Забавный случай.  Одиссея лейтенанта Жукова

 

 Во время моей службы в Севастлейском Центре по переучиванию лётчиков на новую технику один лётчик из Албании умудрился посадить исправный самолёт “рассудку вопреки, наперекор стихиям” и всем инструкциям по эксплуатации “на брюхо”, то есть, забыв выпустить шасси. После того, как привезли “творение рук его” к нам на восстановление, мы работали от рассвета до заката. Поэтому мы не особенно жаловали любопытных зевак и не внимали их советам, разве что во время перекура позволяли себе поболтать с ними, послушать их байки и анекдоты.

 Запомнились байки одного из них, техника из батальона аэродромного обслуживания, лейтенанта Жукова, своими мнимыми, а может быть частично и не мнимыми похождениями и историями.

  Если верить этому лейтенанту, то был он личностью, “приближённой к императору” в лице маршала Баграмяна, поскольку считался женихом то ли его внучки, то ли племянницы, и потому занимал в его штабе подполковничью должность. Но он не оправдал надежд маршала, как жених, то ли был уличён в любвеобильности с кем-то другой, то ли в него безответно влюбилась дочь маршала, а потому впал в опалу и был сослан, как лермонтовский Грушницкий в нашу глушь искупать грехи молодости, но вскоре будет прощён, и вот тогда снова взойдёт его звезда, придёт его звёздный час.

  

  Мы делали вид , что верим ему и даже сочувствуем, чтобы он рассказал до конца свою небылицу, хотя и понимали всю абсурдность его рассказов.

 Как я сейчас думаю, случай этот хотя и клинический, но не такой уж и уникальный, если вспомнить истории с детьми лейтенанта Шмидта. Да что там ходить далеко в историю, когда несколько лет спустя, после описываемых событий к нам в НИИ–2МО поступил якобы по протекции большого начальства капитан 3-го ранга Тихомиров, а вскоре пошёл слушок, что этот большой начальник не кто иной, как главком ВМФ адмирал флота Горшков, по совместительству тесть Тихомирова.

 На вопросы, правда ли это, тот лишь загадочно улыбался, не подтверждая и не опровергая данную информацию. Так он благополучно дорос до капитана 1-го ранга, а когда один из дотошных кадровиков типа Семипядного, упоминавшегося уже в 1-й книге Воспоминаний, а может быть и он сам, стал докапываться до истины, оказалось, что всё не правда, но к Тихомирову претензий не могло быть, так как он никого не обманывал, нигде не писал в анкетах о своём высоком родстве, и даже устно никому из начальства не говорил такой неправды. А что болтали, так не писать же ему было опровержение.

 

 Но самой неожиданной и самой интересной историей для помещения в книге Воспоминаний оказалась последующая встреча с техником из Севастлейки лейтенантом Жуковым. Произошла она в Перми в предбанном кафе–буфете, торгующем пивом и бутербродами. За одним из столиков сидел мой давний знакомый в потрёпанной солдатской шинели, как у Грушницкого из романа Лермонтова, с отсутствующим сзади хлястиком и без погон. Напротив него развалился какой-то забулдыга с лилово–сизым носом.

 Жуков, увидев меня, обрадовался, как будто нашёл 3 рубля, и, подойдя ко мне как раз и попросил 3 рубля взаймы, объяснив свою просьбу тем, что он “в дороге немного поиздержался”, сейчас летит посланником в одну из африканских стран вместе с послом, которого он сопровождает, и считает просто необходимым угостить его пивом.

 “Я дал ему трёшку, сам сплюнул в догон…”.

 Больше я его не видел. Не хотел я тогда, не хочу и теперь ему зла, но боюсь, как бы не случилось с ним какое-нибудь несчастье, ибо все те, кому я одалживал трёшку, её мне не могли возвратить: один мой однокашник по академии Юрий Б. повесился, другой, безымянный знакомый – замёрз пьяный в сильный мороз, третий–товарищ по НИИ–2 МО Виталий Х. запил и сгинул в неизвестности, то ли умер, то ли ещё что-нибудь выкинул в этом роде. С тех пор я не люблю занимать не только “трёшки”, но и другие суммы, стараюсь не делать этого, заботясь о здоровье и жизни любителей “жизни взаймы”. Но не всегда это помогает: отказал как-то бывшему своему сотруднику Славе В. в “трёшке” на бутылку, а он всё равно вскоре всё же взял и умер.

 

 

Забавные истории в военной авиации, 2

   

 Обмен желаниями

 

 Зимы на Урале морозные, в Перми морозы доходили до 40 градусов. Поэтому эксплуатировать лётную технику в таких условиях было очень тяжело. Зимой и мне было трудней на работе, но ещё тяжелей доставалось механикам и техникам, особенно когда температура была под 40. Полёты и в такие морозы никто не отменял, и всё приходилось делать в меховых варежках, так как при касании металла голой рукой она сразу примерзала к нему, и оторвать её можно было только с кожей. Поэтому даже на простые операции типа завёртывания и откручивания гаек затрачивалось много времени. В один из таких морозов на стоянке появился главный инженер авиации корпуса ПВО и направился вдоль неё к стартово–командному пункту. Заметив под одним самолётом техника (это был лейтенант Звягинцев), он что-то спросил у него и проследовал дальше. Примерно через полчаса он возвращался тем же путём в штаб полка и, увидев всё того же техника всё в той же необычной позе под самолётом, бросил тому с укоризной: “Ну, что же ты всё возишься? Первый год, что ли работаешь?” и получил в ответ: “Эх, товарищ полковник, мне бы ваши погоны!”. Полковник прошёл несколько шагов, видимо, обдумывая ответ, затем повернулся, сказал с неопределённой интонацией: “А мне бы твои яйца” и, задумавшись, не торопясь пошёл дальше.

 

 

Забавные истории в военной авиации, 3

   

Выговор в качестве поощрения за успех безнадёжного дела

 

  Мне и группе лётчиков и инженеров на стартовом командном пункте (СКП), однажды довелось быть свидетелями того, как при заходе на посадку один самолёт падал на наших глазах, завалившись на правое крыло. Была отличная видимость, мы все, видевшие это, замерли в ожидании взрыва, и вдруг самолёт начал выравнивать полёт на высоте в несколько десятков метров, лётчик включил форсаж и ушёл от опасной близости с землёй. Через несколько минут тот же самолёт снова зашёл на посадку и благополучно приземлился.

 Пилотом на нём был Паша Герман, крепкий парень, для которого усилия в 90 килограммов (такие усилия надо прилагать при управлении самолётом вручную после отключения отказавшей бустерной системы, приводящей к заклинивании управления), оказались под силу. Да в такой ситуации, наверно, и менее сильный парень под воздействием стресса смог бы преодолеть и большее сопротивление ходу ручки управления. Правда, у Паши после посадки с лица пот катился градом и от физического, и от нервного напряжения, и сам он был красный, как варёный рак.

 Когда самолёт подрулил к СКП, несколько человек, оказавшихся поблизости, в том числе и я, поднялись по стремянке на плоскости самолёта, стали осматривать кабину и попросили включить тумблёр бустерного управления, оказалось, что гидравлическая система работает исправно, при незначительных усилиях на ручку управления рули высоты, поворота и элероны отклоняются в нужном направлении. И в то же время мы сами были свидетелями, как самолёт падал и выровнялся за несколько секунд до того, как мог врезаться в землю. Полёты прервали после посадки остававшихся в воздухе самолётов. Командир полка лично убедился в чудесной метаморфозе, несколько раз включая и выключая тумблёр бустерного управления при работающих на малых оборотах двигателях, но эффекта заклинивания системы управления так и не добился.

 Тогда раздосадованный и огорчённый, он велел отогнать упрямый самолёт в технико–эксплуатационную часть (ТЭЧ) и проверять его при работающих двигателях до тех пор, пока отказ не повторится или самолёт не загорится. А потом добавил, что последнее–это шутка, но если отказ не будет проявляться, проверять до тех пор, пока двигатели не израсходуют свой оставшийся ресурс. Так и сделали, но ни то, ни другое не случилось, а через три дня реализовалась шутка командира: отчего-то загорелась бустерная жидкость в месте отстыковки хвостовой части самолёта на время проверки. Пожар быстро удалось потушить, самолёт обгорел не значительно, но всё равно подлежал отправке в ремонтный завод, что и было сделано ко всеобщему удовлетворению и облегчению, особенно командира и старшего инженера полка.

 “Пострадал” один лишь начальник ТЭЧ капитан Смородинников Виктор Григорьевич, получивший выговор за не удовлетворительную организацию проверки самолёта. Но таким исходом и он был крайне доволен, так как избавился от переживаний за судьбу “непонятного” самолёта и лётчиков, которым бы пришлось на нём летать, не загорись он так вовремя. Вечером на радостях он с размахом отметил это событие, так что на следующий день руководил работами в ТЭЧ начальник группы регламентных работ по самолёту и двигателю капитан Куликов. На том “банкете” и я там был, и водку пил, и в рот попало и мне не мало, но поскольку я особым пристрастием к этому занятию не страдал и мог в большинстве случаев вовремя “притормозить”, то на следующий день вместо меня никому не пришлось руководить моей службой.

 

Сергей Федченко