Антон Орех рассуждает о религии, святынях и народных приметах
Не так давно я был в Иерусалиме. Для христиан (да и не только для них) это место священное. Мы подошли к Стене Плача, побывали в храме Гроба Господня. И нас потом спрашивали: что вы почувствовали? ощутили ли трепет, вдохновение? Нет. Дело даже не в том, что я, откровенно говоря, не могу назвать себя верующим человеком.
А дело в том, что все это больше походило на аттракцион. Оставим в стороне фантастические вопросы и реплики туристов («А Христос действительно был евреем?», «В каком же красивом храме все-таки распяли Христа!». Диалог с гидом: «А это православный храм?» — «Нет, здесь представлены сразу шесть конфессий». — «Тогда я в него не пойду». — «А в собор Парижской Богоматери вы ходили?» — «Конечно!» — «Он же тоже не православный». — «Но про него же в книжке написано!»).
И чем ближе народ подходил к святыням, тем азартнее он становился. Фотоаппараты щелкали непрерывно, люди позировали на фоне места, которое, по идее, было местом погребения. Это все равно что начать сниматься на кладбище. А тебя еще и подгоняют, мол, не задерживаемся, проходим, поклонились поскорее, поцеловали камень и давайте швыдче. Конвейер святости.
По соседству же регулярно происходит то, что называют «иерусалимским синдромом». Когда люди вдруг начинают «творить чудеса», чувствуют в себе сверхъестественные способности, им являются Богородица и Сам Спаситель…
А наибольшее впечатление на посетителей произвел человек, чья семья вот уже восемь веков по традиции запирает и отпирает двери храма. Ему Путин подарил часы, и он их носит. И показывает туристам, которые с небывалым ажиотажем начинают фотографировать и этого господина, и его часы. Так вот очень распространенная реакция на это — неверие. Не может быть, чтобы сам Путин ему часы подарил. Еще пять минут назад эти же люди охотно верили, что на этом месте Христа распяли, но часы Путина кажутся им невероятным событием.
А еще я вспомнил, как в прошлом году в Россию привезли Пояс Богородицы.
И как народ сутками стоял на холоде — только бы увидеть, прикоснуться к великой святыне. Правда, когда у людей спрашивали, зачем они стоят, многие искренне отвечали: как же можно пропустить такое событие — это же круто, Пояс Богородицы! Когда «такое» еще привезут!
Еще вспоминаю я очереди на Пасху у храмов. Стоят святить яйца, плюют под ноги, рассказывают скабрезные анекдоты, спорят, кто стоял первее, пихаются.
И конечно, незабываемы телевизионные картинки, когда в храме рядком стоят министры и депутаты, и все как один со свечками и крестятся.
Я все это вспоминаю, потому что сейчас, как никогда, часто говорят, что народ наш особо духовен, что мы возвращаемся к исконным ценностям. И не забудем также, что осенью в школах фактически начнется религиозное преподавание. Пускай и не в виде Закона Божия, но с подтекстом.
Как отец восьмилетнего ребенка я этого опасаюсь. Потому что в своей жизни видел не так много людей истинно верующих. И не просто верующих, а верующих без фанатизма, людей, чья вера и жизнь вызывают искреннее уважение. И вот эти люди (кстати, представители разных конфессий) говорили мне: вера — вещь интимная, негромкая. За веру нельзя ставить оценки в школе, потому что в вере нет шкалы. Если зубрить священные книги, это не сделает вас чистым и праведным.
Если преподавать религию как элемент культуры, если говорить детям, что нет плохих или хороших религий, что ни одна религия не призывает к насилию, что, понимая веру другого человека, мы становимся толерантнее, то… То кто будет это преподавать? Где взять столько терпимых, образованных и порядочных преподавателей? А если преподавать должны священники, то как быть с Конституцией, отделяющей Церковь от государства и школы?
И как быть с тем, что Россия — по той же Конституции — страна светская? При этом праздник Рождества — официальный выходной, а Курбан-байрам, например, нет. Радостно ли слышать десяткам миллионов наших неправославных сограждан, что они живут в православной стране?
Один человек сказал очень верно: мы не верующие, мы суеверные. Посмотрите, сколько граждан в быту ходит с крестиками. Крест превратился в аксессуар, элемент декора и даже эротизма. Идет тетенька, а между грудей распятие. И мужики балдеют.
Крест — как украшение. Крашеные яйца как блюдо на столе вместе с куличом. Великий пост — как повсеместная борьба с лишним весом. Хочется сказать одну фразу… это банально прозвучит… Но о душе пора подумать. Даже не в религиозном смысле, а в самом обыкновенном.
Если Патриарх выступает как начальник отдела пропаганды, а руководители конфессий заседают на приеме у светского начальства как на селекторном совещании, если храм превращается из интимного места в центр досуга зевак, если святыни становятся аттракционом, если вера подменяется атрибутами, а разговор о религии в школе грозит свестись к борьбе за хорошие оценки в дневниках, если все это сложить вместе — то где же наша особая духовность?
К каким традициям мы возвращаемся и на каких корнях собираемся расти?
Автор: Антон Орех