2000 г. В облете американского многоцелевого авианосца «Китти Хок» участвовали два самолета-разведчика Су-24МР и прикрывающее их звено истребителей-перехватчиков Су-27 из состава 11-й армии ВВС и ПВО. По словам бывшего тогда Главнокомандующим ВВС России Анатолия Карнукова, «это была плановая разведка, в ходе которой, однако, решались необычные задачи». При этом никакие международные соглашения российской стороной нарушены не были.

 

Следует заметить, что американские военно-морские маневры проходили всего лишь в 300 км от российского побережья, что само по себе никак нельзя было расценить как дружественный акт по отношению к нашей стране. Поэтому действия российской авиации были вполне оправданными и правомерными.

 

По словам Главкома, результаты разведки «были впечатляющими». Су-24МР выполнили несколько заходов на авианосец, фотографируя все, что происходит на полетной палубе. На снимках была зафиксирована паника на борту корабля: моряки начали срочно рубить шланги, соединявшие авианосец с танкером, осуществлявшим в то время передачу на борт «Китти Хока» топлива.

 

Истребители F/A-18 удалось поднять в воздух лишь после второго захода российских разведчиков, однако Су-27 их сразу же увели в сторону от корабля отвлекающим маневром, что позволило самолетам-разведчикам выполнить еще несколько полетов над совершенно беззащитным с воздуха авианосцем. По сообщению печати, облет российскими самолетами «Китти Хока» был повторен 9 ноября и также оказался успешным.

 

Вот как описывали эти события СМИ:

 

1) 7 декабря в Вашингтоне официальные представители военного ведомства США Кенент Бэйкон и адмирал Стивен Пьетропаоли провели пресс-конференцию, на которой раскрыли некоторые подробности серии инцидентов в Японском море, когда российские самолеты-разведчики Су-27 и Су-24 подлетали на критическое расстояние к базирующемуся там американскому авианосцу Kitty Hawk.

 

Как заявил в четверг Бэйкон, некоторое время спустя на авианосец по электронной почте пришло письмо, содержащее две фотографии палубы Kitty Hawk, сделанные с русских самолетов во время одной из таких акций российских ВВС. В письме также было короткое сообщение на русском языке, содержание которого отказался уточнить амирал Пьетропаоли, сообщает агентство UPI. По его данным, письмо было отправлено не из министерства обороны России, и отправитель его представителю Пентагона неизвестен.

 

Кроме того, Кеннет Бэйкон сообщил, что на пресс-конференции неделю назад, когда он также рассказывал о действиях российских летчиков, он допустил ряд неточностей. Во-первых, случаев пролета русских самолетов было не два, а три — 12 октября, 17 октября и 9 ноября. Во-вторых, в ходе инцидента 17 октября самолеты были не «обнаружены на приемлемом расстоянии» в нескольких сотнях метров от корабля, как сообщалось о действиях российских ВВС ранее, а пролетели непосредственно над авианосцем, чем привели американских военных в замешательство. В этот момент и были сделаны снимки, посланные впоследствии на Kitty Hawk.

 

Лента.ру 8.12.00

 

2) Российские военные самолеты вЯпонском море успешно провели операцию по преодолению противовоздушной обороны американской авианосной многоцелевой ударной группировки во главе с авианосцем «Китти хок» (KittyHawkCV63). Сообщение об этом, опубликованное газетой «Известия», подтвердили во вторник «Интерфаксу» информированные источники в российском военном ведомстве. По их словам, это произошло дважды в Японском море в тот момент, когда авианосная группировка США направлялась на учения в Корейский пролив (17 октября) и когда возвращалась с маневров (9 ноября)… (Интерфакс 14 ноября 2000 г.)

 

По некоторым данным, самолеты были из 11 воздушной армии (командующий — генерал-лейтенант Анатолий Наговницын). Палуба у Китти Хок была полностью не готова к противодействию и американцы всерьез решили, что их атакуют, и стали в панике перерубать топливные коммуникации, чтобы не было большого взрыва и пожара при атаке. Потом уже они подняли «Хорнеты» и пытались сопровождать «сушки» до побережья.

 

В тот же день Анатолий Корнуков заявил, что «Руководство Генерального штаба Вооруженных сил высоко оценило работу российских летчиков, которые вскрыли систему ПВО авианосного ударного соединения США во главе с авианосцем «Китте Хок». По его словам, все пилоты будут представлены к наградам. «Это была плановая разведка, хотя в ходе ее решалисьнеобычные задачи. Результаты этой разведки — впечатляющие», — подчеркнул главком.

 

Википедия

 

http://ru.wikipedia.org/wiki/USS_Kitty_Hawk_(CV-63)

 

17 октября 2000 года два боевых самолета Су-24 и Су-27 из состава 11-й армии ВВС и ПВО России обнаружили авианосец «Китти Хок» и пролетели в непосредственной близости от него, на высоте примерно 60 м. В момент облета корабль проводил пополнение запасов на ходу в северной части Японского моря, между островом Хоккайдо и материковым берегом России. После облета российские летчики послали сделанные снимки на веб-сайт авианосца. Облеты повторились 20 октября и 9 ноября

 

Спустя месяц представители министерства обороны США официально признали факт облета авианосца. Российские средства массовой информации предпочитают термин «условное уничтожение».

 

 

Источник: politikus.ru.

 

Визит советских летчиков во Францию в сентябре 1978 года

  В конце августа 1967 года впервые в послевоенной истории советских ВВС группа из десяти самолетов МиГ-21ФЛ 234-го гвардейского истребительного авиационного Проскуровского Краснознаменного орденов Кутузова и Александра Невского полка (234 гиап) под командованием командира полка полковника Медведева Виктора Ивановича посетила с дружественным визитом капиталистическую страну – Швецию. Этот визит положил начало регулярной практике посещения летчиками 234 гиап на своих боевых машинах авиабаз Финляндии, Швеции, Франции и ответных визитов авиаторов этих стран в Кубинку.

 В первой половине 1970-х годов «борьба» за безопасность полетов, которая по указанию командования ВВС осуществлялась за счет упрощения летной и боевой подготовки путем отмены наиболее опасных ее элементов, введением множества ограничений на сложный, не говоря уже о высшем, пилотаже и т.д., привела к тому, что уровень летной подготовки военных летчиков резко снизился. А когда в 1978 году было принято политическое решение в очередной раз продемонстрировать наши боевые самолеты (МиГ-23 – впервые за пределами «социалистического лагеря») и наших военных летчиков в капиталистических странах, выяснилось, что даже «пилотажный» 234-й гвардейский истребительный авиаполк из Кубинки не в состоянии выставить группу из шести летчиков, подготовленных к полетам на МиГ-23 в сомкнутых порядках! Проблема была решена просто: недостающих для укомплектования группы летчиков и инженерно-технический состав взяли из «братского» 32-го гвардейского полка 9-й истребительной авиадивизии, базировавшегося тогда в Шаталово Смоленской области.

 Во время подготовки к зарубежным визитам 234-й авиаполк получил около десяти новых самолетов МиГ-23МЛА. Отличительной особенностью этих машин было то, что на них были демонтированы не только радиолокационный прицел и система государственного опознавания, но и все пилоны (за исключением центрального для подвески топливного бака), инфракрасный приемник и некоторое приборное оборудование в кабине самолета.

 

 

 

Самолеты МиГ-23МЛА из состава 234 гиап, подготовленные для визитов за рубеж («визитные» самолеты), на авиабазе Риссала, Финляндия. Август 1978 г. Фото Jukka Huppunen, www.airliners.net

 

После получения новых самолетов начались интенсивные тренировки на групповую слетанность.

 Первой страной, которую посетила группа МиГ-23МЛА «истребительного авиационного полка из авиагарнизона Кубинка», как сообщалось тогда в советских газетах, стала Финляндия.

 

 В основной состав группы, посетившей с визитом Финляндию, из 234-го гвардейского полка были включены подполковник Беляков Е. (старший группы), майор Рожков Н.Н., майор Петров В. и капитан Верозуб А. Из 32-го гвардейского полка в состав группы вошли летчики капитан Гузов А.Н. и капитан Белоусов Ю.Ф. 

 1-4 августа 1978 года шесть МиГ-23МЛА посетили с визитом «доброй воли» финскую авиабазу Риссала. Западные специалисты впервые получили возможность внимательно изучить новую модификацию самолета МиГ-23.

 

 Рассказывает Алексей Павлович Данченко: 

 

Весной 1978 года группа инженерно-технического состава 32 гиап во главе с зам. командира полка по ИАС подполковником Волошиным В.П. была направлена в Москву на авиационный и двигателестроительный заводы для переучивания на МиГ-23МЛА. В состав этой группы был включен и я.

 По окончании переучивания группа ИТС и летчики нашего полка – Гузов А.Н., Белоусов Ю.Ф., Десницкий А.А. и Радчук В.А. были откомандированы в Кубинку, где из летного и инженерно-технического состава двух полков 9-й истребительной авиадивизии – 32 гиап и 234 гиап – сформировали так называемую «визитную группу», перед которой была поставлена задача демонстрации советской военной авиатехники за рубежом. В 1978 году было запланировано два визита: в августе в Финляндию на авиабазу Риссала и в сентябре во Францию на авиабазу Реймс.

 При подготовке к визитам пришлось работать до «седьмого пота», летали каждый день. Но никто не жаловался на усталость. Мы видели как выкладываются летчики, как с каждым днем растет их мастерство, и делали все, чтобы техника работала безупречно. Мы с восторгом смотрели, что летчики творили на новеньких МиГ-23МЛА – зрелище было потрясающим! Мы гордились и летчиками, и самолетами.

 О серьезности нашей подготовки к визитам в капиталистические страны говорит такой пример: в один из немногих воскресных дней командующий ВВС МВО генерал-лейтенант Андреев приказал накрыть в летной столовой обеденный стол на всю визитную группу и сервировать его как на официальном приеме. Командующий провел практический урок пользования столовыми приборами и поведения за обеденным столом. Кроме этого нас одели с иголочки. Оба визита прошли успешно.

 

 Алексей Павлович Данченко 

 

Родился в Новороссийске 2 ноября 1950 года. В 1968 году после окончания средней школы поступил в Васильковское авиационно-техническое училище (ВАТУ). В 1971 году с отличием окончил ВАТУ по специальности «техник-механик по самолету и двигателю» и был направлен для дальнейшего прохождения службы в 787-й истребительный авиационный полк, аэродром Финнов, Группа советских войск в Германии, на должность техника самолета (МиГ-21СМ, МиГ-23М, МиГ-23УБ).

 В ноябре 1976 года по замене прибыл в 32-й гвардейский иап на должность техника самолета 3-й авиационной эскадрильи. В феврале 1977 года был назначен начальником ТЭЧ звена 3 аэ, в ноябре 1978 года – начальник группы СД и САПС 3 аэ. 1978-1980 годы – исполняющий обязанности зам. командира 2 аэ по ИАС, исполняющий обязанности замполита ТЭЧ 32 гиап.

 С ноября 1980 года по февраль 1984 года – освобожденный секретарь партийной организации обато 32 гиап. Февраль-ноябрь 1984 года – секретарь парткома 274 апиб, аэродром Мигалово (Калинин, ныне Тверь). Ноябрь 1984 года — ноябрь 1988 года – секретарь парткома 32 гиап, аэродром Шаталово. Ноябрь 1988 года — 1 июля 1989 года – заместитель начальника штаба 32-го гвардейского авиационного полка.

 Майор Данченко Алексей Павлович уволился в запас в ноябре 1989 года.

 Живет и работает в Новороссийске.

 

Рассказывает Анатолий Андреевич Десницкий:

 

В состав группы, вылетавшей во Францию на аэродром Реймс, где базировалась эскадрилья «Нормандия-Неман», вошли летчики, месяцем раньше побывавшие в Финляндии. Группу возглавил начальник воздушной, огневой и тактической подготовки 9-й истребительной авиадивизии подполковник Беляков Евгений, из «пилотажного» 234-го полка в группу вошли майор Рожков Николай Николаевич, майор Петров Владимир и капитан Верозуб Александр. Из нашего 32-го гвардейского полка в группу были включены летчики капитаны Гузов Анатолий Николаевич, Белоусов Юрий Федорович, Радчук Виктор Андреевич и Десницкий А.А. Капитан Радчук В.А. и я были запасными летчиками.

 

 

Анатолий Андреевич Десницкий

 

Родился 16 июня 1950 года в селе Ахматово Алытырского района Чувашской АССР. В 1967 году окончил среднюю школу и поступил в Ейское высшее военное авиационное ордена Ленина училище летчиков им. В.М. Комарова, которое в закончил в 1971 году.

 После окончания училища проходил службу в Забайкальском военном округе на аэродроме Чиндант-2 (г. Борзя) и аэродроме Степь. В 1973 году был направлен в Борисоглебское ВВАУЛ на должность летчика-инструктора.

 С декабря 1974 года по июнь 1987 года проходил службу в 32-м гвардейском авиационном полку, где прошел все ступеньки летной карьеры: летчик, старший летчик, командир звена, зам. командира эскадрильи, командир авиационной эскадрильи, старший штурман авиационного полка. Принимал участие во всех летно-тактических учениях эскадрильи и авиационного полка, учениях ВВС МВО.

 В сентябре 1978 года в составе сводной группы 234-го и 32-го гвардейского истребительных авиационных полков 9 иад принимал участие в дружеском визите на аэродром Реймс, Франция.

 Освоил все модификации МиГ-23 в полном объеме КБП, в т.ч. посадку парой и ночью без прожекторов, инструктор во всех условиях и по всем видам боевой подготовки.

 В 1987-1992 годах проходил службу на должности старшего штурмана авиационного полка 16 ВА ГСВГ, аэродром Фалькенберг. Летом 1989 года переучился на самолет МиГ-29, на котором летал до июня 1992 года.

 В связи с сокращением ВВС с июня 1992 года по февраль 1994 года находился за штатом в распоряжении командующего ВВС Московского военного округа и был прикомандирован к авиационному полку (на самолетах Су-24), выведенного из Польши в Шаталово.

 Освоил самолеты Л-29, УТИ МиГ-15, МиГ-17, МиГ-23, МиГ-29. Общий налет 2500 часов.

 Подполковник Анатолий Андреевич Десницкий уволился в запас в феврале 1994 года.

 Жил и работал в Шаталово. Умер 2 апреля 2008 года.

 

Подготовка к визиту во Францию началась в августе 1978 года. Прекрасный пилотажник подполковник Беляков, начальник ВОТП 9 иад, вывез меня на МиГ-23УБ и дал допуск к групповому полету в плотном строю 5 х 5 метров. Также мы получили допуск к пробиванию облачности в сомкнутом строю.

 Новые «визитные» (от слова «визит») самолеты МиГ-23МЛА были перекрашены в эффектный трехцветный камуфляж с глянцем (техники говорили – «под лак») и были чистенькими, без пятнышка грязи.

 

Летчикам и техникам выдали новое летно-техническое обмундирование. Летчикам – комбинезоны светло-голубого оттенка и новые ЗШ-5М. Готовились мы к визиту не только с летной стороны, но и с бытовой. Нас, летный и инженерно-технический состав, отвезли в Центральный военторг в Москве, где нам после тщательной примерки выдали новую повседневную форму.

 

1-2 сентября мы выполнили облет самолетов с подвесными топливными баками, технический состав устранил последние замечания. Таким образом, и летчики, и самолеты были готовы к перелету.

 3 сентября 1978 года наша группа в составе двух звеньев (по четыре самолета) взлетела с аэродрома Кубинка и выполнила посадку на аэродром Миловице в Чехословакии, где накануне приземлился наш Ту-124 с группами руководства и сопровождения (инженерно-технический состав, представители связи, управления и т.п.)

 На следующий день был выполнен перелет во Францию на аэродром Реймс на востоке Франции (провинция Шампань), где базировалась эскадрилья «Нормандия-Неман». Радчук и я были на бору Ту-124. Шестерку наших МиГ-23МЛА вел лидер Ту-124.

 При полете над территорией ФРГ сзади нас несколько раз пролетали истребители ФРГ (самолеты F-104).

 При проходе над ВПП аэродрома Реймс наши МиГ-23МЛА подтянулись к крылу лидера Ту-124 на расстояние примерно 50 м. Затем был выполнен отход от лидера, который зашел на посадку и выполнил ее. Наша шестерка сомкнулась в плотный строй, выполнила проход над стартом на высоте 300 м, роспуск и заход на посадку по одному.

 

Хотелось бы отметить прекрасную летную подготовку и натренированность наших летчиков. При подготовке к перелету на аэродром Реймс мы изучали его подходы, кроки, РТС. Нам говорили, что будут включены приводы и радиомаячная группа (РМС), настроенная на частоту наших приемников. Но на деле реально работал лишь один привод, находившийся на расстоянии 10 км от ВПП. ПРМГ не было включено или не было настроено. Но самое главное – погода. Над аэродромом Реймс было безоблачно, но висела очень плотная дымка с видимостью на посадочном курсе примерно 1 км. И только благодаря мастерству летчиков посадка всех самолетов была выполнена безукоризненно. Летчики помогали друг другу, подсказывая наземные ориентиры.

 По прибытии на аэродром Реймс хозяевами была организована торжественная встреча. Играл большой военный оркестр. Затем нас пригласили на обед. Столы были накрыты в большом ангаре. Пища была довольно сытной и разнообразной (курица, сыры, булочки, фрукты и т.п.) И что нас удивило, много было различных вин, конечно, сухих. Затем нас разместили в гостинице.

 В 18 часов на аэродроме Реймс наши летчики Беляков Е. и Петров В. выполнили тренировочные полеты на МиГ-23МЛА. В 20 часов был организован официальный ужин, на котором присутствовал высший командный состав ВВС Франции. С нашей стороны высшим должностным лицом был командующий ВВС Московского военного округа генерал-лейтенант Андреев В.К.

 

 

5 сентября наша делегация на двух транспортных самолетах перелетела на аэродром Туль, где французские летчики показали пилотаж на самолетах «Ягуар». Вечером прибыли обратно в Реймс. Осмотрели завод шампанских вин, побродили по подземным галереям, заставленным пыльными бутылками, отведали настоящего французского шампанского.

 

6 сентября в 10 часов должны были состояться показательные выступления советских и французских пилотов. Но погода внесла коррективы (очень густая дымка с видимостью 2 км, низкая разорванная облачность до 5 баллов) и наши летчики не летали. Французы показали парашютные прыжки и пилотаж группы на учебных самолетах «Фуга Мажистер» (Fouga CM.170 Magister). Впервые за многие годы, как нам объяснили хозяева, пилотажная группа (по штату 9 самолетов) выполняла пилотаж в составе 8 самолетов, так как непосредственно на рулежке один «Мажистер» отказал. Очень красивый пилотаж был выполнен на малой высоте (по запасному варианту).

 

 

Затем был организован наземный показ авиатехники. Наши летчики посидели в кабинах истребителей «Мираж F-1» (основной истребитель французских ВВС в то время), французские летчики – в МиГ-23МЛА.

 

 

В тот же день на автобусах мы переехали на аэродром Ле Бурже, где находится грандиозный музей авиации. Осмотрели авиационную технику многих поколений, начиная с первых аэропланов начала 20 века. Затем поехали в Париж. Поднялись на Эйфелеву башню, а вечером прокатились на прогулочном катере по реке Сена. 7 сентября в советском посольстве была организована встреча с французскими летчиками и ветеранами полка «Нормандия-Неман».

 

 

 

Капитаны Юрий Белоусов (слева) и Анатолий Десницкий (справа) на Эйфелевой башне.

 ариж, сентябрь 1978 г. Архив А.А. Десницкого

 

8 сентября после официального завтрака и построения наша группа взлетела с аэродрома Реймс и взяла курс на чехословацкий аэродром Миловице. Погода опять не баловала нас: облачность до 8 баллов с верхней границей 9-10 км, видимость между облаками не более 3-4 км, дымка. Но наши летчики без проблем пристроились к самолету-лидеру Ту-124 и благополучно совершили посадку в Миловицах. На следующий день уже в составе двух звеньев по 4 самолета выполнили перелет из Чехословакии в Кубинку, где нас очень тепло встретили жители Нового городка.

 

Сергей Исаев

Интервью с Лисиковой Ольгой Михайловной

Интервью

 Олега Корытова и Константина Чиркина

 с Лисиковой Ольгой Михайловной

Литературная обработка — Игорь Жидов

 

 

 

 

 

Старший лейтенант Лисикова О.М. 1942 год

 

Лисикова: Я — Ольга Михайловна Лисикова. У меня есть воинское звание гвардии старший лейтенант, я кавалер почетного знака города Санкт-Петербурга.

 Моими родителями были: отец Власов Леонид Леонтьевич — учитель, а мой отчим Тёмин Матвей Михайлович был секретарем Гдовского райкома партии. Напротив бывшего райсовета ему поставлен памятник, он был командиром партизанского отряда, погиб.

 Мама, до приезда в Ленинград, была домохозяйкой. В Ленинграде работала в системе общественного питания, в 1924 году вступила в партию.

 В 1934 году, по путевке комсомола ленинградцы, человек примерно двенадцать, и я в том числе, поехали в Тамбовскую гражданскую летную школу. Там еще четыре девушки оказалось. А в 1936 году всех девушек из Балашовской и Тамбовской школ перевели в Батайскую летную школу, где образовалась женская эскадрилья, состоящая из трех отрядов, в соответствии с годом обучения: первый — начальное обучение и так далее. Меня сразу определили в 3-ю эскадрилью.

 В 1937 году я закончила обучение.

 

— Трудно было попасть в летную школу?

 

Нет. Для меня это была не проблема. И в школе, а потом и вообще в аэрофлоте я считалась одним из лучших спортсменов. В Батайске мне создали особые условия, у меня был свой распорядок дня. Дважды ездила на первенство Советского Союза по лыжам. Но я занималась многими видами спорта, и меня очень часто снимали с занятий, даже в «терке». Приезжает какое-то начальство:

 — Надо поиграть в теннис!

 Меня снимают с занятий, и я играю в теннис. Я и бегунья хорошая была, и в бильярд играла прекрасно. Когда я приходила в бильярдную, возникала очередь из мечтавших меня победить. Но у них ничего не получалось, потому что у меня, это замечали и потом, какой-то удивительно точный глаз. И я попадала именно в ту лузу в которую нужно было. И уходила вот так – гоголем, руки в карманы, как «задавала»…

 

— У девушек проблем не возникало в мужском коллективе?

 

Проблем не было, к нам относились удивительно просто и хорошо. Многие девушки потом вышли замуж за своих инструкторов.

 Расскажу про очень характерный для меня случай. Я как-то раз со стадиона иду, и вдруг ко мне обращаются с просьбой о помощи приехавшие к нам журналисты:

 — Девушка, — говорят, — Мы приехали Вас снимать, а комбинезоны не можем достать — каптерка закрыта.

 Я выбежала на улицу, посмотрела, где эта каптерка — на третьем этаже, но форточка открыта. Вошла в комнату, которая была рядом, совершенно спокойно снимаю тренировочные брюки, разуваюсь босиком, вылезаю из окна, и смотрю: почти все курсантки и журналисты выбежали на улицу. Мне нужно было пройти два пролета. Я посмотрела вниз, там бетон, значит, если упаду, прощай летная школа… Что мне помогло? Я только со стадиона, вся еще мокрая, понимаете, и когда приложила руки к стене, то, как будто бы прилипла чуть-чуть. И вот я смогла сделать эти два шага. Прошла окно. Опять «приложилась», но в этот момент у меня сорвалась одна нога. И все прямо ахнули. Но я подтянулась, влезла в форточку, открыла эту каптерку.

 И после этого журналисты никого кроме меня не хотели снимать…

 — Ольга сюда! Ольга туда!

 И в 1937 году, вышел кинофильм: «Богатыри нашей Родины». И если доведется его посмотреть, то увидите там только меня, хотя фильм художественный. Мне потом наши ребята проходу не давали: «звезда экрана!».

 

— На каких самолетах Вы летали в училище?

 

Первый и второй курс на «У-2», последний — «Р-5».

 

— Вы сказали про женскую эскадрилью. А кого-нибудь помните из своих соучениц?

 

Сима Моцева, она прекрасный пилот была. Она была заместителем у Бершанской, по летной части. Дина, я ее фамилию забыла, она, получила звание Героя Советского Союза в полку у Бершанской. Несколько девушек из Ленинграда отчислили по летной неуспеваемости. Например, Огурцова, потом она поступила в медицинский институт и была хорошим доктором.

 

— Как выпускников по частям распределяли?

 

Ну, наверно, где не хватало летчиков, вот туда и посылали. Я лично выбирала.

 Многие не освоили тяжелый «Р-5», но освоили «У-2». А «У-2» широко использовали для связи, для медицинской помощи. Был вариант «У-2» санитарный.

 Я закончила с отличием, и могла выбирать, куда поехать. И, конечно, я выбрала Ленинград. В Ленинграде сразу попала в тренировочный отряд. Там были только мужчины. Инструктор Лебедев проверил меня на «Р-5». Я напомню Вам — это шеф-пилот, потом пилотом Жукова будет. А тогда он был инструктором. Он проверил, потом дал мне еще задание, а сам побежал «как сумасшедший» куда-то, оказалось, к начальнику тренировочного отряда. Я смотрю, идет начальник тренировочного отряда, Гоша Семенов. Теперь он дает мне задание, я делаю, все, что они приказали: виражи, разные повороты, штопор… Ну, в общем, все сделала, и приземлилась. Он тоже ничего не сказал. Потом мне рассказали: он позвонил командиру тридцать первого отряда, который обслуживал маршрут Ленинград–Москва, Володе Дроздову и у них такой разговор состоялся:

 — Я хочу тебе предложить летчика.

 — Сейчас мне не надо летчиков.

 — Я тебе предлагаю особого летчика, понимаешь? Мы с Лебедевым проверили ее и впервые встречаем такую, как будто бы она, только и делала, что летала. Сделай, по-нашему, возьми, — значит, — дай ей задание…

 — Да это женщина?

 — Вот именно, женщина, и дай ей задание.

 И получила Власова Ольга Михайловна, (тогда я Власова была) задание — совершить полет Ленинград–Москва, и обратно. Я так понимала, зачем они такое задание дают новичку — для того чтобы от меня избавиться.

 Я ни разу не летала по этой трассе. Начала готовиться к полету. Пошла, сперва в штурманскую, там проконсультировалась, потом я поговорила с летчиками, с теми, кто летал по этому маршруту. Потом я пошла к спецам по радио. Тогда радионаведение работало так: если Вы отклоняетесь вправо, то в наушниках слышится: «та-а… та-а… та-а…». Если вы отклоняетесь влево, то: «та, та, та»—  короткие «точки». Если вы идете точно по курсу, то звук такой: «та — та-а, та — та-а».

 Радионаведение становилось очень нужным при полетах в облачности, а Валдай часто бывал закрыт облаками.

 Взяла парашют… (до сих пор не понимаю для чего «Р-5» имел парашют) Я — в первую кабину, у меня все хозяйство. А у Дроздова (и он тоже с парашютом) только ручка. Когда я совершила этот полет, и приземлилась, то он никаких замечаний не сделал, сказал только общие слова:

 — Кое-что есть, недостатки тоже есть, но это со временем, говорит, отработает.

 Подходим к группе, а там стоят: Валерий Чкалов, Зайцев, Громов Миша. В общем, целая компания. Кто с Тбилиси, кто с Ташкента, собрались как-то кучкой. Дроздов обнялся с Чкаловым, (он вместе летал с ним в Гатчине, в истребительном полку), и сказал, представляя меня:

 — Это, говорит, — будущий наш «ас», — на меня показывает.

 А мне:

 — Завтра, возьмешь матрицы, и вылетишь одна, часиков в пять утра.

 

— Речь идет о газетных матрицах?

 

Да. Возило их специальное «матричное» звено. Рано утром вылетаешь из Москвы, прилетаешь часов в десять, тут же матрицы забирают, и уже к двенадцати часам Ленинград получал газету, напечатанную с этой матрицы. За все это время не было ни одного дня, чтобы Ленинград без газет остался! И от погоды наши полеты никак не зависели, если совсем «молоко», то полет поручали летчику поопытней. Вот так я включилась в работу.

 

— Почему Вы сказали, что на «Р-5», парашют был не нужен?

 

Ну, смотрите, больше шестисот метров он не набирает, ну до тысячи. Автопилота нет. У летчика — ручка. Ну как ему вылезти? В очень редких ситуациях может и возможно, но уж в очень редких. Совсем не нужен был парашют.

 Наш отряд получил «ПР-5» — это такой пассажирский лимузин. Зализан он был очень хорошо, и давал бóльшую скорость чем «Р-5». Если «Р-5» выдавал сто шестьдесят, то «ПР-5» — двести. Закрытая кабина на четыре человека. И у летчика — закрытая. Почему я про это вспомнила. Я летала на нем, но однажды в Ленинград пришла телеграмма, о том чтобы я срочно перегнала самолет и отдала международникам. Я перелетела и отдала его Пете Рыбину. Спрашиваю:

 — В чем дело?

 — Прилетел знаменитый летчик Чарльз Линдберг из Лондона.

 В этот момент в «Комсомольской правде» как раз печатали большой рассказ, «Мальчик с веснушками». Линдберг после своего исторического полета получил большие деньги. У него украли ребенка и требовали очень большой выкуп за этого мальчика. Произошла трагедия. Он разозлился на Америку, улетел из США и получил английское подданство. Потом говорили, что он женился на какой-то богатой японке, и с ней путешествовал на своем самолете, который делал двести километров в час. И мой самолет как раз делал двести. И в нем поместились: оператор, кинооператор, режиссер, и человек представляющий Советскую власть. И вот самолет, на котором я раньше летала, сопровождал самолет Линдберга.

 Вот тут у меня в полетах был маленький перерыв. Когда я отдала свою машину Рыбину, я осталась без машины. Потребовался второй пилот на «К-5», как раз к Лисикову, и я согласилась.

 

— У Вас летная книжка сохранилась?

 

Нет, ничего не осталось. Все ордена мои, все, что у меня было, я отдала в музей авиационной Академии, в Пулково. Там и фотография, там мои газетные вырезки, и статья «Мужество», которую написала Луговцова в 1967 году. Хорошая статья, после нее меня пригласили выступить в филармонии, по случаю женского праздника. Председатель поздравил женщин, и мне дали десять минут на выступление. И только мне десять минут, больше никому.

 Свою речь я заранее написала, и ее проверили. Как я построила свое выступление? Я вспомнила героев-женщин, не только в полку Бершанской, который в таких случаях обязательно вспоминают, но тех женщины, кто работал в тылу… Вспомнила тех, кого я забрасывала в глубокий тыл врага. И потом, в конце, я сделала поклон ленинградцам и сказала, что:

 — Слово «героизм», не подходит к ленинградцам, потому что они сделали больше, и это останется в веках.

 Я сейчас уже не помню своего выступления, но зал плакал. В тот момент, когда Президиум начал выходить, ко мне подошел Горбачев – актер, который должен был выступать. Он поцеловал мою руку и сказал:

 — Актеры мечтают хотя бы раз за всю жизнь на несколько минут так захватить зал, как Вы захватили за каких-то десять минут.

 

— Много ли женщин было в гражданской авиации перед войной, в 1939–1940 годах?

 

Нет, немного. Имейте в виду, во время войны, многие из ОСОАВИАХИМа пришли. А из летных школ, не так много.

 Я летала в Финскую, и еще летчица из Петрозаводска летала на «Р-5», мы возили раненых. Таких морозов как зимой 1939–1940 годов, такой тяжелой обстановки в Ленинграде, по-моему, никогда не было. Морозы доходили до тридцати пяти–сорока градусов. И мы вывозили не только раненных, но и обмороженных. И часто их уже с нашего аэродрома Ленинградского, отвозили на Валаам. Там был госпиталь и приют для инвалидов.

 

— А в Ленинграде на каком аэродроме Вы базировались?

 

На гражданском. Он же «Комендантский». Туда мы привозили раненых, прямо у стоянок самолетов дежурили скорые, которые забирали раненых в больницы и госпиталя Ленинграда. А нынешний гражданский назывался тогда «Шоссейный» — оттуда мы летали на Москву и по другим гражданским нуждам.

 

— Вы зимой летали на колесах или на лыжах?

 

На лыжах, но даже на них были проблемы. Раненных вывозили с неподготовленных площадок. Сесть можно на снег, ничего страшного. А вот чтобы взлететь порой его перед взлетом приходилось трамбовать…

 

— Сильно ли наличие лыж влияло на летную способность самолета?

 

Я бы не сказала, мы просто немного добавляли газ.

 

— Между Финской войной и Великой Отечественной был перерыв, когда Вы не летали?

 

Не было перерыва. В ноябре 1939 год началась Финская. Декабрь, январь, февраль, март. Я уже вышла замуж, забеременела. В сентябре 1940-го родился ребенок. И все получилось удачно для меня. И может быть не только для меня, но и для Ленинграда: появились «прогулки над городом». Стоил такой полет — два рубля пятьдесят копеек. Я летала на самолете «У-2», с двумя пассажирскими кабинами. Десять минут над самыми красивыми местами Ленинграда.

 И главное — у меня была возможность сбегать в перерыв накормить своего ребенка, потому что Дом пилотов построили как раз рядом с летным полем. Нам с Лисиковым там дали большую квартиру из трех комнат, только одна такая семья была: и он был летчик и я.

 Во время этой работы меня слепые люди удивили. Их реакция на полет меня просто потрясла. После полета они выходили из самолета, и буквально на землю падали от радости. А ведь они ничего не видели. Но, наверно, это качание и повороты на них оказывали такое действие. Вся красота полета и на них действовала. И это не с одним человеком происходило, а со многими… Организовывал эти полеты Городской Центр Слепых.

 Эти мои полеты закончились, как началась война.

 

— Скажите, как Вы узнали о том, что война началась?

 

Это интересно. Мы с Лисиковым копили деньги, чтобы купить такой аппарат, в котором и радиоприемник был, и пластинки можно проигрывать, типа «радиолы». И вот мы, наконец, скопили, и утром в воскресенье двадцать второго числа поехали покупать. Вернулись с покупкой, и пригласили соседей — поделиться нашей радостью. Тут же включили радио, и… Каково же было наше изумление, когда как раз передавали выступление Молотова.

 Покупка как раз и пригодилась узнать эту новость. Радиолу вскоре конфисковали.

 В этот же день аэрофлот перевели на режим военного времени…

 Кое-кто из летчиков улетел в летные центры, где переучивались на новую материальную часть.

 

— Вы войну начали на «Ли-2»?

 

Я начала летать на санитарном самолете. Моя сестра взяла мою дочку к себе, и я вошла в строй.

 30 августа впервые бомбили наш аэродром «Шоссейный». Это Пулково нынешнее. Нас всех начали распределять куда угодно, — что бы мы отсюда улетели. Лисиков улетел по заданию в Москву, а я перелетела в Боровичи.

 В Боровичах был огромный госпиталь, начальником его был профессор Данишевский. Он потом написал интересную книгу, я ее долго искала, но не могла найти. Была сложная проблема: вернуть ленинградцам, перенесшим блокадное недоедание, способность питаться. Они есть не могли — желудок не воспринимал. И как их лечили, наверно очень мало кто знает. Для этой цели в какой-то совхоз под Тихвин на самолетах привезли шесть кобылиц. И производили кумыс. Кумыс восстанавливал способности желудка, и многих ленинградцев вылечили после блокады. Данишевский свою диссертацию написал как раз об этом.

 В связи с госпиталем в Боровичах, запомнилась моя первая встреча с фашистом. Было это, наверное, в конце октября. Я взяла двух раненых с передовой и летела в Боровичи.

 Я летала на «СП», то есть на санитарном самолете «У-2». Он был такого серебряного цвета, и на нем были очень хорошо видимые красные кресты. И когда я увидела, что в хвост моего самолета заходит немецкий истребитель, я еще подумала, что он увидит кресты и отвалит. Я была уверена, что есть какой-то закон, что нельзя раненых трогать. Но истребитель приближался.

 У меня оставалось несколько секунд до моей смерти. И выхода, казалось бы, никакого не было, он сразит с одной очереди, и от меня и от моих раненых ничего не останется. Вы наверно слышали, и я до этого где-то читала, но я и сама это пережила: вот в такие моменты у человека по особому работает мозг — за какой-то короткий период проходит «перед глазами» вся жизнь. Удивляюсь, но и со мной такое произошло: вся моя жизнь вспомнилась, и как я с отцом в шесть лет играла в шахматы, и как он меня в три года в воду бросил, что бы я начала плавать, и как учил меня лазить по деревьям, и я забиралась наверх и сбрасывала кедровые шишки. Это было на Дальнем Востоке, где-то между Находкой и Американкой была школа, где папа был учителем и директором. И еще много чего вспомнилось… Вся жизнь…

 В таких чрезвычайных ситуациях мозг у человека работает необыкновенно: и я увидела обрыв, и под этот обрыв буквально сунула свой самолет, и очередь, пущенная истребителем, прошла над моим самолетом и врезалась в другой берег реки. Река эта — Мста. Она в этих местах течет между очень крутых берегов. Я прижала ручку и низко-низко, прямо над водой полетела, петляя вместе с рекой. Я подумала, что немецкий летчик там вверху, наверно, чертыхается — с такой букашкой не справился. И когда я делала правый поворот, очередь прошла по моему хвостовому оперению. Я рули взяла, туда-сюда, и рули, и троса оказались не задеты. И тут я почувствовала сужение, и увидела мост. Мне надо было подниматься. Я понимала, что в этот момент стану мишенью для него. Но в этот момент, у меня что-то плохо начало работать. Видно — что-то он повредил. А тут оказался аэродром — Веребье, и я прямо с ходу села. И когда самолет мой остановился, гляжу — ко мне со всех сторон бегут люди, кричат что-то, машут. Я не понимаю. Из кабины вышла, смотрю, самолет «Мессершмидт» догорает. Он спикировал на мой самолет, и стал выходить, но у самолета бывает просадка, ему высоты не хватило на вывод, он и врезался в другой берег. И мне показывают на этот самолет.

 Я к этому времени была представлена к ордену Красной Звезды. А там оказался бригадный комиссар Усатый. Короче, решили «увеличить» мою награду. И меня наградили Орденом Красного Знамени.

 

— Этот «Мессершмидт» был одномоторный или двухмоторный?

 

Одномоторный. «Ме-109», это точно.

 

— Вы его можно сказать, что сбили. Вам премию за него дали?

 

Нет, но я получила Орден Красного Знамени. Я считала, что это здорово.

 У меня еще один случай был, который достоен внимания. Я после этого некоторое время летала с бригадным комиссаром. В это время и армия Федюнина, и Мерецкова после боев была «распылена». И нужно было собирать людей «в кучку». Назначали командиров и отправляли обратно в часть. И вот однажды он позвонил моему командиру и говорит:

 — Летчику приготовиться,  в восемь часов утра вылет.

 Самолет уже стоял, подъехала машина. Одного из пассажиров, я узнала, — Усатый, он мне вручал награду. У второго смотрю, два ромба, ( а это оказался Павел Жигарев) он говорит мне:

 — Москва!

 Я вылетела на «С-2», это один из вариантов «У-2» с закрытой кабиной. Долетела до Малой Вишеры, а погода была ужасная. Снег мокрый со льдом. Самолет весь заледенел и я чуть не бухнулась. Командующий, а он со мной не разговаривал, но я-то слышу что он спутнику своему говорит:

 — Мне нужно, во что бы то ни стало в два часа ночи доложить Сталину.

 Он был послан узнать обстановку, сложившуюся на Ленинградском и Волховском фронтах.

 Сели, чуть не целый взвод солдат очистил самолет от льда, и мы полетели дальше. Уже до Дмитрова дошли. Самолет мой не тянет… Я увидела деревушку, приземлилась. Я ему говорю командующему Жигареву:

 — Лететь нельзя.

 Он все население поднял, начали чистить полосу.

 Чистили, чистили. Самолет «пашет», но не взлетает. Он, меня выгнал, сам сел в первую кабину. Я подумала, что ему есть прямой смысл меня оставить – все полегче взлететь будет. Но каким-то образом поднялись. Нам повезло, какой-то атмосферный слой небольшой нас пропустил — не было обледенения. Но тут у нас кончился бензин. Всего сорок километров до Москвы, мы не долетели. Сели… Короче, в итоге я привезла его в Москву. Меня устроили в «Метрополе», а это почти на Красной площади. А на следующий день, седьмого ноября, должен быть парад. И мне предоставилась возможность присутствовать на параде седьмого ноября 1941 года!

 

— А где Вы там стояли?

 

Ближе к Историческому музею, такое красное здание.

 Погода была плохая очень.

 Я, забыла фамилию, Кожевников или Крыжовников, по-моему, адъютант командующего, писал в своих воспоминаниях, что седьмого числа наши самолеты летали и бомбили. Ничего подобного! Это неправда. Я точно знаю, что командующий ВВС Жигарев издал приказ о запрете полетов. И седьмого числа никаких полетов не было. И если бы появился звук самолета, это означало бы самолет противника.

 Запрет полетов дал мне возможность съездить в Валуево, в штаб нашей авиагруппы. Там я встретила друзей, поговорила о работе, о полетах. И как только я вернулась на своем самолете в Боровичи, я попросила своего командира Савина направить меня в Новосибирск, в центр переподготовки на большие самолетов. Я там переучивалась.

 

— А какое это время?

 

1941 год — конец и начало 1942 года. Потом я была назначена в авиагруппу гражданской авиации.

 Первый полет у меня был с заместителем командира полка по летной части Калиной. Как это получилось, сейчас я объясню. Я выхожу от командира Бухалова Константина Александровича. Он узнал, что у него в авиагруппе появилась женщина, и заявил мне:

 — Категорически против! Отошлем на линию Фербенкс-Якутск.

 Туда, да и еще вторым пилотом. А я уже была назначена командиром корабля.

 А в этот момент входит как раз Александр Данилович Калина. Это один из самых знаменитых летчиков-испытателей. Все испытанные машины Туполевские, это его работа. Его называют «сухим». Вот когда о летчике-испытателе говорят «сухой» летчик-испытатель, значит, он ни одной машины не разбил. Это говорят об Александре Даниловиче Калине.

 Он и говорит:

 — Что у нас здесь делает дама? Эту спортсменку я хорошо знаю, но как летчика нет. Дай мне ее сегодня в ночной полет. Я и посмотрю, «да» или «делать ей здесь нечего».

 И я с ним слетала на задание: где-то под Киевом мы сбросили двух разведчиков. Я вела от начала до конца. Он ничего не трогал. Вот только назвал мне точку. Я все время общалась с радистом. Он мне давал пеленг. Когда я проходила линию фронта на 3-4 тысячи метров, а уже в тылу врага шла на малой высоте — триста–четыреста метров. Потому что у немцев уже локаторы были, и они следили.

 Тогда Александр Данилович сделал очень много для меня. Хотя он про это не знает. Он меня посадил на самолет, дал экипаж и сказал:

 — Вот обслужи, пожалуйста, вот эти четыре точки!

 Это были: Куйбышев, Горький, Свердловск и Челябинск. Вот эта четверка все время «закрученная» была. То есть у одного что-то надо брать и перебрасывать в другую. Одному нужны балки, тот делает для танков подшипники, их надо в Горький перебрасывать. Вот это первые мои полеты.

 Это 1942 год, наверное, в апреле. Только прилетела, а уже командира не было. Он улетел в Англию. Английский король подарил нам самолет «Альбемар», который нужно было перегонять (AW.41 Albemarle). Но это был не самолет, а кошмар. Когда перегоняли их в СССР один летчик взорвался в 500 километрах от английского побережья, а Куликов взорвался, не долетев 200 километров до Мурманска.

 

— Так их нам вроде двадцать четыре штуки поставили, нет?

 

Ну, дело в том, что мы потом отказались от него. Самолет – дрянь, а вот моторы там были великолепные. Вот эти моторы ставили на моторных лодках, понимаете. На корабли, на маленькие корабли, те, которые мины закладывали. А им нужны хорошие моторы.

 Что бы еще рассказать? Редко кому это все сегодня интересно, так что даже не знаю, как рассказывать… Я выполнила восемь полетов по забросу разведчиков разведуправления Генштаба в тыл врага. Кстати, для того, чтобы тебе разрешили летать по заданию разведуправления надо было выполнить не менее 100 полетов на боевые задания, и я летала на все фронта… До этого и в Ленинград продовольствие возили, и грузы бросали партизанам, и на Херсонесский маяк мы летали когда эвакуировали Севастополь. По первости то ничего было, а под конец так поле перепахали бомбами и снарядами, что только смотри, как бы без стоек не остаться…

 Когда я полетела во второй полет на выброску разведчиков, начальник разведки — майор зачеркнул в моей фамилии букву «А» и доложил:

 — Лисиков.

 Когда я полетела уже в восьмой полет, он опять дежурил, опять увидит в документах: «Лисикова». Опять буква «А». Он звонит в АДД (мы подчинялись непосредственно АДД):

 — Такой серьезный полет, а Вы ошибки допускаете?

 Ему отвечают:

 — Ошибок нет. Это — женщина, командир корабля, летает уже много времени. И считается на очень хорошем счету.

 Майор докладывает начальнику разведки, тот звонит по прямому телефону маршалу Голованову:

 — Как можно на такой серьезный полет допускать женщину? А если ее собьют?

 Тот отвечает:

 — Я хорошо знаю командира корабля Лисикову — это один из лучших командиров кораблей дивизии.

 Голованов звонит нашему генералу (начальнику ГВФ) Астахову. Астахов приезжает на аэродром «Внуково», где мы базировались в четыре часа утра. Я должна возвратиться с полета часов в пять, в полшестого.

 Корабль, на котором я летала, «Си-47» для того времени был один из лучших самолетов. В экипаже было всего два человека. Почему? Очень длинные маршруты, поэтому брали как можно больше бензина. А еще был на борту третий — полковник, или подполковник, который следил за выполнением задания — что попали именно туда куда нужно. Я летала с «подскока», чтобы сократить дальность полета. Но мне приказали вернуться на базу. Приземлилась и остановилась у вокзала. Смотрю, командир полка лезет ко мне в кабину и говорит:

 — Я отведу Ваш самолет, а Вы идите, доложите генералу о выполнении задания.

 Я вышла, доложила генералу о выполнении задания, и казалось все нормально. У нас за полеты в таких сложных условиях первым получил звание Героя Грустин. После третьего полета Героем стал Фроловский Семен.

 Когда мы пришли в штаб, он начал кричать на командира полка и на всех:

 — Как можно было доверять такие вот сложные полеты женщине?

 И мне не только не сказали спасибо, а выругали. А это был мой восьмой полет. И от этих полетов меня отстранили… Это было в начале 1944 года.

 И дали мне задание, наверное, на два–три месяца. Надо было с Монино перебросить новые моторы для штурмовиков в Краснодар. Там их переоборудовали.

 Я подумала, как лучше организовать эти перелеты. И сделала так: в Монино брала моторы и перевезла во «Внуково». И уж из Внуково успевала делать три рейса в сутки, (это почти по восемнадцать часов полетов в день, двенадцать дней подряд в любую погоду). Вот тогда-то и вышел плакат: «Летать так, как летает командир корабля Лисикова!» Между прочим, этого плаката у меня нету. Мне однокашник написал открытку:

 — Ольга! Я взял Ваш плакат, завернул и когда будет время, я Вам его пошлю.

 И не прислал. Что с ним случилось, не знаю. И в издательстве ВВС экземпляра для меня не нашли.

 

 

Расскажу вам про еще один уникальный полет. Если сказать какому-нибудь летчику, он не поверит.

 Этот полет был в конце 1943 года. Ночью вылетело четырнадцать кораблей. И каждый имел свое задание. В мою точку было направлено три корабля, в том числе и мой. Там партизанский отряд попал в очень плохое положение. Обоз они отправили уже давно. А пока сдерживали немцев, но у них кончалось вооружение. И вот туда нужно было срочно выбросить боеприпасы. А погода была «нулевая». Я тогда не знала, что все корабли вернулись из-за погоды. Но мое положение в дивизии особое, и потому что я женщина, и потому, что был плакат: «Летать, как летает командир корабля Лисикова!» Он был в аэропортах многих городов. Однажды в Свердловске летчик увидел этот плакат, и говорит:

 — Ну, до чего же мужики дошли? Что теперь бабы нас учат летать!

 Так что мое положение особое было. Поэтому все эти двести восемьдесят моих вылетов, все они были выполнены. Ни одного возврата, ни одного невыполнения. А сейчас надо было спасать партизанский отряд. У меня на борту было около трех тонн груза. Я несколько раз почти прикасалась к земле, но все было укрыто облачностью. Я думаю: «Нужно обязательно выскочить на большое озеро». Там недалеко, пять минут, находился этот партизанский отряд. Работа штурмана и радиста была великолепная. Радист давал мне пеленг буквально каждую минуту. Хорошо еще, что не было никакого ветра, а потому и сноса не было. Момент был очень тяжелый. Потому что, если выскочишь на лес, значит все, можешь поворачивать и идти на базу. Второй заход сделать будет невозможно. И когда я выскочила, увидела просвет, слева лес, а справа очертание озера. Я тогда спикировала на эту поверхность озера, прошла его. Там сделала поворот, и начала понемножку подниматься. Подниматься до такого места, что б я могла видеть, сколько расстояния есть от верхушек леса, до облаков. Если есть просвет, ну метров пятьдесят–семьдесят, тогда можно продолжать лететь. Если нет — надо возвращаться. Ну, я увидела, что необходимый просвет есть. И тогда штурман дал курс на партизанский отряд. Мы прошли минут пять, и увидели костер. Сколько я не выполняла таких полетов, как правило, кострами были выложены «Т» или «Р». А здесь только один костер горит, но еще видно было остальные, уже потушенные. Команду я дала заранее, и второй пилот и стрелок привязались к тумбе, где стоял пулемет УБТ. Ведь при открытой двери можно вылететь. И когда мы проходили над костром, они два–три мешка успели выбросить. Сложность была в том, что нужно было еще сделать заход, пройти опять этим курсом. Я развернулась, и опять удалось выскочить на эту площадку. Тогда к выброске присоединился и штурман. И втроем они выбросили побольше груза. И все-таки нам пришлось сделать еще и третий заход на сброс. Основной груз, предназначенный для партизанского отряда, мы сбросили.

 Когда мы прилетели во «Внуково», командир, генерал-майор Казмин сказал:

 — Мы получили подтверждение партизанского отряда: они получили все запасы, отразили атаки противника, и уже движутся уже к своим обозам. Я должен бы представить Вас за этот полет к Герою Советского Союза, однако, у вас экипаж не женский.

 Мне стало смешно. Потому что не только женский, но и мужской экипаж такой полет, вряд ли мог бы сделать. Потом я узнала, что представление на меня первый отдел не пропускал, потому что мой муж в это время возможно был в плену. Они считали, раз в плену, то возможны разные варианты… В 1941 году в начале войны наши танки контратаковали немцев в районе Брянска и встали – кончилось горючее. Им на помощь отправили 6 кораблей Ли-2. Самолет моего мужа был сбит и взорвался. Весь экипаж записали пропавшим без вести, но оказалось, что кабина отвалилась и командир корабля Лисиков, второй пилот и бортмеханик выжили, а стрелок, радист и штурман погибли. Выживших отправили в Чехословакию в концлагерь, где они и сидели до 45 года. Мне прислали повестку что муж пропал без вести и из-за этого мне много представлений «задробили».

 

— А на Вашем «Дугласе» бомбодержатели были?

 

Нет. Мы ни разу не бомбили.

 

— А мешки разве не подвешивались на бомбодержатели?

 

Нет. Эта машина предназначалась для сброса десантов. Там специальные сиденья были и балки для фалов парашютов. Вы, наверно, самолеты АДД имеете в виду, но это другое совсем. У нас задания были разные. Был случай, когда на поезде в плен везли большее число русских, и им надо было в помощь хороших крепких офицеров-диверсантов доставить. Это тоже было очень сложное задание, потому что их надо было сбросить очень компактно. Закладываешь вираж примерно на градусов семьдесят, для того, что бы выброс был именно и только в этой точке. Вот такие были задания.

 Меня, поскольку я ленинградка, больше всего интересовали задания для Ленинграда. Командир знал про это и давал такие задания часто. В журнале боевых действий написано, что Лисикова, как командир корабля летала до сотни раз в блокированный Ленинград. А это не просто… В Ленинград я летала уже с самого начала. Первые мои полеты…

 Когда вышел приказ о создании московской авиагруппы особого назначения (МАГОН), то речь шла именно «особого назначения». И основное назначение было не для перевозки продовольствия в Ленинград – считалось что его быстро разблокируют. Авиагруппа могла в день перевезти ста тонн груза, но я точно вам скажу, ее главное предназначение, ради чего и создали авиагруппу: постепенно перевезти тридцать тысяч наших высококвалифицированных работников танковой промышленности. Это потом уже нас использовали как придется – к каждой бочке затычка. Были собраны самолеты многих подразделений аэрофлота: Узбекского, Туркменского, Новосибирска, Минска, Украины… И все самолеты были сосредоточены во Внуково. Группа состояла из полка Бухарова, где я служила, полка Алексея Семенкова и полка Тарана. Но Ленинград оставил себе кое-какие самолеты. Литвинова Васю взял Жданов, а Костю Новикова на «Ли-2» взял себе командующий Говоров, вот два самолета. А Лисиков летал на «Ли-2», его отправили в Москву.

 В Ленинграде была сосредоточена танковая и тяжелая артиллерийская промышленность. Можно долго перечислять заводы: «Большевик», «Ворошилова», «Кировский», «Ижорские заводы»…

 Уже в августе месяце, почти все танковое оборудование, и поездами было отправлено в Сибирь. Там уже строили только крышу и полы, для того, что бы можно было поставить станки. Вот это было сделано очень умно…

 И еще хочу сказать важную вещь. Историки утверждают, что с Москвы началась наступление. Ничего подобного. Наступление началось с Ленинграда. До Волхова немцу осталось шесть километров. Тихвин пал 8 ноября…

 В это время только воздушный мост связывал с Большой землей. И по нему очень срочно было переброшена вторая пехотная дивизия под Тихвин к Мерецкову. И шестая бригада морской пехоты была переброшена в Новую Ладогу… Я видала этих моряков. Они били себя в грудь автоматами:

 — Ну и покажем мы перцу немцу!

 Запомнила, именно: «перцу–немцу». И наступление началось на Волхове. Здесь не только отодвинули намного от Волхова, но была освобождена Малая Вишера. Мерецков собрал все силы, и взял Тихвин и продвинулся очень далеко. Так что первое наступление во время Великой Отечественной Войны против немцев началось под Ленинградом, а не под Москвой.

 И если бы этих событий под Ленинградом не было, то очень сильная немецкая группировка сразу двинулась бы на Москву. А Москва в ноябре месяце была в очень тяжелом положении, и вряд ли бы устояла. Еще не подошли сибиряки, так что положение было тяжелым. Так что пускай, не задается Москва, что она была первая…

 В чем трудность полетов в Ленинград была? Кузнецов запретил летать ночью, и мы должны были летать днем. Самолетам ночью не разрешало ПВО, потому что если бы нам открыли ворота, в которые мы бы влетали, могли влететь и бомбардировщики немцев. И тогда что бы с нашим городом могло случиться? Поэтому у нас было безвыходное положение, приходилось летать среди бела дня, значит, мы должны были искать какую-то тактику, которая бы не давала возможность немцам уничтожить вот этот воздушный мост.

 

— Вы летали как, большими или маленькими группами?

 

В этом и есть смысл весь. На Ленинград летали только бреющим и не меньше семи самолетов. А вообще, девяткой лучше всего. Нам установили ШКАСы, и наверху турель была, и там был установлен УБТ.

 Движение самолетов шло над Ладогой, где барражировали фашистские истребители. Когда они на нас наваливались, наши стрелки открывали заградительный огонь. Для того, что бы попасть в цель, истребителю нужно дойти четыреста–пятьсот метров, иначе пули ничего не дадут. А такой заградительный огонь не давал возможность приближаться… Сбивать не сбивали, но хоть расстреливать не давали.

 

— А вообще потери были?

 

Девятнадцатого ноября 1941 года — это самый тяжелый день для нашей авиагруппы. «Ржевка»-«Смольный» еще был закрыт, а мы летали на «Комендантский» аэродром — это Новая деревня. Немцы были очень близко.

 Нас сопровождали истребители. Но истребители сели раньше, чем посадили все самолеты. Первого на круге два немецких истребителя расстреляли Мишу Жукова, и сразу погибли все. (Жуков М.Е., Джюкаев Н.В., Ковалев Я.С., Олейник С.И., Страхов А.А.) Второй садился на посадку самолет Киреева, Киреев Евгений Романович — это шеф-пилот Молотова, должен был на второй день лететь в Америку, на заключение договора по Ленд-Лизу. Он сидел справа, давая Журавлеву отрабатывать. Киреев сразу был убит, раненный бортмеханик успел выпустить шасси. Он умер через два часа. Тяжело раненный Журавлев машину посадил, но экипаж весь был в тяжелом состоянии, и их всех увезли в госпиталь. А Евгения в Москву отвезли и там похоронили.

 Потом, по-моему, в пятом полете, два самолета отстали, — один из них вел Буханов Костя. А отставать ни в коем случае нельзя было. Они были расстреляны, но поврежденные удачно сели, и спасли почти всех пассажиров, только два погибли.

 И еще Ибрагим Жантеев. 30 ноября 1941. Он отстал от группы, которая шла из Ленинграда. Его сразу немцы перехватили и расстреляли, но он успел развернуться и сесть на воду, но за двести метров до берега, а там глубина — восемь метров. У него на борту были пассажиры – дети работников «Ленэнергии». Их было человек 40-50, и их с нескольких заходов расстреливали «Мессеры». Ни одного выжившего не нашли. Вообще немцы прекрасно знали, кого мы везем, рядом с аэродромом все время разведчики болтались, и иначе как детоубийцами их назвать нельзя.

 Когда-то ребятам из «Дворца пионеров» я дала абсолютно точный маршрут, где ходили наши самолеты. Мы придерживались северной стороны, потому что финны мало летали, а немцы в основном с Шлиссельбурга… И ребята, девятиклассники, в том районе ныряли. И на третий год, они обнаружили самолет. Потом уже водолазы доложили о находке. И очень долго Объединенный Совет ВВС пытался добиться помощи моряков, чтобы самолет вытащить. Но, по мнению специалистов, это очень сложная операция – самолета уже почти не видно, он занесен песком. Так и не знаю, подняли его или нет.

 

— Про Жантеева пишет в своих мемуарах Борис Тихомолов, они в Казахстане вместе летали. Вы Бориса Тихомолова знали?

 

Ну, наверное, знала. Уж меня-то он, наверное, знал хорошо.

 

— Вас всегда истребители сопровождали?

 

С истребителями вообще было плохо. Ну, дадут истребитель, или два дадут. Но что такое два истребителя на девятку? Это же ерунда! Я не хочу обижать истребителей, но часто мы им даже говорили:

 — Вы, пожалуйста, придерживайтесь ближе к нам, потому что если оторветесь, то начнется бой и Вам не поздоровится, а так мы вас прикроем. Ну что такое «И-16» по сравнению с «Мессером-109»?

 

— Вы номер полка истребительного, который Вас прикрывал знали?

 

Двадцать седьмой и двадцать девятый. И я очень хорошо знала и Пузейкина, и Минеева — начальника штаба. Я хорошо знала и тех, кто прикрывал.

 

— Во время войны на самолете «Ли-2» сколько лет Вы летали? И с какого времени стали летать на «Си-47»?

 

Я на «Ли-2» пролетала, наверное, один год всего, остальные я пролетала на «Си-47».

 Я была единственная женщина и, конечно, мне в первую очередь дали «Си-47». Как только заключили договор о Ленд-Лизе, мы почти сразу получили «Си-47», потому что выполняли очень ответственные задания.

 

— Как правильно называли самолеты: «Ли-2» или «ПС-84»?

 

«ПС-84» это был пассажирский самолет. Мы получили его в 1939 году. Купили лицензию на выпуск, и начали производить их на заводе в Ташкенте. Ставили наши моторы шестьдесят вторые.

 В неофициальной обстановке не называли — «ПС-84», а называли: «Дуглас». А «Ли-2» этот самолет начали называть только в 1943 году. Но никто и «Ли-2» не называл, так он до конца войны и оставался «Дуглас». Летчики стали привыкать называть его «Ли-2» уже позднее.

 

— Чем, по Вашему мнению, «Дуглас» отличается от «Си-47»?

 

Ну, это как день и ночь. Вроде похожи, да? Но когда вы сядете в самолет «Си-47», вы сразу увидите. Во-первых, огромное количество новых приборов. Один компас, второй компас, третий компас…

 Во-вторых, у «Ли-2» моторы шестьдесят вторые, их мощность небольшая. А моторы «Пратт энд Уитни» — это очень сильные моторы. И когда я на Ленинград летала, я могла брать четыре тонны — четыре тонны! Четыре тонны — это сорок десантников с полным своим вооружением!

 А «Ли-2», брал… Ну, если полторы тонны, то уже хорошо. Но когда в Ленинград ходили, они брали даже до двух с половиной. Это когда с Новой Ладоги летели — расстояние маленькое, и можно было брать две с половиной. Но это, я вам должна сказать, это не просто. И если летели, например, с Хвойной, мало брали.

 На «Си-47» были уникальные антиоблединители. Эта система работала прекрасно и по крылу и на лопастях, а ведь на лопасти часто лед образовывался.

 

— Нагревалась или спиртом омывалась?

 

Нагревалась. Я однажды, даже трудно поверить, шла два с половиной часа в обледенении. И ничего я не чувствовала. Все у меня очищалось… И хвостовое оперение.

 А фары, которыми обладал «Си-47», такие были, что не нужно было никаких посадочных подсветок…

 Я летала одно время, выполняла задания на Севере. Это было в 1945 году. Я вам точно скажу: январь, февраль, март… С пятнадцатого января по пятнадцатое апреля. Два с половиной месяца выполняла правительственное задание. Накопилось огромное количество шкур-мехов и семги, а это было как бы наше второе золото. Мы должны были чем-то расплачиваться. Мне приходилось садиться у Печоры, в устье Печоры… И я была в Нарьян-Маре. Мне передали:

 — Спокойно можете садиться, ледяная площадка, замечательная.

 Но очень трудно было садиться. Во-первых, что там действительно ледяная площадка, и все отсвечивало. А высоту не с чем было сравнивать. Но домишки далеко были, по Северной Двине. И кое-как я села. И, о боже! Ничего подобного я в своей жизни больше не испытывала —  не могу тормозить.

 

— Реверс винтов? У Вас же винты изменяемого шага были?

 

Это ничего не давало. Как только я изменю направление, сразу меня крутанет так, что от меня там ничего не останется. Когда уже никакой надежды у меня не было, а уже впереди видны были торосы, появились снежные переметы. Вот здесь я уже нажала на тормоза. Вся деревня, что там только не было, кого не было, и с топорами, и с крюками, и с чем только они не вышли, все мне рубили вот этот кусочек полосы среди торосов, чтобы сделать ее пригодной для полетов. Потому что фабрика была недалеко, а семгу надо вывозить, а как? С полосой никакого сцепления. Недалеко был и совхоз, где вырабатывали меха, там тонны лежало уже готовой абсолютно продукции, хорошие шкурки. Я перебрасывала их в Нарьян-Мар, там добавляли что есть, потом в Архангельск и потом поездом в Москву.

 

— А Вы с одним экипажем летали? Или с разными?

 

С одним экипажем. Вот мой экипаж: Жорж Морозов — это мой радист. Виктор Смирнов — бортмеханик. Вторые пилоты и штурмана менялись, и стрелки менялись…

 

— С Вами только радист и бортмеханик постоянно?

 

Так у всех командиров кораблей было.

 

— А как Вы узнали о победе?

 

Я была в этот момент Москве. Я прилетела на центральный аэродром и ночевала у своей приятельницы Тани Донковой. Это секретарь нашего генерала Астахова. Это было примерно в четыре часа. Звонит телефон, и говорит генерал:

 — Татьяна Ивановна, я Вам высылаю машину. Сегодня день победы. Я Вам высылаю машину. Вылетел с Берлина Семенков Алексей, он везет договор вот о заключении мира. А вы воспользуйтесь, пока в Москве еще тихо, возможностью проехать по Москве спокойной.

 Так вот мы сели на машину и ездили мы, наверное, часа два–три на машине. Город еще спал, а дворники уже флаги вывешивали.

 

— А после войны Вы долго еще летали?

 

Нет, я не долго летала. Потому что когда я летала на Севере, я на Севере по сути дела себя почти погубила. Вы читали «Ночной полет» Экзюпери? Там есть такой момент: уже на высоте двух тысячах метров он надевал маску кислородную. А я от Нарьян-Мара и до своего аэродрома на пяти тысячах летала. А герметизация самолета была не полной. Не додали нам американцы… И второе, они не поставили маски кислородные и соответствующее оборудование. Не дали. Сняли и все. И не ставили высотомер, который определял истинную высоту. А мы все еще высоту определяли с момента вылета по барометрическому альтиметру. Последние полеты я выполняла в 1946 году – открывала на Си-47 авиалинии Ленинград – Рига, Ленинград – Вильнюс и Ленинград – Таллинн.

 На пятидесятилетие победы, мне позвонил председатель нашего «Общества Советов Ветеранов». Они только что вернулись с Поклонной горы, и он говорит:

 — Ольга! Мы тебя все поздравляем, наконец, пришла справедливость — твой портрет висит среди самых прославленных летчиков, которые воевали в эту войну.

 И вы знаете – я просто заплакала…

 

июль 2007