AVIACITY

Для всех, кто любит авиацию, открыт в любое время запасной аэродром!

О пользе политзанятий

Во второй половине семидесятых годов вышла в свет очередная книга незабвенного товарища Леонида Ильича Брежнева «Ленинским курсом». Ну и, конечно же, на политзанятиях для лётного состава стали её изучать после лётных разборов в подразделениях гражданской авиации. И вот, в один из жарких летних дней, наш экипаж выполнял рейс из Баку во Львов, через Сочи и Симферополь. До Симферополя долетели при ясном небе, а вот после вылета из Симферополя экипажу пришлось попотеть.
В районе Одессы стоял грозовой фронт, который необходимо было пересечь, к чему мы и приступили, перед этим установив связь, как и положено с диспетчером аэропорта Одессы. Он предупредил нас, что у него временно радиолокатор не работает, обход грозовых очагов разрешает восточнее трассы, западнее запрещает ввиду близости государственной границы. Об изменениях курса ему докладывать, для контроля над нами. Мы все это приняли к сведению.

Полёт проходил на самолёте Ту-134 А, на котором экран бортового радиолокатора находится на рабочем месте штурмана , который при обходе грозовых очагов даёт курсы пилотам, что несколько неудобно в отличие от других типов самолётов, в том числе и Ту-134 Б, на которых весь экипаж видит всю картину грозовой обстановки. А здесь…: « Пять градусов вправо…, ещё пять, командир выведи из крена, так держать, и так далее». А тут ещё и болтанка и обледенение. Если посмотреть на линию пути, то она уже не выглядит прямой, а какие то сплошные зигзаги, и так до тех пор, пока самолёт не выйдет в район с хорошей погодой. Так вот штурман даёт курсы, а лётчики в поте лица вертят рога штурвалов, влево, вправо и так далее. А тут ещё диспетчер запрашивает: «Борт 65… с каким курсом следуете?» Тут такая запарка, что ему и ответить некогда, а он продолжает запрашивать.

Надо сказать, что штурманом был тогда замечательный парень, с виду грубоватый, но добродушный и находчивый и за словом в карман не полезет. Это Давид Иосифович Дородный, где он сейчас, я не знаю. На очередной запрос диспетчера, с каким курсом следуете, он бойко ответил: « Я 65 … следую Ленинским курсом!». Что вызвало взрыв хохота у членов экипажа и разрядило напряжённую обстановку. Ну, конечно же, за тем последовал нормальный доклад диспетчеру. Наконец самолёт вышел спустя некоторое время из зоны грозовой деятельности, а затем благополучно прилетели в аэропорт города Львова. Видимо, изучение трудов генсека пошло на пользу и глубоко осело в сознании пилотов.

Бондяков Александр.

«Так выглядит сокол после полета…»

В начале тридцатых годов на аэродроме одного из старейших наших летных училищ (тогда они назывались школами) — на Каче — появился необычный курсант. Он был явно старше своих товарищей, отличался уверенной, сформировавшейся манерой говорить и держаться, но, несмотря на это, жил обычной жизнью обычного учлета: и нотации инструктора, порой весьма вольные по форме, выслушивал без пререканий, и машину, вымазанную после полетного дня от мотора до хвоста касторовым маслом, исправно драил, и первого самостоятельного вылета ожидал с нормальным курсантским трепетом — словом, жил, как все…
А началось все с того, что он, едва ли не случайно, оказался в числе нескольких литераторов, которых пригласил к себе начальник Управления Военно-Воздушных Сил Красной Армии Петр Ионович Баранов и предложил им познакомиться поближе с авиацией, с тем чтобы в дальнейшем написать о ней. Художник и писатель Иван Рахилло познакомился и… заболел воздухом с такой силой, что почувствовал потребность самому научиться летать, а научившись, на всю жизнь стал своим человеком в авиации.
Разумеется, наивно было бы утверждать, что для того, чтобы хорошо описать, скажем, медиков, писателю надо обязательно стать врачом, а рассказать о жизни спортсменов невозможно, не имея хотя бы бронзовой олимпийской медали. Избранный Рахилло способ «вживания в материал», конечно, не единственно возможный. Но — видимо, далеко не худший по эффективности, свидетельством чему служит многое из написанного им в последующие годы. И — хочется добавить с уважением — способ отнюдь не самый легкий!
Время, в которое Рахилло пришел в авиацию и о котором впоследствии рассказал читателям, было фактически временем создания большого советского воздушного флота. Только что возникшая отечественная авиационная промышленность стала поставлять новые самолеты в количествах, которые всего двумя-тремя годами раньше показались бы фантастическими. Но много самолетов — это еще не авиация. Нужны люди, нужны порядки, нужны здоровые традиции, в общем — много еще чего нужно… В рассказе «Десант в юность», включенном в книгу сочинений Ивана Рахилло о воздушном флоте, писатель вспоминает то время: «Летчики-лихачи, гусары неба, еще ходили в ореоле славы. Молодые подражали им. Воздушный флот надо было перестраивать, оснащать новой материальной частью, а главное — подбирать и перевоспитывать людей». Заметьте: и подбирать, и перевоспитывать!
Вот этот-то, если можно так выразиться, пафос наведения порядка, пафос трудного, порой небезболезненного, даже драматичного перехода от авиации избранных «рыцарей воздуха» к авиации деловой, массовой, дисциплинированной, по-настоящему боеспособной, ощутимо присутствует в книге «Русское небо», и прежде всего в центральном ее произведении, романе «Летчики».
Андрей Клинков — главный персонаж «Летчиков», — в отличие от героев многих читанных нами благополучных жизнеописаний, формируется и как летчик, и как человек нелегко. Медленно, под влиянием самой жизни, а не авторского своеволия, избавляется он от влияния представителя пресловутых «гусаров неба» летчика Волк-Волконского — тоже, кстати сказать, персонажа, которого, как и его многочисленных прототипов, еще служивших в авиации ко времени прихода в нее летчиков нашего поколения, невозможно безоговорочно отнести к категории «отрицательных». Даже эпизоды, казалось бы, чисто летные — вроде потери Клинковым ориентировки в полете на маневрах — воспринимаются не столько как эффектные «случаи в воздухе», сколько как узелки человеческих взаимоотношений.
Многое, очень многое в произведениях Рахилло увидено собственными глазами, увидено «изнутри». Вот описание того, как человека в воздухе «…поражают реки. Оказывается, что их гораздо больше, чем обыкновенно предполагаешь. Они вьются, как змеи, сверкая чешуей…». Читаешь — и думаешь: ведь верно! Как сам этого не увидел? То есть, конечно, увидел, но не отдал себе в этом отчета. Не зафиксировал в сознании, что ли… Или полет на высоте нескольких метров над штормующим морем, о котором рассказывает — читатель в этом убежден — участник такого полета… А читая (в документальном рассказе «Гнездо сокола») точно и сильно написанную сцену прихода друзей в семью летчика Иноземцева с горькой вестью о его гибели, понимаешь, что так написать мог только человек, сам хоть раз участвовавший в выполнении этой миссии, едва ли не самой тяжелой из всех, выпадающих на долю авиатора.
«Летчики» пронизаны духом времени. В них говорится об авиации тех лет — и никакой иной!
Сейчас, сорок лет спустя, мы смотрим на многое другими глазами. Наше общественное сознание стало шире, мудрее, гуманнее. И, читая, например, о том, как комиссар Чикладзе в речи у гроба погибшего в автомобильной катастрофе красноармейца-шофера с пафосом громит недисциплинированность покойного, повлекшую за собой несчастье, мы воспринимаем теперь такую речь как по меньшей мере бестактную… Или когда Андрей в ответ на слова Маруси: «Раньше влюбленные встречались в старых запущенных садах, среди роз и жасминов. А наши встречи связаны с запахами строек: кирпичей, глины, извести…» — назидательно отвечает: «Такое время… сейчас не до цветов», — нам делается немного жаль этих симпатичных ребят. Однако и в этом — признаки времени.
Но, может быть, писателю следовало бы подкорректировать с позиций наших дней кое-что из написанного много лет назад — так сказать, «привести в соответствие»? В самом деле — общество, как известно, прогрессирует, так зачем же вновь писать о том, что, так или иначе, отвергнуто временем?.. К сожалению, логика в подобных рассуждениях только кажущаяся. В результате такой операции над своим произведением писатель неминуемо лишил бы его ценных своей неповторимостью примет времени, а значит — исторической конкретности, столь важной для того, чтобы достигнуть желаемого воздействия на читателей.
Сам И. Рахилло решает для себя эту проблему однозначно. И даже прямо декларирует свою точку зрения на сей предмет. В уже упоминавшемся рассказе «Гнездо сокола» он говорит о своих записях военных лет: «…они на серой оберточной бумаге, на папиросных коробках, на обрывках афиш и газет, с водяными подтеками: записывал на ходу, под дождем, на ветру, в зной и мороз, и почему-то не хочется украшать их… Пусть останутся они простыми и суровыми, эти записи — солдаты незабываемых дней войны».
Писатель хорошо понимает, что простота и правда — сильнее любых романтических красивостей. Вот эпизод, в этом смысле очень характерный:

« — И глаза у него были зоркие и ясные, как у сокола после полета! — восторженно воскликнул атташе одной из союзных держав на встрече с фронтовыми летчиками.
— А вам приходилось когда-нибудь видеть сокола после полета? — негромко спросил капитан Сахранов. — Когда сокол в полете — глаза у него открыты и напряжены, их сечет встречный ветер и непогода, в них попадает пыль. И когда сокол возвращается на руку охотника, из-под его усталых, полузакрытых век вместе со слезами текут мутные струйки грязи. Так выглядит сокол после полета…»

Что это — пресловутая «дегероизация»? Нет, я убежден, что в приведенных писателем подлинных словах Василия Титовича Сахранова — участника войны в Испании, отличного летчика и умного человека, навсегда оставшегося в памяти всех нас, знавших его, — что в этих словах заключена подлинная героизация, в самом точном, высоком и правдивом смысле этого слова!
Свое собственное отношение к разговору Сахранова с иностранным атташе Рахилло выразил тем, что воспроизвел его под заглавием: «Вместо эпиграфа к еще не написанной книге». Впрочем, такой эпиграф отлично подошел бы и к тому, что им уже написано…

* * *

Я говорил о том, как много в книге «Русское небо» примет авиации тридцатых годов.
Но многое в ней служит и утверждению наших моральных норм вообще. «Из-за лени и халатности одних мы вынуждены устраивать штурмы, работать через силу. Работа перекладывается на плечи других, более сознательных…» — с возмущением говорит командир отряда летчиков Хрусталев. Слова, видимо, справедливые не только применительно к авиации и не только для своего времени.
Или другое высказывание того же Хрусталева — персонажа, явно олицетворяющего будущее воздушного флота, да и, пожалуй, всего нашего общества: «По личному опыту я знаю, что так называемые бузотеры в боевых условиях нередко оказываются смекалистыми людьми». Не бояться «бузотеров» — не это ли во все времена было приметой умного, широко мыслящего, уверенного в себе руководителя…
В заключение автор этих строк должен признаться, что не может говорить о «Летчиках» и других произведениях Ивана Спиридоновича Рахилло без некоего особого, личного к ним отношения. Дело в том, что знакомство с этими произведениями — как и с другими хорошими книгами об авиации — много лет назад сыграло свою роль при выборе пишущим эти строки собственного пути в жизни, за что он будет до конца дней своих искренне благодарен их авторам. Конечно, мне могут заметить, что это — не более как факт моей личной биографии, ни малейшего общественного значения не имеющий. Подобное возражение было бы справедливо, и я не стал бы упоминать об этом факте, если бы не был уверен, что то же самое могут сказать о себе многие сотни, а может быть, и тысячи людей, которые пришли в те времена в нашу авиацию и составили основной ее костяк в военные, да и в послевоенные годы.
Впрочем, зачем говорить только о прошедшем?
Если сочинения Рахилло прочитает молодой читатель наших дней, он многое — «авиационное» и не только авиационное — почерпнет из них, а может быть, — кто знает? — и повторит судьбу читателей, впервые познакомившихся с ними около сорока лет назад. Счастливую судьбу людей, связавших свою жизнь с авиацией.

Марк Галлай.

Обида

Летчик ехал на работу в тяжелом настроении. Ком обиды стоял в горле, в мозгу проявлялись, вертелись и рушились обрывки несуществующего, воображаемого спора, какие-то упреки и оправдания… И над всем этим поднималась тихая злость.

Вылет на сегодня был запланирован не с раннего утра, суббота, можно было чуть поваляться в постели. Жена сладко спала после вчерашнего долгого сидения перед телевизором, и ему не хотелось ее будить, но привычка рано вставать подняла его. Он тихо встал, привел себя в порядок, попил чаю, и тут в кухню вошла заспанная жена. Глянула в окно, зябко поежилась: ветер гнул деревья, срывая желтые листья, на земле блестели лужи после недавнего дождя. Холодно на улице. А в доме тепло и уютно… она подняла кулачки к плечам, зевнула и длинно, сладко потянулась. Под ночной рубашкой рельефно проступили молодые, упругие прелести. Его внезапно пронзило острое мужское желание. Сердце гулко заколотилось, холодок сжал все внутри живота… Он вскочил и протянул руки, чтобы обнять любимое тело.
— Отстань! — она капризно оттолкнула его руками в грудь. — Мы же договорились: перед вылетом нельзя! — Подумала и добавила: — От греха. Вот вернешься… — она протянула паузу, — тогда… посмотрим.
Он попытался настоять. Она гневно сверкнула глазами, уперлась.
Пристал… Опять то же самое… Чисто мужская обида захлестнула его, он сорвался, быстро одеваясь, наговорил глупостей, хлопнул дверью и так и поехал на вылет, давясь незаслуженным оскорблением.
Ну, подумаешь — жена не допустила к себе. Казалось бы, плюнь, бывает: мало ли что, не с той ноги встала. Вечером допустит. И мелкая эта обида забудется и канет, затопленная молодой обоюдной страстью. Нет, не проходила обида. И когда проходил санчасть, и в штурманской, и на метео, и уже на самолете — перед глазами вставали набухшие соски под ночной рубашкой, и желание так же ворочалось холодком в животе, и ком обиды так же стоял в горле, и от злости сжимались кулаки. Он злился на себя, на жену, на нескладную жизнь, на неустойчивую погоду, на нерасторопного второго пилота, на потряхивающий двигатель. Все складывалось не так. И он понимал, что в этот раз все складывается не так потому, что жена уперлась в своем суеверии и обидела его отказом. Как бы все было прекрасно, если бы она утром не оттолкнула его. Шел бы на вылет удовлетворенный, окрыленный чувством своей мужской состоятельности, — мужчина, кормилец, защитник, командир, принимающий в воздухе сложные решения, оберегающий жизнь своих пассажиров, шел бы как человек — хозяин жизни! А теперь, оплеванный, он смотрел на мир равнодушно. Не хозяин жизни, а проситель. За что?

Рейсов в этот день было два, и весь первый рейс обида ощутимо мешала работать. Он гнал от себя грустные мысли, отвлекался на решение задач полета, толкался с пилотами в АДП, смеялся над анекдотами… а внутри сверлило и сверлило: «не мужик, баба помыкает, ну что ей стоило…» Весь мир вокруг как бы отошел на задний план и утратил часть своей значимости. Обида исказила реальное восприятие действительности; он несколько раз ловил себя на мысли, что отстает в реакции, задумывается, а потом неуклюже шевелится, уже вдогонку, невпопад… и посадки какие-то корявые… Погода не баловала: ранняя осень принесла циклоны, с ветрами, зарядами дождя, низкой облачностью, туманами; уже пробрасывало снежок, и лужи по утрам затягивало тонким, как целлофан, льдом. Нынче с утра подошел холодный фронт, в воздухе болтало, облачность прижимала самолет к позолоченной заморозками горной тайге, а когда машина влетала в заряд ливня со снегом, несколько минут приходилось пилотировать по приборам в серой мгле. Потом самолет снова выскакивал в светлый мир, и по глазам больно било осеннее солнце, на секунду пронзавшее лучом рвань облаков. Он подумал, что в его жизни вот так же: мгла, мгла, потом ярко сверкнет, больно ударит по глазам… и снова мгла.

Иногда они разговаривали на эту тему — через силу: жена не любила разборок и старалась их избегать. Как все жены пилотов, она была суеверна и свято полагала, что какие-то ритуалы оберегают мужа от полетных невзгод. Одним из таких ритуалов в ее понимании было — «не грешить» перед вылетом. А так как вылеты на Ан-2 бывали практически ежедневно, ритуал стал привычным. Он был лишен возможности удовлетворить утреннее желание, самое острое, когда отдохнувшее тело отзывается каждой клеточкой. А вечером, после полетов, иногда приползал домой чуть живой от усталости… За штурвалом мысли вяло ворочались в голове. Снова и снова вставала перед глазами утренняя картина: прекрасное молодое тело, в утренней свежести… и — запрет, оскорбление размолвка… мгла. Ей, видимо, не надо… Ей не хочется, что ли. И что — вот так всю жизнь? И тихой змеей выползало из потаенного уголка подозрение: «А может… другой?» Он гнал эту подлую мысль. Он видел, что жена любит его, старается оберечь, верит в ритуалы… а душу-то, живую душу — гнетет. Он стал последнее время потихоньку попивать.

Второй вылет был после обеда. Надо было развезти почту по нескольким поселкам; заодно с почтой летело и несколько пассажиров. После второй посадки, когда большая часть почты разошлась, пассажиры заняли все лавки по бортам — полный комплект: двенадцать человек, да еще ребенок на руках. Лету до следующей деревни полчаса, по пути надо пересечь реку, а за нею стоит гряда холмов и горушка, которая является господствующей высотой по трассе. А тучи все ниже. Да и бог с ними, с низкими облаками. Горушка в стороне, курс держать поточнее, время считать; как перевалим гряду, можно смело снижаться, а заряды… дело привычное. Мелочи, рутина. Второй пилот молодой, пока с бумагами разбирается, нетрудно и самому штурвал покрутить по приборам. Эх, если бы не обида… жизнь прекрасная, работа прекрасная, здоровье есть… желание есть… за что она меня так? И снова вставало перед глазами горячее, прекрасное, желанное, родное, свое — и почему-то недоступное женское тело. Какие еще, к черту, ритуалы! Он тяжело вздохнул и крепче сжал штурвал.

Фронт накрыл землю рваным одеялом облаков. В разрывах виднелась свинцовая вода великой реки. Подходил берег. Впереди стоял заряд: снег с дождем серой кисеей прикрыли вершины холмов; сквозь лохмы нижней кромки просвечивали золотистые гривы, поросшие сплошь березой по южным пологим склонам. Противоположные, крутые яры их щерились пунктирами выветрившихся наклонных слоев гранитного сланца. Ветер сносил самолет боком, завихрения кренили машину и швыряли ее, то вверх, то вниз. Пассажиры судорожно сжимали в руках гигиенические пакеты и с тоской поглядывали в открытую дверь пилотской кабины, за овальным проемом которой уверенно сверкали золотые погоны на железных плечах пилотов. Свет, свет, сумерки, мгла. Авиагоризонт, скорость, курс. Высота, вариометр, авиагоризонт. Исправить крен. Держать высоту. Вариометр на нуле. Как там пассажиры? Блюют. Все нормально. Авиагоризонт, скорость, вариометр. Видно только землю под собой: золотистые гривы холмов, темные, поросшие елью распадки, снова гривы, вот дорога… мгла, закрыло… авиагоризонт, скорость, вариометр…
— Командир, высота!
— Вижу.
— Низковато идем, ниже безопасной!
— Сейчас выскочим из заряда — и пора снижаться.
— Не рановато?
— Еще три минуты — и самый раз. Отстань ты!
Злость на второго пилота, лезущего со своими справедливыми, но почему-то обидными подсказками, поднималась внутри. Он сжал губы. Авиагоризонт, скорость, вариометр. Высота… Да черт с ней, с высотой, горушка сбоку, курс держу. Пройдем. Мгла, нити снега в лицо, привычные приборы… прекрасная женская грудь… За что? Ну за что она так? Это ж как ножом по сердцу! Прилечу — напьюсь… Авиагоризонт, вариометр, курс, высо…
— Гора! А-а-а! Скозь мглу сверкнуло золото гривы, и частокол берез перед лицом… На себя!!!

*****
Экипаж Ил-14 подняли из резерва рано утром:
— Ребята, быстро на вылет!
— Куда в такую рань?
— Командир, позвоните в АДП. Диспетчер сообщил:
— Потерялся Ан-2, еще перед вечером, взлетел, а потом не вышел на связь; полетите искать.
Быстро в штурманскую, командир отряда ждет! В штурманской нервно прохаживался большой начальник. Быстро собрались, произвели расчеты, пошли на самолет. Небо было закрыто сплошной низкой облачностью. Какие поиски? Но на эшелоне лететь можно, а придем в район поиска, снизимся по схеме ближайшего аэропорта до минимальной безопасной высоты, будем ходить галсами и ждать, пока облачность приподнимется, тогда сможем искать в районе холмов. Заправка полная, полет будет долгим. Командир отряда сидел в правом кресле и хмуро молчал, погруженный в невеселые думы. Умудренный опытом, он был готов к любому повороту судьбы. У самолета мог отказать двигатель, и, возможно, пришлось садиться на вынужденную в горах. Самолет мог обледенеть в заряде, потерять скорость и свалиться в реку. Мог нарушить безопасную высоту и зацепиться за вершину. Ветер при прохождении фронта резко изменил направление — экипаж мог этого не учесть, и их снесло в сторону горы. А видимость в зарядах хуже некуда. Он гнал от себя мысль о катастрофе, а главное, о том, что придется сообщать женам… лично… После долгого размышления начальник как бы про себя произнес:
— Надо прочесать местность в районе горы. Чую: там они. Левый берег реки ниже правого. Отсюда они взлетели и пошли на правый. Отсюда и начали их искать. Галсами
— туда-сюда, захватывая все большую площадь, осмотрели берег. Низкая облачность, под нею чернеет вода. На берегу никаких следов. На реке тоже. Может, темная вода скрывает страшную тайну? Тот берег закрыт. Можно ходить только вдоль самой береговой черты, на высоте сто метров. Просмотрели все: никаких следов, или обломков, или пожарища. Значит, в горах. Самолет прочесывал берег: десять километров туда, десять километров обратно. Ровно гудели моторы. Командир самолета строго выдерживал безопасную высоту, не отрывая глаз от приборов. Остальные влипли в окна. Серая кромка низкой облачности неслась над головой; иногда машина на секунду-другую вскакивала во мглу, и на стеклах моментально оседала роса, уползала вверх. В уютном полумраке кабины пахло табачным дымом и гидросмесью. Как на аэродромной тренировке. Но… где-то внизу уже целую ледяную ночь лежит самолет, а возле него, может, ждут помощи оставшиеся в живых люди. И малый ребенок с ними… От этого страшного предположения холодок щекотал спины.
Прошло почти два часа челночного движения, взошедшее солнце стало прогревать землю, и облачность стала приподниматься. Открылась гряда холмов, и самолет переместился ближе к ним. Под крылом проносились золотистые березовые колки на вершинах, черные заросли черемушника и боярки, темно-зеленые островки ельника. Деревьев не было только по крутым, оскалившимся рядами черных расшатанных гранитных зубьев северным склонам холмов, да у подножья.
Там желтели островки невысокой травы; в июле это были богатые земляничники, а теперь — просто проплешины меж каменных бугров. Все это проносилось под ногами со скоростью семьдесят метров в секунду — где уж в таком мелькании разглядеть с малой высоты самолет или его останки. Но была надежда на наметанный авиационный глаз. Теперь оставалась закрытой только самая высокая вершина.
Экипаж опасался подходить к ней ниже безопасной высоты. Да уж, о какой безопасной шла речь: не по формулам, а только по здравому смыслу, учитывая напряженное внимание и слаженную работу всего экипажа, направлял командир отряда самолет, брал риск на себя. Время уходило, а с ним, возможно, утекала жизнь покалеченных людей там, на земле, в неизвестном пока еще месте. Самолет все ходил галсами, простригая пространство по сторонам горы. Командир самолета напряженно вглядывался в приборы, выдерживая параметры. Его била нервная дрожь. Сейчас! Вот сейчас узнаем! Вот она — настоящая, жестокая жизнь! Или жестокая смерть. И как только открылась вершина и покров облачности приподнялся над березами, все в один голос крикнули:
— Вот они! Командир вел самолет вдоль крутого склона горы.
Ему очень хотелось глянуть. Но невозможно было оторваться от приборов, от курса и высоты, задаваемых штурманом. Сердце гулко колотилось в груди, спина враз взмокла, ноги дрожали.
— Точно, за вершинку зацепили!
— Смотри, как просека в лесочке.
— А вон там катились вниз. Видишь — черная полоса?
— Вон, вон фюзеляж! Господи!
— Вижу людей! Все лежат…
— Вон, вон вроде шевелится! Или показалось…
— Быстро на связь со спасательной группой!
Спасательные группы с ночи были подготовлены в ближайших деревнях. Радист быстро передал спасателям координаты найденного самолета, а самолет прошел над деревней, откуда по дороге ползла колонна автомобилей; экипаж осмотрел путь, по которому спасателям предстояло добираться до места катастрофы, подсказал им особенности и ориентиры, развернулся к месту падения машины, чтобы по направлению полета спасатели засекли азимут. Опять приближался склон горы, снова командир крепко держал штурвал, и ему смертельно любопытно и смертельно страшно было увидеть ЭТО. На одну только секунду он бросил взгляд на землю. На проплешине под склоном валялось что-то, напоминающее автобус. Его корпус был черным, измятым и никоим образом не был похож на летательный аппарат. Над ним по склону виднелась глубокая рытвина, которая вначале показалась естественной складкой горы. Над рытвиной, на самой вершине, деревья были срублены, их обломки зацепились там и сям по ходу падения самолета. Вокруг измятого фюзеляжа были разбросаны тела полураздетых и совсем голых людей. На телах виднелась кровь. Никакого стоящего человека пилот не увидел. Двигатель с закрученными штопором лопастями винта валялся неподалеку. Все остальное надо было искать на вершине. Облачность быстро поднималась, в разрывах показалось солнце, самолет прошел еще раз над людьми, убедились, что никто не подает признаков жизни, и пилот поднял машину на уровень вершины. Проносясь над нею, он мог только на секунду взглянуть на прорубленную в гриве просеку: мелькнули ошметки хвоста, одно оторванное крыло и колесо шасси. Картина катастрофы предстала как на ладони.
Ан-2 на большой скорости столкнулся с березами на вершине горы, оставил там шасси, хвостовое оперение и крылья, а разодранный от удара фюзеляж скатился по крутому склону к подножию. При этом людей разбросала центробежная сила, а острые обрывки алюминиевой обшивки сорвали с них одежду. Мотор отделился в процессе кувыркания по склону. В живых не осталось никого. Командир отряда, старый, опытный пилот, все пытался понять, какая же причина заставила экипаж уклониться в сторону горы и нарушить безопасную высоту полета при плохой видимости. Видимой причины не было. Он понимал, что бывают факторы, которые невозможно предвидеть, но все ломал и ломал голову, подсознательно пытаясь отогнать тягостные мысли о том, что ему предстояло исполнить, когда он возвратится из полета.

*****
Молодая женщина, задумавшись, сидела весь день у окна. Муж ушел на вылет расстроенным, и она чувствовала какую-то долю своей вины. Она понимала, что он там сейчас делает свое очень сложное и опасное мужское дело, она молилась за него, она выполнила ритуал и не позволила согрешить перед полетом. Это должно оберечь: помыслы человека будут чисты; ничто не должно отвлекать пилота от его работы.
И вообще… тьфу три раза через левое плечо… Однако на сердце у нее лежал камень.
К вечеру ветер стал стихать, но облачность опустилась почти до земли и сеяла мелкий снежок на леденеющую землю. Муж не пришел ночевать. «Наверно сидит на запасном» — подумала она. — «В такую погоду Ан-2 не летают». Утром распогодилось. Она ждала до обеда, потом тревога стала сжимать сердце: что-то не так. Она терпела еще час, потом решилась позвонить. Звонок в дверь опередил ее.

Andrei589
Пилот

Можно ли избавиться от пота и неприятного запаха?

Выделение пота является естественным процессом, свойственным человеческому организму. Однако появление на одежде вызванных им темных, мокрых, а вдобавок ко всему еще и дурно пахнущих пятен нередко служит поводом для неприязни. И хотя на сегодняшний день существует обширное количество как косметических, так и народных методов борьбы с этой проблемой, далеко не каждый из них может привести к желаемому итогу.

Ищем причину

Прежде всего, стоит разобраться, чем вызвана проблема. В медицине принято выделять 2 вида повышенной потливости:

локальная – проявляющаяся лишь на отдельных частях тела, таких как спина, ладони и т.д;
генерализованная – потливость всего тела.

Кроме того, потливость также может носить нормальный характер и патологический. Считается абсолютно нормальным, если причиной потливости становятся: повышение температуры окружающей среды, увеличение физических нагрузок, повышение температуры самого тела или скачок эмоционального напряжения.

А вот если оно вызвано одним из ниже описанных изменений состояния, самое время бить тревогу:

— нарушения центральной нервной или эндокринной системы;
— инфицирование организма;
— появление опухолей;
— заболевание мочевыделительной или сердечно-сосудистой системы.

Подбираем решение и избавляемся от пота

Если вы выяснили, что ваша чрезмерная потливость является следствие какого-либо заболевания, первым делом стоит обратиться к врачу, который, в случае необходимости, назначит подходящее лечение. Если же обильное потоотделение — не что иное, как индивидуальная особенность вашего организма, решается эта проблема своими силами при помощи народных или косметических средств.

Народные рецепты борьбы с потоотделением можно подразделить на те, которые помонают в борьбе с запахом пота, и те, чьей основной целью является снижение выделения влаги.

Чтобы избавиться от самого запаха пота, воспользуйтесь такими советами сайта http://www.lapusik.ru/:

# Смачивание проблемных зон настоем чабреца (можно заменить отваром из листьев ивы или яблони), разведенного в прохладной воде;

# Употребление в пищу натощак корицы, сельдерея или натурального абрикосового сока;

# Разведение 2-3 соловых ложек чайного гриба месячного настоя в 1 л. прохладной воды и натирание получившимся раствором тела после душа.

В борьбе с повышенной влажностью проблемных зон (подмышек, ног, рук) помогут следующие рецепты:

# Сильно потеющее лицо необходимо протирать 2 раза в день некипяченым молоком или холодным, крепко заваренным чаем, после чего давать ему высохнуть естественным путем.

# Уменьшению потливости ладоней способствуют контрастные ванночки для рук, после которых необходимо втирать в зону потоотделения раствор одеколона, столового уксуса и борной кислоты (первых 2 компонента по 1 ч.л., а третьего -0,5 ч.л. на полстакана воды). Для ног отлично подойдут ванночки из прокипяченных березовых листьев.

# Добавление к 1 взбитому яйцу 1 ст.л. растительного масла и нанесение получившейся смеси на руки и ноги с последующим одеванием перчаток и носков способствует устранению неприятного запаха уже после 3 процедур. После 10 повторений о повышенном потоотделении можно забыть на весьма продолжительный срок.

Косметические средства для борьбы с потом

Однако при использовании любого из этих методов высока вероятность, что он вам не поможет в силу индивидуальных особенностей организма. В данном случае на помощь приходят косметические средства, уже успевшие доказать свою эффективность на примере многомиллионной аудитории пользователей. К ним можно отнести:

— тонкие одноразовые вкладыши, прикрепляемые на одежду в проблемных местах;

— антиперспиранты — препараты, которые временно «закрывают» протоки потовых желез и уменьшают секрецию пота. Но, по сути, это вмешательство в нормальную работу центра терморегуляции. Однако обмануть организм невозможно и часто он просто находит альтернативные пути вывода пота, у вас может начать потеть грудь, спина и другие участки тела, ранее не уличенные в подобном.

— дезодоранты- разнообразные гели и мази, кремы, стики и спреи, основная цель которых создают такую среду, в которой размножение бактерий, провоцирующих возникновение неприятного запаха, станет невозможным. Человек продолжает потеть, но не пахнет.

В этой категории стоит выделить «здоровые» кремы-дезодоранты, т.е. созданные на основе натуральных масел и имеют в составе экстракты антибактериальных лекарственных растений.

Сюда относится, например, крем-дезодорант Lavilin от израильской лаборатории Hlavin, хорошо зарекомендовавшей себя как производитель исключительно натуральной косметики.

Состав: касторовое масло, пальмовый воск, масло арники, масло календулы, экстракт ромашки, тальк, оксид цинка, витамин Е, витамин С, лимонная кислота, натуральные ароматизаторы.

Пользуюсь косметикой Хлавин (не только дезодорантом) более 5 лет. Очень довольна, рекомендую. Никаких аллергических реакций, предупреждает возникновение неприятного запаха практически на целую неделю.

Другие пользователи оставляют в адрес этого дезодоранта также самые лестные отзывы: «сохраняет свою эффективность во время водных процедур и спортивных упражнений», «У Лавилина нет собственного запаха, поэтому его можно использовать совместно с любимыми духами», «не оставляет следов на одежде» и т.д.

А что скажете вы?

Липчане впервые увидят авиашоу известнейших пилотажных групп

На закрытии «Авиадартс-2014» выступят как липецкие «Соколы России», так и «Стрижи», «Русские витязи» и «Беркуты».

С 22 по 28 июля в Воронеже и Липецке проходит Международный конкурс по воздушной выучке летных экипажей «Авиадартс-2014», в котором принимают участие военно-воздушные силы России, Республики Беларусь и Китайской народной республики. Всего будут задействованы 33 экипажа ВВС, 1 экипаж ВМФ России и по два от Китая и Белоруссии.

В конкурсе принимают участие экипажи различных родов авиации. Оперативно-тактическая авиация представлена самолетами Су-27, МиГ-29, Су-24, Су-25, армейская — вертолетами Ка-52, Ми-24, Ми-8, дальняя — самолетами Ту-22М-3, военно-транспортная Ил-76. ВВС Китая представлены самолетами Су-30МКК, а ВВС Белоруссии самолетами Су-25. В соревнования принимают участие более 200 человек летного и инженерно-технического состава Военно-воздушных сил трех государств. Липецкий авиацентр представлен 8 летчиками на самолетах Су-27, МиГ-29, Су-25 и Су-24.

Открытие конкурса пройдет в Воронеже на базе Военного учебно-научного центра Военно-воздушных сил 22 июля, там же состоится спортивная часть конкурса. 28 июля в Липецке пройдет подведение итогов конкурса, награждение победителей и его торжественное закрытие. В этот день на военном аэродроме состоится грандиознейшее авиашоу, на котором ожидается выступление не только липецких «Соколов России» но и пилотажных групп «Стрижи», «Русские витязи» и «Беркуты».

Однако не каждый желающий сможет присутствовать на военном аэродроме, где состоится закрытие международных соревнований. Но, руководство ВВС и авиацентра заранее оповестила общественные и ветеранские организации, объединения, учебные заведения о проведении 28 июля авиашоу и предложила самостоятельно организовать поездку на авиабазу, на своем транспорте, с заранее поданной заявкой. Грандиозное авиашоу увидят ветераны, общественники, студенты и школьники а также дети из загородных и школьных лагерей.

http://news.mail.ru/